Игра Канарейки

– Да может, он просто хотел её нанять, а теперь с этой ногой, на что она годится?.. – несмело предположил Бертольд.

Эльза покачала головой, залпом осушила чашку с элем.

– Хотел её, да-а-а, – потянула Эльза, похабно ухмыляясь. – Ты вообще видал, чтобы он смотрел так? Когда Болту кисть оторвало, кость белая была видна, он так не смотрел. А они, вроде, вечерами пили вместе.

– Так с ней он тоже пьёт! – воскликнул Бертольд.

– И только? – с сомнением протянула Эльза.

Если бы их разговор мог слышать кто-то кроме корчмаря Бьорна, и так перепуганного до смерти одним наличием в «Алхимии» «кабанов», Бертольду и Эльзе незамедлительно и очень сильно досталось бы. Но Бьорн молча протирал стаканы, Ольгерд гипнотизировал вино в чарке, а больше на первом этаже корчмы никого не было.

Канарейка собралась в дорогу за пару часов до заката. Она сделала несколько маленьких баночек с обезболивающей мазью, обильно смазала больное колено. Остальные сложила в дорожный мешок. Для удобства нанесения мази и чтобы лишний раз не тревожить колено, пришлось надеть только что купленную на рынке синюю юбку. Канарейка пыталась успокоить себя тем, что подол можно всегда отрезать или подвязать, а другого выхода она не видела. Если колено прихватит прямо на лошади, снимать штаны будет довольно затруднительно.

Поверх рубашки эльфка надела только что купленную портупею – на юбке нет кармашков и петелек, оружие придётся крепить на неё. Впрочем, портупея была куплена не только из практических соображений – она пригляделась Канарейке сразу, как только та её увидела.

Сверху – незаменимый и чудом выживший плащ, который должен был скрыть лицо и оружие эльфки.

Перед выходом из комнаты Канарейка всё же обернулась на трость, прислонённую к стене, легонько подпрыгнула на месте, проверяя ногу, и вышла за дверь.

Ольгерда внизу не оказалось.

Канарейка вышла через заднюю дверь к сараю, вывела ближнюю к двери чубарую кобылу и стала медленно и неуверенно седлать её.

Эльфка уже набросила на спину лошади седло, как сзади раздался больно знакомый голос:

– Ты крадёшь моего коня?

Канарейка поправила вещевой мешок и плавно развернулась, прокрутившись на носке больной ноги. Обезболивающее превосходило все ожидания.

– Я верну.

Атаман скрестил ноги, опёрся на забор.

– Если не сдохнешь.

Канарейка поджала губы, принялась возиться с подпругой.

– Ты не думаешь, что это было грубо? – Канарейка развернулась к атаману с крайней степенью недовольства на лице.

– Было.

Эльфка покачала головой, затягивая ремешок подпруги.

– И что, будешь прикрываться своим «каменным сердцем»? Оно же каменное, а не сволочное, или я что-то неправильно поняла?

Канарейка откровенно срывала злость – на коня, больную ногу, ситуацию вообще.

– Тебе нравятся убийства и садизм?

Руки тряслись, эльфка сама не знала, что на неё нашло.

– Грабежи, насилие…

– А ты, значит, собираешься меня учить? – почти насмешливо спросил атаман. Канарейка повернулась к нему лицом.

– Ты, убийца, гончие листы на которую висят по всей Редании? Неуравновешенная девчонка, кидающаяся на смерть, как только ей представится возможность?

– А ты не такой?! – крикнула Канарейка. Какой-то пьяный кмет, проходивший вдоль забора, подпрыгнул на месте, оглянулся и быстро затрусил прочь. – Тебе же доставляют удовольствие драки и смерти?!

Ольгерд сжал эфес карабелы, уставился на эльфку и медленно проговорил:

– Мне ничего не доставляет удовольствие. И уж тем более, когда меня учит остроухая соплячка.

– Эта соплячка старше тебя раза в два, даже с твоим хвалёным бессмертием, и видела больше смертей, чем принесла последняя война.

Атаман улыбнулся чему-то своему, а Канарейке эта улыбка безумно не понравилась. Похожую она иногда ловила у Гюнтера О’Дима.

Эльфка отвернулась от Ольгерда, попыталась запрыгнуть на лошадь. С первого раза не получилось – ей явно не хватало сноровки и роста.

К глазам подступили слёзы. Канарейка попыталась украдкой утереть их рукавом – не хватало ещё, чтобы атаман увидел. Перед собой-то было стыдно за эту сцену, слова и чувства.

Эльфка ещё раз ухватилась за седло и неожиданно легко запрыгнула на лошадь. Оказавшись в седле, Канарейка увидела Ольгреда, держащего лошадь под уздцы.

– Спасибо…

– Пожилым надо помогать, так?

Эльфка устало улыбнулась. А ведь она ещё даже не доехала до хижины травника.

– Карина.

Ольгерд отпустил эфес сабли, потянулся к лежащей на сумке руке эльфки. Его ладонь была большой и холодной. Её рука – маленькой и горячей.

– Мы уезжаем. Когда закончите с этим делом, ты не поедешь с нами.

Это была не просьба. Не предложение. Факт.

Канарейка сдавленно выдохнула.

– Ничем хорошим это не закончится.

– Из-за каменного сердца?

– Если бы мы встретились до всего этого… Моего бессмертия, проклятия, всей этой потусторонней херни…

– До Ирис? – прямо и сухо спросила Канарейка.

Ольгерд опустил её руку.

Шельма. Сама же напомнила.

– Тебе пора, – сказал атаман.

– Да. До встречи, Ольгерд.

Эльфка стукнула лошадь по крупу, та неторопливо затрусила по дороге. Канарейка обернулась, увидела, как атаман закрыл двери сарая, прислонился к ним и достал трубку. Он поднял на эльфку взгляд, та быстро отвернулась и накинула капюшон.

Стражник у городских ворот задремал, оперевшись о собственную алебарду, и даже не заметил чубарой кобылы, везущей закутанного в плащ всадника.

Стражник проснулся только тогда, когда этот всадник, проехав не больше двадцати шагов от ворот, громко и смачно выругался по-краснолюдски.

Из придорожного кустарника выпорхнула, испуганно крича, стая ворон.

Комментарий к XVII. Сердца

Выпала из зимней спячки, принесла вам главу.

========== XVIII. Детали ==========

Безопасных игр не бывает. Есть только игры, стоящие и не стоящие свеч.

Кодрингер

Ночь опустилась на лес в считанные минуты. Отовсюду стали доноситься негромкие завывания, иногда в темноте обрывался высокий писклявый крик, прямо под копытами лошади пару раз хрустела или ветка, или чей-то панцирь, или кости.