Игра в аду

Следователь задает еще вопросы о ролях, кабинках, казни на электрическом стуле. Я терпеливо отвечаю на каждый, стараясь не думать, что я – часть произошедшего.

– Как вам удалось выбраться?

Если мне удалось оттуда выбраться, почему чувство такое, словно я там умерла?

– Там был парень… Он… - я зажмуриваюсь, вспомнив, как хладнокровно он расстрелял всех, кто остался в доме, - Он убил всех охранников и говорил что-то о зачистке.

Услышав последнее слово, следователь заметно напрягается.

– Зачистка? Есть мысли, почему он оставил вас в живых?

Потому что убить меня было бы слишком великодушно.

– Не знаю, – отвечаю я, отворачиваясь.

– Помните, как он выглядит?

– Смутно, – отвечаю я, хотя помню каждую его черту.

– Поможете нам составить его фоторобот?

Я молчу. Этот парень, кем бы он ни был, оставил меня в живых. А теперь они хотят, чтобы я его сдала? Мне кажется это неправильным.

– Аделина… Он не убил вас только потому, что у него не было соответствующих указаний. Вы же не думаете, что в нем проснулось чувство жалости или сочувствия? Он сделал ту работу, за которую ему, вероятно, заплатили приличную сумму. И, пока есть такие люди, как он…Такие, как вы и ваши друзья, будут страдать и умирать.

Я ощущаю себя нашкодившим щенком. Он, будто тыкает меня носом в мои же испражнения и заставляет ненавидеть себя еще больше. Если его целью было меня пристыдить, у него это получилось даже слишком хорошо.

– Я спрошу еще раз… - строгим тоном начинает он, - Поможете нам составить его фоторобот?

Смотря на него невидящими от пелены слез глазами, я киваю, все сильнее сжимая простынь в кулак.

30 глава

Спустя год, два месяца и четыре дня после игры

Помимо красивых морских пейзажей, здесь есть своя непередаваемая атмосфера. Если бы я была из тех, кто верит в чудеса, назвала бы ее волшебной.

Эта магия моря особенно ощущается, когда мы с Максом гуляем по ночной набережной.

– Мы, словно герои одной из тех мелодрам, которые крутят по субботам вечером, – говорю я с улыбкой на лице.

– Не говори ерунды, – говорит Макс, легонько толкая меня локтем.

– Почему ерунды? – спрашиваю я с интересом.

– Актеры нашего уровня не играют в столь посредственных картинах, – отвечает он, вздернув кверху нос.

Я издаю легкий смешок. Как же приятно снова смеяться. И пусть смех все еще сдержанный, он все равно свободный. Ведь его больше ничего не сдерживает: нет той клетки, в которую я его заточила и велела не высовываться.

– Мы часто говорим обо мне… - начинаю я, - Может, расскажешь мне что-то о себе?

– И с чего такая просьба? – спрашивает сосед, смотря себе под ноги.

– Я не до конца тебя понимаю, Макс.

Говорю не до конца, хотя на самом деле не понимаю его вообще.

Я всегда твердила себе: не связывайся с теми людьми, которые выглядят, как ходячая загадка, так и требующая себя разгадать. Нырнув в такого человека, можно затеряться навсегда. Такие люди – бездонные сосуды, набитые тайнами. И как бы они меня не манили, я всегда говорила себе – стоп... До встречи с Максом.

– Помнишь, когда мы собирались на кладбище, я кое-что искал, - говорит Макс тревожным голосом.

Увидев мой быстрый кивок, он продолжает.

– Я подслушал, куда ты хочешь поехать… - начинает он, а сам смотрит на мою реакцию.

Я пожимаю плечами

– Ничего страшного. Продолжай.

– В том городе и на том кладбище похоронен мой отец. Когда я услышал, что ты собираешься туда, не сдержался и напросился отвезти тебя. Выглядело так, будто хочу помочь, но на самом деле, я тогда думал лишь о себе.

Его последние слова, словно ножи, вонзаемые в спину.

– Мы родились в одном городе? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно.

– Выходит, что так, – отвечает Макс.

– Выходит, что так? Ты знал об этом с самого начала! Почему не сказал? – мой голос разрывается от негодования.

Мимо нас проходят люди, а мы стоим неподвижно и смотрим друг другу в глаза.

Единственное, что я слышу, пока осколки доверия режут меня изнутри, это – разбивающиеся о берег морские волны. Сейчас, как никогда, хочется утопиться.

– Я хотел отвезти на его могилу вещь, которая у меня от него осталась.

– Что за вещь? – спрашиваю я требовательным тоном.

– Его фляжка, из которой он беспробудно пил, пока мама его не зарезала.

Я даже не знаю, что ему сказать. Может быть, что одним этим предложением он пристыдил меня настолько, что захотелось выколоть свои бесстыжие глаза, только бы не смотреть на него.

– Мне было семь лет, когда она убила его на моих глазах. Я видел в ней беспросветное отчаяние. Она долго терпела… Годами… Но в какой-то момент больше не смогла с этим мириться.

– Что случилось в тот день? – спрашиваю я робким голосом.

Хотя ответ итак очевиден. Когда родным грозит опасность, не встать на их защиту – вот самое страшное преступление.

– Он и до этого поднимал на меня руку, но в тот день бил так, что из глаз летели искры. Удары следовали друг за другом, пока мама… - он поджимает дрожащие губы – не прекратила это раз и навсегда.

Я смахиваю со щек слезы и подхожу к нему, чтобы обнять.

В голове звучит голос Бель: "Каждому поступку есть объяснение. Уверена и у него есть. Может, однажды он расскажет тебе свою историю".

И вот теперь, когда он все рассказал, я не могу от него оторваться. Обнимаю так крепко, словно хочу сказать: мне жаль, я понимаю, ты не один, я помогу.

Он приглушенно плачет, уткнувшись лицом в мое плечо.

– Все в порядке… - произношу я ненавистную фразу, пока поглаживаю его по спине, - Все в порядке…

Видеть его, моего жизнерадостного, всегда веселого, и такого забавного Макса, в слезах - самое грустное, что мне доводилось видеть в жизни.

31 глава

Спустя месяц после игры

Я сижу за столом и мешаю ложкой грибной суп.

– Он горячий. Пусть остынет, – предостерегает меня мама, уходя с кухни.

– Куда ты? – спрашиваю я.

– За Лизой в садик. Придем через полчаса.

– Ладно.

Дождавшись, пока она уйдет, я беру тарелку и выливаю похлебку в раковину. Взяв пульт, включаю первый попавшийся канал и принимаюсь мыть посуду.

Услышав в новостях об игре на выживание, я с тарелкой в руках подхожу к телевизору. А уже через мгновенье на его экране появляется мое лицо.