Игра в послушание

– А, это вы, - небрежно покосилась на него губернаторская дочка.
– Что же вы опять бросили свою спутницу, которая вам не подруга, но которая всегда и везде рядом с вами?

Попав под острый язычок, Славик смутился.

– Я вам кажется говорил, - начал он оправдываться, - что не могу рассказывать всего.

– Ах да, ваши военные или какие-то там ещё секреты...

– Хорошо, я скажу. Сегодня эта девочка рядом со мной потому, что нам поручили шефство над одним немецким спортсменом.

– Кто же это?

– Курт Шикельгрубер.

– Тот самый независимый, который намерен взять все золотые медали?

– Откуда вы знаете?

– Так, слышала. За ним очень пристально наблюдали на тренировках. А вы разве говорите по-немецки?

– Нет.

– Значит, ваша спутница говорит?

– Нет, к сожалению, она тоже не говорит.

– Любопытная ситуация. Но, может быть, Курт Шикельгрубер говорит по-русски, или у него есть переводчик?

– Да... Помните, в консульстве был такой красивый блондин, к которому все время вязалась пьяная?

– А, Фриц Диц, помню, конечно. Его весь вечер кому-нибудь представляли, а он говорил: Диц; Фриц Диц. Диц; Фриц Диц...

Дети рассмеялись.

– Знаете, он свободно говорит на всех языках. Но его срочно куда-то вызвали, он ведь человек военный. Теперь мы с Куртом всё больше жестами, Славик потешно изобразил из себя глухонемого.

Катя снова засмеялась.

– А как же ваше секретное задание? Или вы тогда тоже пошутили?

Славик сделал серьёзное лицо, помолчал и затем произнёс:

– Если бы я знал, что вы отнесётесь так легкомысленно...

– Но вы обещали рассказать, а сами даже не позвонили.

– Я обещал рассказать... если узнаю вас ближе. О таких вещах не говорят с малознакомыми.

– Ну хорошо, хорошо, мы познакомимся поближе, если вы так хотите. Только сначала расскажите хотя б немножко.

– Мы могли бы вместе поужинать сегодня.

– Ой, ну прямо как в кино! Можете не строить из себя взрослого. Разумеется, что меня одну никуда не отпустят.

– А если все вместе - вы, я, Курт и Маринка?

– Курт? Курт Шикельгрубер? Вы серьёзно?

– Как никогда.

– Даже не знаю... Если только получится уговорить папу... то есть, отложить другие дела.

– Придумайте что-нибудь.

– Хорошо, я подумаю. На всякий случай, если сумею сбежать... то есть, если отложу другие дела и приму ваше приглашение - давайте забьём стрелку.

– У Александрийской колонны, ровно в десять.

– Хорошо, я подумаю, прощайте.

– До свидания.

– Да!
– оглянулась Катя.
– Я говорю по-немецки!

Славик улыбнулся и оттопырил большой палец.

Вечером над городом гремели фейерверки, рассыпаясь в небе разноцветными огнями и раскрашивая знакомые фасады домов, улицы и площади в яркие, причудливые цвета. С эстрадных площадок играла музыка, с лотков продавали всё, что душе угодно. Начинались народные гулянья, каких ещё не видела ни одна петербургская белая ночь.

На Дворцовой было особенно многолюдно: здесь ожидался мощный, наикрутейший рок-фестиваль.

Успевшего прославиться ещё до начала состязаний Курта удалось склонить к прогулке благодаря отсутствию надзора со стороны Карла Ангелриппера, находившегося на то время в отделении милиции. Но и сам юноша не особенно сопротивлялся, находясь в эйфории, вызванной опьянением, так сказать, воздухом свободы. Прожив все свои девятнадцать лет в благоустроенной пещере и лишь изредка совершая пробежки по горным тропам, он впервые оказался в городе, в центре многолюдного праздника. Курт смотрел по сторонам и глупо улыбался. Он был послушен, как цирковая лошадка.

Наконец прибежала Катя, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Она за руку поздоровалась с Маринкой и с Куртом, представилась и что-то сказала Курту по-немецки, а он закивал, заулыбался и забормотал что-то вроде "о, зер гут, данке, данке..."

Крепко взявшись за руки, компания стала змейкой пробираться через толпу с площади на Невский проспект.

Но и на Невском оказалось не легче: народ столпился на тротуарах, ожидая прохода уже видневшегося в районе Думы карнавального шествия с немыслимыми конструкциями на платформах.

Протиснувшись вперёд ещё на пару кварталов, компания посмотрела шествие и свернула в более или менее тихую улочку с яркой вывеской ресторана "Разгуляй".

Катя вовсю тарахтела с Куртом по-немецки, и не успел он повторить на новый лад свои пожелания по поводу соблюдения режима, как уже сидел за столиком у фонтана.

Подошёл официант и подал карту. Немец повертел её в руках и передал Славику. Тот пробежал глазами столбики названий и цифры в правой части, растерялся и отдал карту Маринке. Та долго водила пальцем по строчкам, шевелила губами, и в конце концов заявила, что хочет сборную солянку. "Там всегда плавает много всякой всячины, а я страшно проголодалась", - пояснила она свой выбор. Голодными были все, поэтому Славик велел официанту принести четыре солянки.

– Что-нибудь будете пить, закусывать?
– поинтересовался тот равнодушно.

– Да, принесите... чего-нибудь.
– сказал Славик с усталой небрежностью завсегдатая злачных мест.

– Будет сделано, - отреагировал официант, не вдаваясь в подробности.

Вскоре он принес минеральную воду и фрукты.

– Соляночку подождать придется, - сказал он.
– Если желаете, можно икорки подать, салатик, ассорти из дичи...

– Нет, нет, не надо, у нас режим, - быстро возразил Славик.
– А что так тихо?
– переменил он тему.
– Музыка у вас есть?

– Так точно, будет. Оркестр на перерыве.

3

Долго и подробно.

Курт отпускает ремень на несколько дырочек

Едва только за столиком появилась известная нам компания, саксофонист оркестра Дмитрий Иванович Котов тотчас узнал мальчика и девочку, вертевшихся на приёме в мексиканском консульстве.

После обрушившихся за последнее время потрясений Котов сделался болезненно подозрителен. Заходя в квартиру, он прежде всего заглядывал под кровать, резко отдёргивал оконную штору, разглядывал на просвет пустые бутылки. У него появилась привычка носить тёмные очки, а также внезапно останавливаться у какой-нибудь витрины и коситься по сторонам. Возможно, что его инстинкт самосохранения запоздало реагировал на ту настоящую слежку, которую в течении нескольких дней вёл за ним убийца.