Игра в аду

– Иван.

Мы жмем друг другу руки, хотя видно, что обоим некомфортно от происходящего.

– Мне стыдно, что я пялилась на вас, – я стараюсь не встречаться с ним глазами.

Боюсь, что заметит в них знакомую бездонную пустоту.

– Вы хотели что-то спросить?

У него такой слабый голос. Будто он на смертном одре, когда каждое слово приходиться вытягивать из себя силой.

– Я бы спросила, но это будет крайне невежливо. Я бы даже сказала грубо.

– Я не боюсь грубостей. Спрашивайте, что угодно.

– Какой у вас диагноз?

Мне стыдно задавать подобные вопросы, но любопытство сильнее. Ведь есть же причина, по которой Игорь Андреевич мне на него указал.

Иван, должно быть, видел и слышал в жизни нечто такое, после чего утратил всякую способность удивляться. Он даже не меняется в лице после моего вопроса.

– Я страдаю посттравматическим стрессовым расстройством. Это началось, когда я вернулся с войны.

В горле у меня появляется ком.

Мое патологическое чувство вины не сравнится с синдромом «выжившего» после войны.

– И… как это происходит у вас?

– Даже не знаю, что сказать… - он опускает глаза - Уже полгода меня преследуют навязчивые воспоминания. Яркие картинки появляются перед глазами, и я не могу от них избавиться. И каждое такое воспоминание сопровождают ощущения, которые я испытал там… на войне. Находясь у себя дома, я вдруг начинаю чувствовать себя беспомощным и безумно напуганным. Сердце колотится, как ненормальное, меня то и дело бросает в холодный пот… Прошлое врывается в реальную жизнь… И вот, я уже снова слышу крики и выстрелы, вижу лица погибших людей, а иногда ощущаю движение горячего ветра. Ночами снятся сны, которые невозможно отличить от реальности. Они такие яркие… А шорохи... Услышав их, я вздрагиваю и начинаю дрожать от страха.

И пусть у нас схожие диагнозы, я не могу понять, как он держится. Как все еще остается на этом свете, где каждый день приходиться проходить через такие ужасные вещи.

– Спасибо, что рассказали. Извините, что заставила об этом говорить.

– Почаще встречайтесь с нашим врачом. Он помог мне. И дело здесь не только в правильно подобранных лекарствах.

Я киваю, мысленно обещая себе в следующий раз не быть такой грубой с Игорем Андреевичем.

Уходя, я снова слышу трескучий голос Ивана за спиной.

– Мне жаль ваших друзей.

– Мне тоже – шепчу я себе под нос.

34 глава

Спустя год, два месяца и шесть дней после игры

Мы с Максом ждем своей очереди на парасейлинг – так называемые полеты на парашюте над море.

– Боишься? – спрашивает сосед.

Я отрицательно мотаю головой, хотя напряжение нарастает с каждой секундой.

Люди – не птицы. Не известно, примет ли небо тебя в свои объятии. Или, посчитав инородным телом, исторгнет, пожелав поскорее избавиться.

Может случиться все, что угодно: оборвется трос, стая птиц налетит на парашют, поднимется сильный ветер, сломается катер. А, что еще более вероятно – от страха я потеряю сознание.

От накатившей тревоги хочется в туалет. Зачем я на это согласилась? Да понятно зачем. Я грежу парасейлингом уже много лет.

Интересно, а существуют люди с мечтами попроще?

Оказавшись на катере, я чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Как можно скорее, я плюхаюсь на сидение. Макс садится рядом.

– Эй. Ты как? – спрашивает он с улыбкой на лице.

– Нормально, – отрезаю я, отворачиваясь.

Когда мы начинаем отплывать от берега, нас начинают наряжать в жилеты. Сверху надевают пояс.

Оказавшись прицепленными к парашюту, мы с Максом сидим на палубе катера и ждем, когда взлетим.

Это происходит неожиданно и быстро. Раз и мы на высоте птичьего полета.

– Как красиво! – с восхищением говорю я, смотря на открывшийся вид.

Город и все люди в нем становятся такими маленькими и незначительными.

– Они похожи на муравьев, – говорит Макс, смотря на отдыхающих, плескающихся в море.

Все люди ищут свободы. И чаще всего находят, но она оказывается ложной. Здесь же, на высоте, я недосягаема для косых взглядов и по-настоящему свободна от своей жизни. Я не привязана к тому, что осталось внизу, мне нет дела до копошащихся на пляже людей. Единственное, что сейчас важно – это море и Макс на его фоне.

Когда мы спустимся через пять минут, я уже не смогу этого сказать. Потому что снова окажусь под гнетом повседневных забот и собственных мыслей. Пока я чувствую истинную, ничем не ограниченную, свободу, мне нужно с ним поговорить.

– Макс… - начинаю я.

– А?

Я смотрю на его загорелое мальчишеское и по-настоящему прелестное лицо. Макс сочетает в себе строгость и глупость, серьезность и смешливость, озабоченность и равнодушие. В один момент он может стать мужественным не по годам, а в следующий снова превратиться в рассеянного подростка. Его, обычно, счастливое лицо иногда становится траурным и таким скорбным, что по телу проходит дрожь. Чаще всего, он выглядит так, будто все знает, но бывают моменты, когда от удивления он выпучивает на меня свои светлые глаза. Кажется, что он никогда не страдал, но жизнь не просто поцарапала его душу, она разодрала ее на части и раскидала по разным углам, а он взял и самостоятельно склеил ее. И теперь, он делает это со мной. Собирает меня по частям и учит заново жить.

– Макс, я… Я не знаю, что буду делать, когда мы вернемся. Здесь замечательно, и я не знаю, как тебя отблагодарить, но всегда есть жизнь «после».

– А после будет обычная жизнь.

– С тобой? – несмело спрашиваю я.

Он широко улыбается.

– Со мной, если хочешь.

– Хочу, – уверенно говорю я.

– Хорошо, – он отворачивается, чтобы в последние минуты полета полюбоваться видом.

Я склоняю голову набок и смотрю на воду. Если бы мы сейчас упали и утонули, я бы ни капли не расстроилась.

35 глава

Спустя три месяца после игры

Мне стало лучше. Я даже начала выходить из дома и прогуливаться по району. Иногда паника налетает на меня вместе с порывом сильного ветра, но мне не составляет труда дать ей отпор.

Я снова обрела чувство безопасности и защищенности. Особенно, оно ощущается дома, когда мы с мамой в обнимку лежим под пледом и смотрим фильмы.

Я отправляюсь в магазин, но как только отхожу от подъезда, ко мне подходит незнакомая высокая темноволосая девушка.