Игра с судьбой (продолжение темы "Рекрута")
Шрифт:
В одном из порубежных лесков ватагу ( а как еще назвать этот сброд?) Савина, насчитывающую теперь едва две сотни, поджидали возы с русским пехотным обмундированием и документы, предписывающие некоему воинскому подразделению следовать в определенный район.
Выйдя к месту засады, тщательно подготовились и, не видя смысла торчать здесь постоянно, ушли к расположенному в десяти верстах заброшенному имению разорившегося боярина Жукова, который подался осенью в столицу. Это место так же было предусмотрено планом, и в имении бандитов поджидали запасы провизии. Располагалось местечко вдали от другого жилья. Две ближайшие деревеньки были сожжены прорвавшейся
И наконец-то прибыл гонец с известием о приближающемся княжеском обозе, сопровождаемом всего-то сотней солдат. В открытом бою, может, и засомневались бы хлопцы в победе над всего-то вдвое уступающим по численности противником. Но пострелять из засады, да посечь неожиданным наскоком ничего не подозревающих путников казалось делом плевым. Тем более, что целью ставилось уничтожение единственного человека. Так что, в случае чего с остальными в схватку можно и не вступать.
На деле оказалось не так все просто. Хоть неожиданным залпом и удалось выкосить значительную часть сопровождающих обоз гвардейцев, но оставшиеся рубились каждый за двоих. От гвардейцев не отставали и возницы. Что уж говорить о боярах из свиты Светлейшего Князя? Пожалуй, честный бой бандиты не выиграли бы и при троекратном преимуществе. Но и сейчас, при почти пятикратном превосходстве, предатели за первые минуты схватки потеряли половину собратьев. Однако и сопровождение князя истребили почти все.
После того, как на дороге не осталось ни одного выжившиго русского воина, Евлампий в сопровождении присланного от Петра Голицына человека, осмотрел трупы у княжеской кареты. Не найдя того, кого искал, собрав остатки ватаги, ринулся в лес на звуки разрозненных стычек. Разослав по десятку в сторону каждой схватки, узнал-таки куда отступил Светлейший. Туда и ринулся с оставшимися тремя десятками. Остальные либо погибли в лесных стычках, либо продолжали сражаться где-то в зарослях. Ждать или искать их не было времени.
В результате устроенной гвардейцами засады, генерал потерял еще несколько человек, в том числе и присланного Голицыным,nbsp; День третий
но преследования не прекратил.
Река скрыла следы беглецов, но, разделившись на две группы и пройдя в обоих направлениях, обнаружили какие-то следы на льду вниз по течению, вероятно, оставшиеся от моего падения. Теперь уже двигались двумя группами по обоим берегам, тщательно осматриваясь в поисках следов.
Когда начало смеркаться, один из казачков, знающих здешние места, сообщил, что недалеко должен быть домишко бортника, обычно пустующий в зимнюю пору. Туда и двинулись на ночлег, отчаявшись найти беглецов.
Ночью на них неожиданно вышел Чинига с шеnbsp;стью уцелевшими хлопцами. После того, как вислоусый поведал о странном человеке, в одиночку напавшем на них, убившем троих и скрывшемся в ночи, а один из казачков сообщил, что видел того человека во время нападения на обоз рядом с княжеской каретой, Евлампий немедленно поднял всех и двинулся к месту описанного Чинигой происшествия.
М-да. Нет ну то, что мне
приписали часового, упокоенного Алексашкой, понятно. Но зачем приписывать еще и застреленного Панасом?
– Эй, Дмитрий, просыпайся. Нешто не выспался еще?
Открыв глаза, непонимающе смотрю на склонившееся надо мной небритое лицо, в глазах которого пляшут отражения небольшого костерка. Признаю Федора и, оперевшись о стену сарая, сажусь.
– Что? Обед принесли?
– задаю вопрос, продиктованный бурчащим желудком.
– Ага, - кивает тот, - принесли. Только не обед, а ужин. Тебе что подать,nbsp; рябчиков, али карасей в сметане?
– Рябчиков для начала, - отвечаю и оглядываюсь вокруг.
Костерок горит прямо посреди сарая. Дым поднимается вверх и выходит через дыру в разворошенной соломенной крыше. Через эту же дыру видно звездное небо. Значит снаружи уже стемнело. Когда только крышу успели разворотить? Днем-то этой дыры не было, иначе было бы светло.
Кроме меня и Федора в сарае только один гвардеец, стоящий с ружьем перед тремя сидящими у стены бандитами. Среди связанной троицы узнаю Панаса. Интересно, когда этот бедолага ухитрился присоединиться к ним? И где Чинига с генералом? Где, вообще, все?
– А где все?
– спрашиваю боярина.
Тот что-то в полголоса говорит гвардейцу и на мой вопрос не обращает внимания.
Встаю и, шагнув к костерку, протягиваю к огню озябшие ладошки. Заметив, что Федор отошел от солдата, повторяю вопрос:
– Где все? Мы что, уже свободны?
– А ты, Дмитрий, еще бы поспал, глядишь, и вовсе один остался, - ухмыляется тот.
– Мы уж сомневались, надо ли тебя будить, да вот приглянулся ты Светлейшему. Так что пойдешь с нами.
– Куда?
Боярин вновь оставляет вопрос без ответа и, оттолкнув дверь, выходит наружу. Следую за ним.
М-да, похоже я действительно проспал прилично - на улице совсем темно. Темно и тихо. Куда же все подевались?
В домишке, что посреди поляны, тускло светится маленькое мутное оконце. Туда и направляется Федор. Снег под нашими ногами скрипит в ночной тиши невероятно громко.
Уже ступив на невысокое крылечко, вздрагиваю от раздавшихся из сарая криков. Зыркнув в ту сторону, боярин недовольно морщится и открывает дверь. Крики резко стихают.
Заходя в избушку, оборачиваюсь и вижу выходящего из сарая гвардейца. Ружье у парня висит за спиной, а в руке сабля, которую он протирает какой-то тряпицей. М-да... Суровый век, как говорится...
– Не выстужай избу, Дмитрий!
– раздается сердитый голос княжьего денщика.
Федор уже скрылся внутри, а в дверях стоит собравшийся выходить Алексашка. Поспешно отступаю в сторону, давая ему дорогу, после чего захожу, захлопывая за собой пронзительно скрипнувшую дверь.
– Садись, Дмитрий Станиславович, пожуй чего бог послал, - сидящий за столом Светлейший кивает на ломти хлеба и крупно нарезанные куски белоснежного сала с толстыми мясными прослойками.
Сглотнув наполнившую рот слюну, поспешно направляюсь к столу.
– Да он такое не будет, - насмешливо кидает Басманов.
– Он как проснулся, сразу рябчиков да карасей в сметане затребовал.
Князь деланно изумляется, и они с боярином продолжают подначивать меня, весело хохоча. Я же, пережевывая жестковатое, но ужасно вкусное сало, пытаюсь запихать в рот еще и кусочек подсохшего хлеба. От напряжения в челюстях заложило уши, потому толком не слышу, о чем они мне говорят, лишь глупо улыбаюсь и на всякий случай киваю.