Игра Джералда

Это вполне может быть твой отец, – прошептала какая-то новая, совершенно чужая часть ее сознания. И Джесси с ужасом осознала, что это был голос, в котором безумие и рассудок слились воедино. – Даже не сомневайся, такое вполне возможно. При свете дня люди обычно чувствуют себя в безопасности от привидений, упырей и живых мертвецов. Да и ночью, если ты не один, тоже бояться нечего. Но если ты совсем один, в темноте… то они тут как тут. Когда ты один в темноте, ты превращаешься в открытую дверь; и если ты позовешь на помощь, Джесси, кто знает, что за ужасные существа могут откликнуться на твой зов? Кто знает, что видели те, кто встречал смерть в одиночестве? И вполне вероятно, что некоторые из них умерли от страха, и не важно, что было записано в их свидетельстве о смерти.

– Я не верю, – сказала Джесси дрожащим голосом. Она специально говорила громко, чтобы добиться хотя бы подобия твердости, которой не было на самом деле. – Ты не мой отец! Тебя вообще нет! Ты – всего лишь игра теней и лунного света!

Как бы в ответ на ее слова фигура в углу согнулась в насмешливом поклоне, и на мгновение лунный луч осветил лицо – слишком реальное, чтобы сомневаться в его реальности. Джесси хрипло вскрикнула. В мертвенно-бледном свете луны лицо незваного гостя было похоже на жуткую карнавальную маску. Это был не отец. По сравнению со злом и безумием, что проступали в чертах незнакомца, ее папа был бы просто душкой, даже после двенадцати лет в холодном гробу. Красные и воспаленные глаза мерцали в глубоких глазницах, окруженных морщинами. Тонкие губы изогнулись в сухой ухмылке, обнажив бесцветные неровные зубы, похожие на собачьи клыки.

Одной рукой он поднял с пола предмет, который был скрыт в тени от бюро. Сначала Джесси подумала, что незнакомец принес портфель Джералда из маленькой комнаты, которую муж использовал как кабинет. Но когда существо поднесло портфель ближе к свету, она увидела, что он был значительно больше, чем у Джералда, – скорее он напоминал старомодный портфель коммивояжера.

– Пожалуйста, – обессиленно прошептала она. – Кто бы вы ни были, я вас прошу, не трогайте меня. Вы не обязаны мне помогать, я все понимаю, но, пожалуйста, не трогайте меня.

Он улыбнулся шире, и что-то сверкнуло во рту. Видимо, у него были золотые зубы или пломбы, как у Джералда. Казалось, что он беззвучно смеется – словно радуется тому, что ей так страшно. Потом он расстегнул замки портфеля,

(я сплю, это и вправду похоже на сон; слава Богу, это всего лишь сон)

открыл его и показал ей содержимое. Там были кости и драгоценные украшения. Она видела кости отрезанных пальцев, кольца, зубы, браслеты, локтевые кости, кулоны. Бриллиант – такой огромный, что им подавился бы и носорог, – мутно поблескивал четкими гранями в маленькой детской грудной клетке. Джесси смотрела на это и очень хотела, чтобы это был сон… да, хотела… но если это действительно сон, то таких у нее никогда раньше не было. Место действия и декорации весьма походили на сон: Джесси прикована наручниками к кровати, и полускрытый в тени маньяк молча демонстрирует ей свои сокровища. Но ощущения…

Ощущения подсказывали, что это реальность. И здесь уже ничего не поделаешь. Это не сон.

Существо наклонило портфель, одной рукой поддерживая его снизу, чтобы Джесси смогла получше рассмотреть все сокровища. Другую руку оно запустило внутрь – в переплетение костей и украшений – и принялось перемешивать их с кошмарным сухим щелканьем и хрустом. Звук напоминал стук кастаньет. Существо продолжало таращиться на Джесси, и на лице у него читалось блаженное удовольствие. Ужасный рот еще больше растянулся в дебильной ухмылке. Сутулые плечи то опускались, то поднимались, как будто оно беззвучно смеялось.

Нет! – хотела крикнуть Джесси, но не смогла выдавить из себя ни звука.

А потом она вдруг почувствовала, что кто-то – скорее всего примерная женушка; вот ведь странно, она всегда недооценивала моральную силу и стойкость этой дамы – бежит в отсек, где расположены выключатели, размыкающие цепи в ее голове. Женушка – единственная из всех – заметила струйки дыма, которые показались из щелей защитных щитов, и поняла, что происходит. И предприняла отчаянную попытку выключить механизмы, прежде чем там случится короткое замыкание.

Ухмыляющаяся фигура в дальнем углу комнаты запустила руку поглубже в портфель, зачерпнула пригоршню костей и украшений и протянула их Джесси.

Что-то вспыхнуло у нее в голове, и наступила тьма. Она упала в обморок не изящно, как героиня барочной пьесы, – она просто дернулась и обмякла, как убийца, приговоренный к казни на электрическом стуле и наконец получивший разряд правосудия. Кошмару настал конец. Джесси Берлингейм погрузилась во тьму.

Глава 14

Очень скоро Джесси пришла в себя. Она пребывала в какой-то прострации и сознавала только две вещи: луна светила в окно с западной стороны, а сама она чего-то страшно испугалась, но чего – пока не могла вспомнить. Потом ее осенило: здесь был отец. Может быть, он до сих пор еще здесь. Правда, незваный гость был совсем на него не похож, но это лишь потому, что отец – когда он пришел к ней сюда – выглядел так же, как в день затмения.

Джесси попыталась сесть, отчаянно помогая себе ногами. Покрывало под ней сбилось. Руки вообще ничего не чувствовали. Пока она была без сознания, кто-то украл колющие иголочки, и теперь вместо рук у нее были две деревянные ножки от стула. Джесси взглянула в дальний угол. В ее глазах отражался рассеянный свет луны. Ветер стих, и тени решили отдохнуть от бесконечных плясок. В углу не было никого. Ночной гость исчез.

Откуда ты знаешь? Может, он просто где-нибудь спрятался. Может, он сейчас под кроватью… как тебе такая идея? И если он под кроватью, то в любой момент может вытянуть руку и схватить тебя за бедро.

Слабое дуновение ветра. Тихонько хлопнула задняя дверь. А в остальном – тишина. Ни звука. Пес затих, и это вроде бы ее убедило, что незнакомец ушел. Она осталась одна – совсем одна в темном доме.

И тут ее взгляд наткнулся на большое темное пятно на полу.

Небольшая поправка, – подумала она. – Это не пятно, это Джералд. Как можно было об этом забыть?!

Она откинулась назад и закрыла глаза. Горло саднило, но она не хотела просыпаться. Потому что если она проснется окончательно, ей придется признать, что это жжение в горле – не что иное, как жажда. Опять. Джесси не знала, сможет ли она нормально уснуть после такого глубокого обморока. Но именно этого ей сейчас и хотелось. Больше всего на свете ей хотелось спать… не считая, конечно, безумной мечты о том, чтобы кто-нибудь приехал сюда и все-таки ее спас.

Здесь никого не было, Джесси; надеюсь, ты это понимаешь. Это был – вот уж абсурд из абсурдов – голос Рут. Крутой девушки Рут, девизом которой всегда была строчка из песни Нэнси Синатры: «Когда-нибудь эти ботинки растопчут и тебя». Рут, которой хватило лишь взгляда на тень в углу, чтобы превратиться в горку трясущегося желе.

Ладно, лапуля, – сказала Рут. – Давай посмейся надо мной, если хочешь. Наверное, я это заслужила, но себя все равно не обманешь. Никого здесь не было. Воображение сыграло с тобой злую шутку. Всего лишь воображение и игра света и тени, и больше ничего.

Ты ошибаешься, Рут, – спокойно возразила женушка. – Здесь кто-то был, и мы с Джесси знаем кто. Хоть он и не выглядел в точности как папа, но это лишь потому, что на нем была маска затмения. К тому же лицо – это не самое важное, как, впрочем, и рост. Может быть, он был в ботинках на высоком каблуке. Или в туфлях на толстой подошве. Не знаю, в конце концов он мог быть и на ходулях.