Иерусалим

— Не могу! — вскрикнул Мыш, и тогда она вышла из темноты на свет свечей и остановилась в изножье гроба.

— Я знал, что ты здесь, — сказал Раннульф. — Когда говорил Жослен, я слышал в его голосе твои слова.

Сибилла стояла у гроба, прямая и тонкая, в длинном белом платье, с огромными глазами. Уставшему Раннульфу казалось, что её окружает озеро струящегося света. Из недр этого озера донёсся её голос:

— Завтра Триполи уезжает в Тивериаду. А я поеду в Иерусалим и там стану королевой.

— Зачем же ты явилась сюда и говоришь мне всё это?

— Затем, что хочу, чтобы ты не вмешивался. Из всех людей в этом королевстве ты — единственный, чьи поступки я не могу предугадать.

Раннульф переступил с ноги на ногу:

— Как же я могу не вмешиваться? Я рыцарь Иерусалимского Храма.

— Тогда скажи мне, что ты на моей стороне. Я рождена для того, чтобы править в Иерусалиме. Кто ещё может там править?

— Есть Триполи. Он тоже говорит о мире с султаном.

— Триполи — узурпатор. Раннульф, Господь желает, чтобы я стала королевой. Я наконец исполню волю Господню в этом королевстве. Я заключу мир и положу конец кровопролитию — Святую Землю, поле битвы, я превращу в цветущий сад мира!

— Так хочет Бог, — сказал Раннульф.

— Нет! — Сибилла метнула на него взгляд, пылающий, как меч ангела. — Бог не хочет этой бесконечной войны. Бог не злой.

— И не добрый. Он просто Бог, вот и всё.

— Ты богохульствуешь! Ты вечно всё выворачиваешь наизнанку: зло есть добро, убийство — святость, жизнь — ад, а Небеса — поле битвы. Люди страдают и умирают, а ты читаешь проповеди, говоря, что так хочет Бог!

Раннульф не мог оторвать от неё глаз. Он наклонился и постучал костяшками пальцев по крышке гроба.

— Сибилла, я нёс стражу у его смертного ложа. Где была ты?

Глаза её расширились. Она открыла рот, но ничего не сказала и, развернувшись, ушла во тьму.

— Ты назвал её по имени, — сказал Стефан.

— В самом деле? — Он был измождён до предела. Ему хотелось погрузиться в беспамятство сна.

— Ты говорил с ней и прежде, — заметил Стефан.

— В Монжисоре. Когда я убил Жиля. Меня хотели повесить, а она спасла меня. Она одна заступилась за меня и спасла мне жизнь. Я люблю её. Ради неё я готов сразиться с целым миром. Вместо этого сражением заканчивается каждая наша встреча.

— Теперь она станет королевой.

— Как захочет Бог.

— И что тогда?

— Будем исполнять приказы. То же, что мы делаем и всегда. У нас нет выбора, верно? Так к чему беспокоиться об этом?

— А как же она?

— Что — она?

— Ты спал с ней?

Пальцы Раннульфа сжались в кулак.

— Не смей говорить о ней так.

— Значит, не спал.

— Как я мог? Она замужем, она принцесса, она будет королевой Иерусалимской. Здесь у меня тоже нет выбора.

Стефан остро смотрел на него:

— А если бы был? Если бы ты мог овладеть ею, забыть о Боге?

— Этому не бывать, — сказал Раннульф.

Стефан покачал головой:

— Ты такой же, как все мы, Раннульф. У тебя нет веры. Ты просто выполняешь приказы. Вот твоя вера — и более ничего.

Раннульф не ответил. Помедлив мгновение, он вновь перекрестился. Он знал, что Стефан прав. Остаток ночи они простояли, так и не сказав друг другу ни слова.

ГЛАВА 28

Ги де Лузиньян добрался до Иерусалима на закате, когда уже закрывали ворота. Повсюду в городе были тамплиеры: они несли стражу у ворот и на стенах, ездили отрядами по улицам. Ги направился прямиком в цитадель; во внутреннем дворе его поджидал Жерар де Ридфор.

— Ты готов? — спросил магистр.

— Не знаю, — ответил Ги. — Я не понимаю, что происходит. Где принцесса, моя супруга? Она должна быть в монастыре в Сидоне.

— Она здесь, — сказал магистр. — Она была в Акре, когда умер король, и до сих пор они с Жосленом действовали неплохо. Она убрала с дороги Триполи, а патриарх, конечно, готов дать себя уговорить на что угодно. Он привёз священное миро, корону и мантию; завтра он помажет её на иерусалимский трон.

Ги взглянул на башню, каменный квадрат, вонзавшийся в сумерки. В узкое окно пробивался жёлтый свет свечи. Сибилла солгала ему. Всё время он тосковал по ней, мечтал о её возвращении и считал, что она занята набожными трудами, — а она солгала ему.

Он жалел, что дал понять это де Ридфору. Все сочтут его дураком, который не в силах управиться с собственной женой.

Сейчас она там, наверху, и Ги знал, как она напряжена сейчас, так близко к заветной цели. Её огонь непреодолимо притягивал его. Он двинулся вперёд, но магистр ухватил его за руку.

— Нет. Выслушай меня. Помнишь, однажды я сказал тебе, что ты будешь королём Иерусалима?

— Сказал, — согласился Ги.

— Отлично. Тогда слушайся меня. Завтра, когда она примет корону, она должна отдать её тебе. Обещай ей всё, что ни понадобится, но она должна отдать тебе корону, иначе всё пропало — ни один мужчина не пойдёт воевать за женщиной. И тогда Триполи ещё может восторжествовать.

Ги облизал губы. Он давно уже потерял интерес к бесконечным нотациям, интригам и хитроумным комбинациям де Ридфора. Взгляд его был прикован к оранжевому свету в прорези окна.

— Я должен её увидеть, — сказал он и зашагал через внутренний двор к лестнице, которая вела наверх. Де Ридфор двинулся следом, отставая на несколько шагов.

Ги ненавидел цитадель, тесную и мрачную. Прежде он был здесь лишь однажды, когда представлялся Бодуэну Прокажённому, и ему казалось, что даже на лестнице его ноздри до сих пор ловят слабый запах болезни и смерти. Он прошёл через лестничную площадку, на которой во множестве толпились в полумраке люди, ожидая событий, и вошёл в тронный зал с тремя узкими окнами и возвышением для трона.

Сибилла не сидела на троне — она стояла посреди зала, залитая светом всех ламп.

— Нет, к чему? — говорила она, когда вошёл Ги. — Завтра вечером всё будет сделано, и пусть тогда он сам всё узнает. — Принцессу окружали её сторонники; магистр Храма вошёл вслед за Ги. — Мы не двинемся с места, пока не узнаем его намерения, — продолжала она. — Пускай он совершит промах.

Во время речи Сибилла перебегала взглядом с одного лица на другое и только сейчас увидела Ги. Лицо её осветилось радостной улыбкой.