Игра Канарейки

Канарейка разлепила глаза.

Она находилась в сырой пещере, освещённой одним тусклым факелом. Эльфку сразу жутко испугало, что руки её привязаны к деревянному столбу чуть поверх головы, а из одежды на ней осталась только нижняя рубаха, да и та была задрана до талии.

Канарейка сжала губы, зачем-то пытаясь сдержать крупные слёзы, тут же выступившие на глаза. Боль в телесном низу довольно красноречиво говорила о том, что с ней делали, пока она была без сознания.

Поэтому на неё и потратили столько фисштеха.

Изо рта вырвался рваный выдох, она уткнулась лицом в собственное плечо, чтобы никто не увидел этих слёз. Ей не полагалось плакать.

Канарейку и раньше ловили, связывали, но не убивали – живой сдать её страже было намного выгоднее. Её били, таскали по полу за волосы, мучали и издевались, но такого никогда не случалось. Теперь эльфка чувствовала себя невозможно грязной, даже грязнее какой-нибудь портовой шлюхи.

– На ремни пущу, ублюдки, – остервенело шептала она, пытаясь развязать узел на верёвке, связывающей запястья. – Собственным оружием вас… *Ghoul y badraigh mal an cuach…

Она обмякла, чувствуя себя невозможно вымотанной и обессиленной.

Послышались шаги, негромкий разговор и лязг доспехов. Из-за поворота вышли уже знакомый ей рахитик и молчаливый бородатый мужик в доспехе Ордена.

– Зырь, Салек, а сука-то проснулася! – выкрикнул рахитик и мерзко загоготал.

Салек, поймав горящий взгляд Канарейки, судорожно схватился за тесак.

Рахитик подошёл вплотную к эльфке, поднял её лицо за подбородок. Она поджала под себя ноги, вызывающе посмотрела на тощего рыцаря.

– Не боись, кто хотел, уже попользовался. Баба-то ты ничего.

Канарейка плюнула рахитику в лицо. Он отскочил на шаг, нечеловечески быстрым движением выхватил секиру и приставил кончик лезвия к шее эльфки:

– Убью тебя, сука. Ушки твои распрекрасные отрежу и пойду торговать ими на рынке.

– Тебе не заплатят за мёртвую меня. Живая я стою дороже, – прохрипела Канарейка каким-то не своим голосом.

Рахитик плюнул в сторону, обернулся к Салеку. В этот момент он показался эльфке похожим на того скоя’таэля, который привёл её к Каетану много лет назад. Он был таким же безумным, пугающим и слабым одновременно.

– Салек, сходи погуляй.

Бородатый рыцарь ещё раз боязливо взглянул на полуобнажённую эльфку и засеменил к выходу.

Лицо рахитика казалось демоническим в бледном свете дрожащего факела. Он встал перед Канарейкой и стал расшнуровывать штаны. Глаза его мутно блестели от фисштеха, уголки губ дёргались, а руки дрожали.

Перед глазами Карины всплыла картина – кметов, долго притворявшийся другом, прознавший, что ей семнадцать, решил, что она уже достаточно взрослая. Эльфку застали дома одну, обездвижили и стали грубо раздевать. Тогда через в дом ворвался Каетан, единственной рукой порубил его в мелкую крошку. Тогда им пришлось бежать из деревеньки под Вызимой.

Канарейку затошнило.

Рахитик тем временем справился со шнуровкой и спустил штаны до колена.

Эльфку вырвало желчью под ноги рахитику, тот брезгливо отпрыгнул, резво натянул штаны, и, прикрывая нос, с гримасой отвращения отправился восвояси.

Канарейка обмякла, повисла на руках и обессиленно закрыла глаза.

Комментарий к XIV. Поиск

*Ghoul y badraigh mal an cuach. – Непереводимое и очень грязное эльфское ругательство, игра слов.

Глава жёсткая, с чернухой, ибо это Средневековье, мать вашу!

(следующую, эпическую и не такую чёрную ждите 31 :)

========== XV. Роза ==========

– Мама, это демоны? Это Дикий Гон? Привидения, вырвавшиеся из ада? Мама, мама!

– Тише, тише, дети. Это не демоны, не дьяволы. Хуже. Это люди.

Кметка при виде банды Крыс

– Там хибара. У входа два рыцаря.

Ведьмак вернулся на лесную полянку, беззвучно пробравшись через кусты сухого валежника. Атаман поднял взгляд от своей карабелы, которую он натачивал, поднялся со ствола поваленного дерева и кивнул.

Несколько «кабанов», в числе которых были Адель, Эльза, Бертольд, лысый детина с русалкой на плече и хилый перепуганный лекарь, одновременно, будто по сигналу, поднялись с земли.

Геральт осмотрел эту братию и вздохнул. Уж как он не любил драться вместе с кем-то – тогда нужно было следить за мечом ещё тщательнее и пристальнее, чтобы не рубануть по союзнику – а сейчас не был другого выхода. Рыцарей внутри могло быть и тридцать, и сорок, рука до сих пор ныла, а Ольгерд довольно жёстко дал понять, что ранение ведьмака было только предлогом.

Пока «кабаны» рассредотачивались по кустам вокруг хибары, атаман пытался понять, почему его сюда занесло, на кой ему сдалось играть в грёбаного спасителя и вытаскивать эту эльфку. Это был уже второй день, как они болтались по лесам вокруг Оксенфурта, гоняли рыцарей Ордена Пытающей Розы и громили их лаборатории по гону фисштеха. Из найденных ими писем складывалась очень нелицеприятная картина, которая, впрочем, мало интересовала Ольгреда. Часто в этих письмах мелькал какой-то «С. Т.», по заказу которого, похоже, и взяли Канарейку. Каждый раз, когда атаман прокручивал это всё это в голове, внутри сжимался, начинал клокотать и метаться какой-то неприятный, тяжёлый комок.

Ярость.

Не та ярость, на которую он был способен когда-то, раньше, но её шёпот, отголосок, который всё же казался атаману благословением. Он чувствовал себя более живым.

Ольгерд выпрыгнул на поляну с одной стороны, Геральт – с другой. Два резких красивых движения двух мечей, и вот рыцари лежат на земле бездыханные. «Кабаны» вышли из чащи и направились к покосившейся, поросшей мхом хибаре.

Канарейка уже потеряла счёт часам, которые она находилась в таком сонном обессиленном состоянии. С тех пор, как её вырвало, а это было очень давно, никто из рыцарей к ней не походил. Рахитик сначала метался по пещере, громко чихал и ругался, оплевал весь пол, а потом, видимо, получив ещё фисштеха, утихомирился и захрапел. За ближайшим поворотом, шагах в двадцати от эльфки, в тени, падающей от дрожащего факела, были видны две фигуры. Они что-то пили, стучали кружками о столешницу и вели негромкий разговор, который из-за сводчатых потолков пещеры разносился всюду.

– Ну и когда он будет? – хрипло спросил один.

– Да хуй его знает, – плюнул второй.

Канарейка выпрямила затёкшие ноги, под голенью камушек стукнулся о другой.

– Чё ты там шебуршишь, сука?! – крикнул один из рыцарей. Тень его осталась сидеть за столом. Он понизил голос и обратился к товарищу:

– У меня от неё нервишки шалят.

– Да то ж токма эльфка. Видал, какая худющая?

– Видал, – кивнула тень. – А народу сколько положила.

– Скоро нильф приедет и заберёт её. Обещал заплатить побольше, чем за порошок.