Игра Ловца
Шрифт:
— Саломея мертва, — сказал Бран, — Простор теперь можно брать голыми руками.
— Что?! Откуда ты знаешь?
— Знаю и все, — усмехнулся Бран, — рядом с Душеловом научишься многому.
— Вот поэтому вам и не доверяют, — сказал Эйгон, но тут его слова прервала некая суматоха в рядах наемников, стерегущих двери, — что там еще происходит?
— Вам идут подарить Дорн, — сказал Бран пристально глядя в глаза короля. Тот досадливо передернул плечами, но тут наемники расступились и перед королем упала на одно колено молодая черноволосая женщина в дорнийском халате.
— Ваше величество! — звонко крикнула она, — я Майя Уллер, дочь лорда Уллера злодейски убитого Саломеей. Она держала меня в заложницах, как и других дочерей дорнийских лордов, подвергая их страшным унижениям.
Эйгон растерянно посмотрел на разрыдавшуюся дорнийку, потом перевел взгляд на Брана и, наконец, неуверенно улыбнулся.
Все же окончательно Брану поверили лишь тогда, когда он обрушил Буреносец на статую, которую дорнийские лорды привезли в подарок Эйгону. Идол Душелова разлетелся на куски, поранив нескольких рыцарей и убив одного оруженосца, но зато теперь уже ни у кого не осталось сомнений, что Бран окончательно порвал с колдуньей. После этого удара Брана вновь охватила невероятная слабость — он почти лежал на ковре, выносившим его из замка. В холмах, где он отлеживался и набирался сил, его нашел Драуглуин — чтобы не смущать Эйгона, Трехглазый Ворон велел волку укрыться где-нибудь поблизости. Волколак пришел не один — за шиворот он приволок полумертвого от ужаса крестьянина. Бран, не долго думая, пронзил его сердце своим мечом и выпил душу, а потом еще и подкрепился сырым человеческим мясом. Лишь после этого он почуствовал, что набрался сил настолько, что смог вновь вернуться к Эйгону. С помощью черного меча он уничтожил еще три статуи Душелова — те, что раньше украшали храмы Тироша, Мира и Лиса. Все эти города ныне восстали против Империи, поддержав Эйгона, также как и Волантис приславший в Вестерос свои корабли и свое войско.
Именно тогда Эйгон, убедившись в провидческом даре Брана, назначил его своим Мастером-над-Шептунами (Варис к тому времени получил пост Десницы). Невзирая на ворчание Коннингтона, одним из первых указов молодого короля стало наступление на Запад. Армия шла обрастая пополнениями словно снежный ком: Дорн сдался Эйгону без боя — за всю историю Вестероса здесь еще не встречали Таргариенов с такой радостью, — не сильно сопротивлялись и Штормовые земли, где многие еще помнили командира Золотых мечей. Лишь в Просторе некоторые лорды, обязанные своим возвышением Бронну Блэквотеру, пытались дать отпор, но были наголову разбиты в битве при Сидрхолле. После этого армия Эйгона осадила Хайгарден, где еще держались Воины Девы. Остальные замки сдавались без боя — к тому времени весть о смерти Саломеи разнеслась широко, а Бронн еще находился в пути. Когда дорнийцы перевалили через Красные Горы и взяли Рогов Холм, большая часть Простора присягнула Эйгону Таргариену.
Бран участвовал во всех сражениях — бывалые воины поражались, сколь яро лезет в сечу калека на волшебном ковре и сколь ловко разит черный меч, всех, кто встает у него на пути. Бок о бок с ним неустанно следовал огромный черный волк, пожиравший после боя трупы врагов. Все новые и новые души питали Брана, делая его сильнее и ловчее, наполняя новой силой искалеченные ноги — и все чаще Бран вступал в битву рядом с королевскими рыцарями. Никогда раньше ему не доводилось сражаться, но сейчас в бою он не уступал и самым опытным наемникам.
Однако предстояла ему и еще одна схватка, самая тяжелая. Ведь оставался еще Старомест, где наемники и отщепенцы из лордов Простора, собирались продержаться до подхода Бронна. Они надеялись не только на доблесть своих мечей, но и на черную магию многочисленных подручных Саломеи. Впрочем сам Бран считал, что всерьез стоит принимать тут только одного врага.
«Не бойся темноты, Бран, — как встарь слышится знакомый голос. — Тьма будет тебе как плащ, как щит, как молоко матери. Она сделает тебя сильным».
Так говорил Трехглазый Ворон — теперь уже Бран знает его имя и его роль в истории Вестероса. Но почему ему кажется, что сейчас голосом Бриндена Риверса с ним говорит кто-то иной? Почему в его снах все чаще предстает Тьма — бескрайняя, беспроглядная, объявшая
его со всех сторон? И в этой тьме таится некто, шепчущий Брану советы и обещания. Этот же голос слышится и в шелесте ветвей огромного чардрева, чьи листья сочатся кровью, а на вершине расправляет крылья черная тень.«Не бойся Тьмы, Брандон Старк, — льется вкрадчивый шепот, — она великий друг и великий целитель. Тьма исцелила твои ноги, Тьма дарует и силу, что сделает тебя могущественней всех, кого ты когда-либо знал. Сильнее чем Бринден. Сильнее чем Душелов. Сильнее чем все боги».
Эту силу чувствует Бран и сейчас — сидя на ковре, зависшим на высоте трехсот футов. Хоть до Староместа не меньше трех лиг, Бран проникает мыслью на его узкие улочки и мощенные брусчаткой площади, пробирается по мостам через Мандер и поднимается к Звездной Септе. За ее окнами полыхают колдовские огни, слышится вой и бесовской хохот, а в ночном небе мелькают крылатые силуэты, бесплотными призраками проникающими сквозь крыши и стены. Проходит туда и сам Бран, оказываясь в большом зале, освещенном черными свечами. Расставленные по углам статуи темных богов отбрасывают жуткие тени, но в этой тени движутся еще более страшные существа, медленно выходящие на свет. Они сбираются вокруг черного алтаря, на котором стоит простоволосая женщина, облаченная в белый саван. Лицо ее синее, как у трупа, глаза мерцают, как у волчицы, а острые когти терзают младенческое тельце, брызжа кровью на подходящих к алтарю чудовищ. С обескровленных губ срываются жуткие словеса — на языке, который незнаком Брану, что не мешает ему понимать, что ведьма призывает проклятия на голову короля Эйгона и всех мятежных лордов и всех, кто выступил с оружием против законной власти Простора.
Но и ведьма не знает, кому она НА САМОМ ДЕЛЕ бросает вызов. Бран уже не тот, что раньше — шепчущий голос не солгал, обещая наделить его великой силой, также как и пожранные им души многократно увеличили его способности. Раньше он мог вселиться в зверя, в стаю воронов, в конюха-полуидиота — сейчас же он способен на большее. Его разум рассеивается, проникая в разумы нечеловеческих сознаний, подчиняя и приказывая им. И ведьма запинается на полуслове, когда черные тени угрожающе качнулись в ее сторону. Гневный крик заглушается устрашающим рыком, когда когтистые лапы, острые клыки, клешни и щупальца разом впиваются в тело ведьмы.
Когда утром наемники осмелились заглянуть в септу, то увидели там лишь опрокинутые статуи, оплывшие черные свечи да растерзанный в клочья саван.
Пират
— Из моря мы вышли и в море вернемся!
Эйрон Грейджой вещает словно Утонувший Бог, воодушевленный долгожданным возвращением на родные острова. В Винтерфелле он чувствовал себя больным: Север слишком чужд, слишком холоден и сух для кракена. Только у моря Железнорожденный чувствует себя живым, словно рыба брошенная обратно в воду. Холодный ветер налетал с севера, обрушивая на берег пенящиеся валы и соленые брызги насквозь промочили одеяние Эйрона, но тот и не подумал отойти подальше. На берегу, возле ярко пылающих костров стоят Марон Волмарк, Горольд Гудбразер, Доннор Солтклифф и иные лорды, принявшие сторону мятежного жреца. Но сам Эйрон их не замечает — также как и верных утопленников, мерным стуком палиц сопровождающих каждое слово пророка. Все они — ничто перед ликом Утонувшего Бога и для верного слуги его их все равно что нет. Есть только Он и его Жрец.
И еще Жрица.
Она возникает из морской пены, с мерцающими в ночи синими глазами и рыжими волосам, прилипшими к обнаженным плечам. Пленительное тело, словно вторая кожа, облегает переливающееся блестящими чешуйками одеяние, сшитое из кожи морских змей. А следом за ней из моря вздымаются ужасающие фигуры с извивающимися склизкими щупальцами.
— Из моря мы вышли, но соль его вод течет в наших венах, — подхватывает Санса-Эфрель, — дети Утонувшего Бога явились к беспамятным братьям своим, дабы напомнить им о завете их Великого Отца. Внимайте волнам, внимайте морю — ибо Тот Кто утонул, но возродился вновь шлет своих сыновей дабы утвердить Старый Закон по всему миру.