Игра Канарейки
Шрифт:
Ольгред покачал головой.
– Не могу.
Канарейка решила, что не хочет знать, о чём они тут говорили. Она поставила всё на стол, наполовину наполнила одну из чарок вином. Почти залпом осушила её. Как же она устала.
Атаман подошёл к кровати, взял с неё потрёпанную связку писем, протянул их Биттергельду.
– Это из той пещеры.
Гном растерянно принял письма, запихнул их в карман камзола.
– Как ты будешь его искать?
– Подниму парочку долговых книг…
– Возвращайся сюда, Бит. Если… когда что-то найдёшь.
Биттергельд коротко кивнул.
– Я тоже поеду, – обратилась Канарейка к атаману. – Буду нагонять ведьмака.
– Я дам вам лошадей.
Ольгерд
Канарейка охмелела, неловко зажала между ладоней дрожащие руки атамана. Эта дрожь была единственным, что выдавало его беспокойство.
Биттерегельд собрал в кулак всю свою тактичность, медленно и бесшумно вышел за дверь.
Ольгерд взглянул на Канарейку. Она нестерпимо хотела что-то сказать, но не могла найти слов. Атаман тоже не знал, что сейчас можно сказать.
– Я не могу не пойти. Хотя очень хотела бы.
– Не могу пожелать удачи. – Ольгерд дотронулся до щеки эльфки второй рукой. Канарейка чувствовала, как он пытался унять дрожь.
– Ты понимаешь, что если повезёт вам – я труп. Если повезёт мне – вы оба не вернётесь.
– Какие-то мы с тобой обречённые, – выдохнула Канарейка. Хотелось выпить ещё, расслабиться, отключиться, проспать пару недель. Может, тогда всё это наконец закончится? Она просто проснётся, и не будет всей этой мистической и волшебной требухи, у мужчины, в которого она влюблена, будет не каменное сердце, а самое обычное, гоняющее кровь по организму. Она не должна будет выполнять желания жуткого существа неизвестной природы, мечтающего заполучить душу этого мужчины. А может быть, она просто проснётся в своей кровати в маленьком отгороженном ширмой закутке в их с Каетаном доме в Вересковке, встанет, наденет потёртый охотничий костюм, возьмёт лук, перекинет через плечо колчан, нацепит на пояс мешочек для трав и отправится в лес. А вечером придёт Ани, они втроём будут долго пить чай и молчать.
– Абсолютно, – спокойно сказал Ольгерд. – Я никогда не смогу тебе ответить.
Враньём было бы сейчас сказать, что она и не ждала ответа. Она ждала. Ждала этого ответа как ничего другого, не могла думать больше ни о чём. Но всё это приходилось проглатывать, скрывать в улыбках и дурацких словах.
Настоящее сердце, если бросить его, не может разбиться. Отскочит, причмокнет мерзко, выплюнет струйку крови, но останется целым. Каменное же разлетится в мелкую щебёнку. От него не останется ничего, кроме пыли.
– Ответь хотя бы на это, – муркнула Канарейка, напуская на себя беззаботный вид. Потянулась к лицу Ольгреда и мягко поцеловала его. Губы атамана были грубыми от ветра. Сначала он замер, но потом обнял эльфку всё ещё дрожащими руками, прижал к себе. Ответил на её поцелуй, пытаясь услышать ответ от своего тела.
Но мысли были ясны и прозрачны, руки холодны.
Как Ольгерд хотел бы ответить Канарейке, но не мог.
Их поцелуй стал солёным на вкус – в него примешались слёзы убийцы.
========== XXX. Бестии ==========
Жаждешь справедливости – найми ведьмака.
Граффити на стене кафедры
Права Оксенфуртского университетаОльгерд фон Эверек распорядился дать путникам лошадей, выделил одного из своих ребят, чтобы он довёз гнома до Новиграда – править с таким ростом было довольно затруднительно. Биттергельд сначала отпирался, но потом всё же согласился через силу, тепло попрощался с Канарейкой и погрозил кулаком атаману, пообещав вернуться меньше, чем через дюжину дней.
Эльфка оставила вещи в новом доме «кабанов», взяла с собой только оружие и пару обезболивающих мазей – так, на всякий случай. Говорить что-либо Ольгерду напоследок совсем не хотелось. Она вообще планировала уехать, когда он на что-то отвлечётся или уйдёт куда-нибудь. Слова прощания значили бы то, что атаман и эльфка готовы мириться с тем, что они больше не встретятся. Канарейка уж точно не была готова.
Она сама затеяла над собой изнуряющую пытку. Она была мучителем, она же – жертвой. И угораздило её загадать это гадское желание не тому, кому надо, нарваться на единственного мужчину на Континенте, носящего в груди каменное сердце.
Канарейка перекинула через седло вещевой мешок, запрыгнула на каурую лошадь. Та этому почему-то не обрадовалась, заржала, вдруг встала на дыбы. Эльфка вскрикнула, попыталась поймать выскользнувшие из рук поводья. На шум из открытого сарая выскочил Ломонд, попытался схватить кобылу под узды, но та увернулась, и «кабан» чуть не цапнул её за хвост. Взбесившаяся зверюга закружилась, заметалась, подпрыгнула, пытаясь сбросить наездницу. Из дома выскочили ещё двое «кабанов», и втроём при помощи ругани и проклятий они всё-таки справились со строптивой лошадью. Канарейка спрыгнула на землю, повисла на столбе от забора.
– Твою ж! – шумно выдохнула Канарейка. – Что ещё за бестия?!
– Не знаю, милсдарня, она раньше такого не вытворяла никогда! – воскликнул высокий «кабан» с квадратной челюстью и засаленной косичкой на затылке.
– Ёбнулась что ли? – спросил растерянно второй «кабан», почесал шею.
– Дайте ей нормальную лошадь.
Все три «кабана» как-то инстинктивно выпрямились при звуке этого голоса.
Ольгерд фон Эверек стоял в дверях, положив руку на эфес карабелы. Его спина была прямой, как у каменных статуй, стоявших в саду, всем своим видом он словно пытался убедить окружающих и себя в том, что его ничто не мучает, что ему не страшно, а происходящее вокруг совершенно его не трогает. Но его зелёные глаза будто оттаяли, а плечи то и дело норовили устало опуститься.
Ломонд услужливо вывел уже знакомого эльфке жеребца, на котором она ездила на свадьбу в Броновицы. Канарейка запрыгнула на него, конь фыркнул, лениво отмахиваясь хвостом от назойливых мух.
Эльфка развернула жеребца к калитке, обернулась словно невзначай. Атаман всё так же стоял на пороге, молчал и смотрел прямо, куда-то мимо неё.
Канарейка выдохнула, ударила коня пятками по бокам. Впереди был долгий путь.
Корчму, находившуюся в семи милях от фамильного имения фон Эвереков, нельзя было найти ни на одной карте. Это было связано не с потусторонними силами и мистикой, а скорее с бесконечными тёрками здешнего хозяина с местным управленцем, уже который год настаивающим, что земля под корчму была занята незаконно и принадлежит ему. Поскольку бумаг, которые могли бы подтвердить его правоту, не было, этот спор затянулся на пару десятилетий. Кажется, обе стороны успели уже даже привыкнуть к этому и даже распробовать состояние вечной вражды: то один другому сарай подожжёт, то второй откажется кормить его людей. Впрочем, несмотря на все злоключения хозяина, «Золотой дракон» так и стоял на месте, принимая путников и насыщая местных жителей.