Иерусалим

Де Ридфор мгновение в упор смотрел на него, добиваясь ответного взгляда, но Раннульф, как всегда, смотрел себе под ноги.

Сбор призвали к порядку, произнесли молитву и объявили начало выборов. С самого начала было ясно, что реальные шансы на успех только у двоих — де Ридфора и Жильбера Эрайя. Всё это время Раннульф стоял, опустив глаза и сложив руки на рукояти меча — и молчал.

Началось голосование — голосовали согласно званию, первыми старшие офицеры. Один за другим они произносили имя де Ридфора, и маршал уже чувствовал себя почти магистром Храма. Хотя он трудился для этого многие годы и сделал всё, чтобы наверняка обеспечить себе успех, — сейчас, когда мечта сбывалась, у него сладко кружилась голова от приятного удивления, как если бы удача пришла к нему совсем нежданно.

Наступила очередь Раннульфа. Норманн поднял голову и на сей раз прямо взглянул на де Ридфора — лицо его почернело от злобы.

— Нет сомнения, де Ридфор, что ты выиграешь эти выборы, — сказал он. — Но я буду голосовать за Жильбера Эрайя, и не потому, что он мне нравится, не потому, что лучше его магистра не найти, — я лучше его. Но выбор между ним и тобой, а я скорее проголосую за паршивую дворняжку, чем за тебя, де Ридфор.

Он опустил глаза и больше не сказал ничего. Де Ридфору стало жарко, словно его сунули в горн. Он знал, что все смотрят на него; он чувствовал себя так, словно его прилюдно высекли плетьми. И он даже не мог нанести ответный удар. Стычка с Раннульфом была бы сейчас слишком рискованна. Ему пришлось промолчать и ждать, пока не выскажутся оставшиеся офицеры, — так он оказался унижен в миг своего торжества.

Собрание закончилось, и тамплиеры гуськом направились к выходу. Де Ридфор рассчитал время и сумел оказаться у двери одновременно с Раннульфом.

— Ты мне заплатишь за это, — прошипел он.

Раннульф лишь рассмеялся ему в лицо и шагнул за порог трапезной. Во дворе его поджидал Стефан л'Эль с лошадьми. Де Ридфор смотрел им вслед, и во рту у него пересохло. Уверенность Раннульфа пугала его. Во всём этом есть нечто, чего он не знает, и он не посмеет ничего предпринять против Раннульфа, пока не выяснит, в чём дело. Двое рыцарей уже скакали по мощёным плитам, направляясь к воротам в город. Де Ридфор напомнил себе, что он их магистр, магистр Храма, величайшего в мире войска; он не должен склоняться ни перед одним человеком в мире, кроме Папы. И всё же колени у него ослабли. На следующий день он поскакал в Наблус, где был двор Жослена де Куртенэ, и уговорил опекуна короля перевезти Бодинета и его телохранителей из Иерусалима на север, в Акру, — ради здоровья мальчика.

ГЛАВА 27

— Превосходная работа, — сказала Агнес. — Твой отец гордился бы тобой.

Прикрыв глаза ладонью, она смотрела на фронтон часовни, стоявшей среди тёмных кипров Масличной Горы.

— Статуи просто великолепны.

— Помню, я приходила сюда ещё ребёнком, — сказала Сибилла. — Когда стояли одни только стены. Я всё боялась, что младенца Иисуса намочит дождь.

Алис, стоявшая рядом с ней, засмеялась.

Выстроенная из розового камня, в новом французском стиле, часовня казалась больше, чем была на самом деле. Начал её строить ещё отец Сибиллы, брат продолжил строительство; теперь Сибилла завершала его, получая от этого занятия огромное удовольствие. Вот он, думала она, настоящий труд королей.

Портик часовни прятался под заострёнными арками; над ними в камне была череда ниш. Позднее в этих нишах встанут статуи. Первая уже была на месте — архангел с мечом и злобный поверженный дьявол у его ног. От изгиба крыльев до кончика меча ангел был безупречным воплощением силы, в то время как дьявол был расплющен, словно лягушка, лицо искажено, язык высунут наружу.

— Вот красивая статуя, — заметила мать.

— Ангел напоминает мне де Ридфора, — сказала Сибилла.

Мать засмеялась:

— О да, верно. То-то он был бы счастлив, если б узнал.

«Но дьявол, — подумала Сибилла, — напоминает мне Раннульфа».

Она опустила глаза. Вдоль портика, в клубах белой пыли рабочие поднимали леса, чтобы поместить на место в нише следующую статую. Это был молящийся пилигрим, который склонил голову над сложенными для молитвы руками.

За спиной Сибиллы разнёсся пронзительный визг:

— Мама!

Она обернулась, и на сердце у неё посветлело: через двор, заваленный грудами камня и брёвен, ковыляла к ней дочь.

— Мама, вот!

Спутанные кудри Жоли блестели как золото, грязное личико сияло. В ладонях она несла пригоршню хорошеньких камушков; Сибилла склонилась над ними, восторгаясь каждым по отдельности. Подняв голову, она увидела, что по двору к ней идёт Ги. Он улыбался; лицо его было лицом взрослого ребёнка. Сибилла помахала ему рукой и подняла Жоли на руки.

— Баба, — сказала Жоли и протянула бабушке замурзанные ладошки со своими сокровищами.

— Знаешь, — сказала Агнес, — они перевезли бедного Бодинета в Акру.

Ги подошёл к ним, вскинул голову, оглядывая часовню.

— Недурно, — заметил он. — Статуи весьма милы.

Он говорил так из вежливости: подобные вещи его не интересовали. Взгляд его тотчас обратился в сторону Иерусалима, на гору напротив. Сибилла обещала утром поехать с ним на охоту, чтобы можно было весь сегодняшний день посвятить часовне.

— Как я уже сказала, Бодинет в Акре, и я собираюсь навестить его. Я думала, может быть, ты захочешь поехать со мной.

— Я? — переспросила Сибилла, застигнутая врасплох.

Ги повернул к ним голову:

— Акра? Разве там не хозяйничает Триполи? Она не может ехать туда.

— Король болен, — сказала Агнес. — Может, даже очень болен.

Сибилла обернулась, взглядом подозвала Алис и передала ей Жоли.

— Всё равно она не может поехать в Акру, — сказал Ги. — Я ей запрещаю. — Он произнёс эти слова важным голосом, исходившим, казалось, из самого нутра.

Сибилла глянула на мать; их взгляды встретились, и по этому невидимому мостику пробежало невысказанное послание.

— Пожалуй, нам пора возвращаться, — сказала она вслух. Агнес улыбнулась дочери:

— Да, пожалуй, пора.

В Акре король жил во дворце, называвшемся Борегар, в северной части города. Агнес направилась туда вместе с графом Триполи, который как раз гостил в городе, и знакомым лекарем, знаменитым евреем, которого называли Филиппом из Акры.

Дворец охранялся строго, словно во время войны; у каждой двери, у каждых ворот их останавливали. Наконец они прошли в сад на задах дворца. Здесь их остановил ещё один стражник, на сей раз тамплиер с медно-рыжей бородой, который не позволил им пройти дальше, но послал сообщить об их прибытии.

Внук прибежал быстро, лицо его сияло.

— Бабушка!

Он подошёл к рыжебородому рыцарю и взял его за руку.

— Бабушка, это мой друг Мыш. Он рыцарь-тамплиер, он очень храбрый и замечательный.

Агнес подняла глаза на рыцаря:

— Рада нашей встрече, сэр Мыш. Что за лестные похвалы!

Рыцарь улыбнулся ей. У него были синие глаза, и держался он с подкупающим изяществом.

— Благодарю, госпожа моя, — сказал он. — Королю нравится восхвалять меня.

Король, по сути, висел на его руке, и рыцарь стоически терпел такое обращение.