Игрушка

Последняя грузинская рифма удивила Каретникова. "Не спроста еврей под грузина косить стал", - подумал он.

Они ещё с час посидели, попили кофе, поболтали о психологии. Вспомнили Лазурского, сотрудника Бехтерева и родоначальника нашей дифференциальной психологии. Затем Левит проводил Каретникова до двери кабинета и они (неожиданно для второго) ненадолго расстались. Однако, Каретников не успел и двадцати метров пройти по коридору административного корпуса, когда кто-то сзади взял его за локоть левой руки.

"Пойдёмте-ка, Олег Павлович, прогуляемся по нашему скверу. Погода-то сегодня просто крымская", - сказал Левит и быстрым шагом увлёк Каретникова вниз по лестнице. Они вышли в институтский сквер.

"Знаете, Олег Павлович, - быстро заговорил Левит, когда они, теперь уже медленно, пошли по главной аллее сквера, - лично у меня ни к вам, ни к

101работе вашей лаборатории претензий нет. Люди работают, отчёты вы регулярно пишите. Что ещё нужно тихому чиновнику; но вот вами "органы" интересуются. Будто бы вы занимаетесь какими-то левыми, подпольными разработками".

У Каретникова похолодело в груди и образовался ком в горле. Тем временем Левит продолжал:

"Я, конечно, понимаю всю абсурдность данного обвинения, - какие могут быть левые разработки в психологии. Это просто чушь какая-то. Но нам нужно совместно сочинить такой ответ на эти инсинуации, чтоб комар носу не подточил. Через неделю я должен дать обстоятельный ответ директору, а уж он его перешлёт выше. Считайте себя в отпуске с завтрашнего дня. И - жду. О нашем разговоре, особенно на счёт "органов", никому ни слова, даже родной жене, иначе меня повесят".

С этими словами Левит потряс руку обескураженного Каретникова, развернулся и быстро зашагал к зданию.

Олег Павлович опустился на скамейку и надолго ушёл в размышления.

"Такое (!) - и так неожиданно!
– мысленно вскричал он - Прежде всего, нужно выяснить - откуда утечка и что им может быть известно. Эх, Тёмкин, Тёмкин, неужто я на сероглазого нарвался в твоём лице? Или Петров своему гебисту что-нибудь болтнул?".

Одно из зданий (загородный дворец какого-то Великого князя) Научно Исследовательский Институт психиатрии получил в 30-е годы. Советское правительство понимало, что дело Сеченова, Павлова, Бехтерева нужно продолжать и не скупилось. После неожиданной и загадочной кончины 102В.М.Бехтерева в 1927 году его ученики обратились к правительству с просьбой о выделении средств на организацию НИИ психиатрии. Ответ поступил неожиданно быстро, как и постановление Правительства об утверждении нового научного центра. Было выделено шикарное здание, иностранная валюта для закупки оборудования за границей и утверждён довольно-таки не маленький штат сотрудников.

Когда вновь назначенный заместитель директора по хозяйственной части обходил свои владения, то, к своему удивлению, с противоположной стороны от парадного входа в здание дворца обнаружил дверь, ведущую в подвал с массивным замком и табличкой: "Всесоюзный Совет Народного Хозяйства. Гор. Ленинград. Отдел вторсырья. Склад 3".

Попытки руководства Института избавиться от нежелательного соседства не увенчались успехом - директор натолкнулся на непонятное, но твёрдое сопротивление Смольного. Чтобы не ссориться с местным городским руководством склад вторсырья решили оставить в покое, до поры, до времени.

Бессменным заведующим этого склада и был Евстратий Никифорович Тёмкин. В свой подвал несмотря на то, что по возрасту ему уже следовало сидеть на заслуженном отдыхе, Тёмкин наведывался регулярно.

Каретников познакомился с Тёмкиным случайно. У Олега Павловича в доме сохранилась старая, но отлично ещё работавшая швейная машинка фирмы "Зингер". Но вот беда - Маша задевала куда-то шпульку. Год назад, когда Каретниковы переезжали на новую квартиру, сидя в кабине институтского грузовика, Олег Павлович разговорился с шофёром. Слово за слово - разговор зашёл о технике. Шофёр ругал наших производителей автотранспорта, а 103Каретников привёл в пример немецкое качество швейной машинки "Зингер". Узнав о несчастье с ней, шофёр посоветовал:

"У нас в Институте есть склад вторсырья. Спросите его заведующего. Он мужик хороший".

Узнав расписание работы склада, Каретников пришёл туда; и как же он был удивлён, когда узнал в завскладом - того мудрого собеседника, с которым он познакомился в публичной библиотеке.

Заведующий складом, улыбаясь, ещё раз представился Каретникову: "Тёмкин". Выслушав просьбу, он ловко и бесшумно продвигаясь среди складских стеллажей, привёл Каретникова к своему рабочему столу и усадил на стул. Как психолог, Олег Павлович ещё раз отметил для себя необычное психическое здоровье этого человека. От Тёмкина просто истекали флюиды мудрого спокойствия и уверенности в себе. На столе лежала, явно дореволюционного издания, книга. Заметив, что Каретников интересуется ей, Тёмкин протянул её ему. "Шебеко С. "Хроника социалистического движения в России 1878-1887" Москва, 1906 год" - прочитал вслух Олег Павлович.

Тёмкин пояснил:

"Заинтересовала меня история одной русской подпольной организации под названием "Чёрный передел". Хорошее дело предложили люди, непонятно почему не получили поддержки? А ведь если бы их поддержали - не было бы в истории нашей тех несчастий, которые свалились на нас в последствии".

"История не имеет сослагательного наклонения. Что было, - то уж не вернёшь", - продолжая листать книгу, сказал Каретников.

Тёмкин спокойно улыбнулся:

104 "Знаком я с таким мнением. Конечно, никто не в силах повернуть историю вспять, но учиться-то на исторических ошибках нужно".

"Вы считаете социалистическую революция в России ошибкой?"- удивлённо спросил Каретников.

"Нет, я так не считаю. Ошибкой я считаю другое - преждевременную гибель людей. Я считаю ошибкой утверждение Маркса, что все существенные вопросы истории решаются силой. Причём той силой, которую имел ввиду Маркс - грубой физической вооружённой силой. Я не согласен с Марксом: силой интеллекта - да, но не силой кулака".

Каретников уставился не мигая на Тёмкина и лихорадочно соображал: "Стукач? Провокатор? Дурак? Или Гений?"

Видя, как озадачен посетитель, Тёмкин сказал:

"Ну вы тут полистайте книжечку, а я пойду посмотрю чем смогу вам помочь",- с этими словами он бесшумно удалился.

Интерес к личности затмил интерес к книге. Каретников впервые встретился с человеком, который открыто критиковал корифея научного коммунизма Карла Маркса.

"За такое сейчас уже не расстреливают, - думал Каретников, - за такое в психушку сажают, а если будешь и там залупаться, то сделают из тебя растение. Причём со стороны властей нет никакого лицемерия: те, кто делают карьеры на политическом поприще в первом в мире Государстве рабочих и крестьян искренне считают критиков марксизма-ленинизма психически больными людьми. И действительно: только больной человек может сомневаться в том, что огонь - обжигает, а лёд - холодит, что белое - это белое, а чёрное - это чёрное или что победивший в России 105пролетариат идёт по правильному пути. Партийные бонзы просто лелеют советскую исправительную психиатрию. Она им очень нужна. А почему бы и не поставить под сомнение истинность марксизма, - продолжал размышлять Каретников, - ведь несколько веков человечество ошибалось, приняв за истину геоцентрическую систему Птолемея, ошибалось до тех пор, пока Коперник ни исправил ошибку", - течение его мысли прервал Тёмкин. Положив перед Каретниковым на стол зингеровскую шпульку, он, как будто и не уходил никуда, продолжил свои размышления вслух:

"Большевики, развязав гражданскую войну, попали в исторический капкан. После победы они уже не могли отказаться от насилия потому, что, в противном случае, их всех потащили бы на плаху, а оснований для этого было больше чем достаточно. Один расстрел царской семьи без суда, расправа над детьми пусть и царских кровей - этого им мировое сообщество не простило бы. Вот почему каждый, кто хоть чуть-чуть подвергал сомнению истинность марксизма-ленинизма, был и остаётся для них смертельным врагом и..."