Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
– Думаю, Хаффи считает иначе.
Кровь бросилась в лицо Гюссхе, окрасив её хэле в нежно-розовый цвет. Едва не задохнувшись от подобной наглости, она выпалила:
– Стоит мне только захотеть, и от тебя не останется даже воспоминания! Я не допущу, чтобы твои дети встали выше моих!
Лицо самоуверенной мерзавки странно дрогнуло при упоминании о детёнышах и некоторое время женщины испытующе разглядывали друг друга. Гюссхе испытывала ни с чем несравнимую ненависть и ядовитую злобу при мысли, что уже ближайшие ночи, не связанные брачными клятвами, эти двое смогут проводить вместе, тогда как она вынуждена придерживаться традиций и жёстких правил в ожидании официальной церемонии. Особенно обидным было то, что Хаффи мог воспользоваться услугами этой… похотливой кошки совершенно свободно – уж его-то никто не стал бы обвинять в измене! Он – мужчина, в своём праве и чем больше женщин он одарит своими ласками, тем выше будет
Внезапно Хельга подошла к до предела взбешённой эссе, вновь позволяя себе мягкую, обезоруживающую улыбку. Спросила:
– У госпожи схей-фьял, должно быть, что-то со зрением?! Иначе как объяснить тот факт, что вы сознательно игнорируете чувства Императора?
– Да как ты…
Гюссхе даже отступила, поражённая словами соперницы, а та продолжила свои нелепые обвинения:
– Вы столь яростно защищаете своё право быть первой женой Хаффи и в то же время считаете возможным допускать холодность и пренебрежение к нему. Даже лучшим актрисам не под силу сыграть ледяную статую так, как это удаётся вам, эсса Гюссхе. Неужели вам не доступны мягкость и внимательность, или вы способны замечать лишь несуществующие угрозы с моей стороны? Как можно было не разглядеть тот свет, что появился в глазах Араши Йонена, стоило вам войти в зал? Никогда ещё на моей памяти я не могла наблюдать настолько огромного обожания и не представляла, как сильно может боготворить мужчина женщину. Так почему вы отказываетесь от его чувств? Чего боитесь? Будь я на вашем месте – использовала бы любую возможность, только чтобы быть подле него, наслаждаться каждым его взглядом, жестом, словом, обращённым ко мне… – На глазах Хельги вдруг появились слёзы, с трудом сдерживая рыдания, она говорила с необъяснимой страстностью, пытаясь достучаться до упрямой Гюссхе: – Я молилась бы всем богам вместе и по отдельности за то, что они даровали мне возможность дышать с любимым одним воздухом. Сейчас я могла бы легко отнять у вас Араши, проявив к нему заботу и одарив своим теплом, но это не сделало бы его счастливым, напротив, лишь усилило бы те муки, что он испытывает, пытаясь добиться вашей любви. Самого простого, естественного и прекрасного чувства.
Хельга досадливо вздохнула, глядя на то, как поражена собеседница её словами. Подумать только! Эсса Гюссхе, видимо, даже не задумывалась о таких вещах и приходилось объяснять ей настолько элементарные истины, что становилось и смешно и грустно.
– Как можно быть такой эгоистичной? Это лично ваша черта, или национальная особенность? Вы принимаете его любовь, как должное, не предпринимая ответных шагов… Думали ли вы, как это больно?
Гюссхе опустила взгляд, отступая под натиском… не соперницы, нет, теперь-то эсса знала точно, но женщины, чья мудрость и сила заслуживали уважения и почитания. Она знала, догадывалась, что причиняет Араши боль, но считала это своеобразной платой за разорённое Гнездо, а слова Хельги заставили её посмотреть на ситуацию под другим углом. Кого она хочет наказать – Араши, взвалившего на себя бремя власти над огромной Империей, или себя, – предательницу рода, посмевшую влюбится в тирана до беспамятства? Она уже давно сдала оборону, покорившись его уму, силе и очарованию, но зачем-то продолжала упорно цепляться за руины своей гордости, утешаясь этими мелкими уколами, видя, как после её жестоких, насмешливых слов что-то раз за разом умирает в его янтарных глазах, оставляя на самом донышке надежду. И Гюссхе закрыла ладонями лицо, глухо простонав:
– Я не знаю… не знаю, как быть. Он пугает меня, я не готова…
Вдруг её вздрагивающие от нервных рыданий плечи обняли ласковые мягкие руки, словно она вновь оказалась в материнских объятиях и тихий голос прошептал:
– Никто из нас не бывает готов. Это просто нужно принять.
Ещё раз тепло улыбнувшись, Хельга положила руку Гюссхе на свой живот, сказав:
– Здесь живёт ребёнок того, кого я люблю всем сердцем. Мы не были связаны клятвами и обещаниями, и потому он ушёл, не сумев принять меня и мой мир. Я не виню его, принимаю его выбор, но решила, что попробую войти в мир, принадлежавший моему мужчине, стать его частью, прорасти в него так, что он не станет стыдиться нашей связи. Я воспитаю наше дитя достойным образом, а если когда-нибудь судьба сведёт нас снова – я не позволю ему уйти.
Гюссхе во все глаза смотрела на женщину, не побоявшуюся публичного позора и всеобщего осуждения ради любви и возможности зачать детёныша от возлюбленного. Рядом с Хельгой Гюссхе сама себе казалась слабой, избалованной и капризной девчонкой, живущей в хрустальном замке, который построил для неё Араши.
А она не отдарила его даже малостью…
– Но как ты поняла… обо мне и Хаффи так верно?
– Я тоже женщина, – тихонько рассмеялась Хельга. – Император без ума от своей невесты,
так что капитулировать перед таким противником – не так уж и плохо, верно?– Но что будет, если я ему наскучу? – Озвучила свой самый страшных кошмар Гюссхе. Хельга игриво подмигнула:
– Как говорит моя сестра Гретта – у женщины есть целый арсенал хитростей и уловок, не позволяющих этому произойти.
– Ты научишь меня? – С внезапной решительностью спросила Гюссхе, взяв новообретённую подругу за руки. Госпожа-кошка в ответ сжала её пальцы своими:
– Всеми силами. Ибо потерять такого мужчину, как Араши Йонен – непозволительная глупость.
+++
Император Внутренних Миров, Владетель Внешних Колец, Повелитель Девяти Башен и прочая Тимо Лайтонен быстрым шагом вошёл в тронный зал в сопровождении Эвазара, исполняющего функции секретаря и имевшего весьма помятый вид, тогда как сам Тимо выглядел как всегда безупречно и только Ваако Фетт знал, какими трудами и подвигом силы воли было достигнуто это показное совершенство.
Едва заслышав звук шагов Хозяина, придворные поспешно расступались, подобострастно кланяясь: кто отводя взгляд, кто напротив – заискивающе улыбаясь. Тимо не обращал внимания ни на тех, ни на других. С самого утра он сходил с ума от головной боли, а в груди слева глухо и противно ныло. Он представлял, какая паника и волнение сейчас царят в кулуарах не только Дворца, но всей Столицы и посему не мог оставить Эвазара одного на растерзание многолюдной толпе с их вопросами.
Яркие, кричащие краски пёстрых одежд знати, цветочные, приторные ароматы духов дам и фальшивые улыбки не могли скрыть тяжкого недоумения и тревоги, поселившейся в сердцах, ибо минувшая ночь перевернула само мироздание, и Тимо предстояло дать всему случившемуся правдоподобное объяснение.
Коротко кивнув старшей дочери, стоявшей на привычном месте у возвышения трона, поприветствовав угрюмого Браниха, не менее мрачного Энрике и злого, не выспавшегося Фабио, Тимо легко взбежал по ступенькам и занял кресло с яшмовыми вставками по подлокотникам и спинке, обозревая взволнованных придворных. Эвазар встал рядом с троном, по другую руку Императора – Фетт.
– Итак, – ледяной, словно воды подземной реки, глубокий голос Владыки заставил умолкнуть шепотки и прочие досадные шумы, заставив всех без исключения присутствующих застыть в ожидании того, что Император развеет, наконец, тягостное напряжение, в котором вот уже несколько часов прибывало население Вечного Города. – Полагаю, в связи с ночным происшествием мы нарушим устоявшийся порядок выступлений и в первую очередь выслушаем мнение Хранителей Лиги Одарённых.
Близнецы, мрачно переглянувшись, выступили вперёд, начав плести словесные кружева вокруг проблемы, причин и последствий которой не знали. Тимо очень быстро наскучило слушать тот бред, что с совершенно серьёзными лицами несли его сыновья, считая его исчерпывающим объяснением и, перебив Лукаса на середине фразы, Император вкрадчиво поинтересовался:
– Какие действия предприняты руководством Лиги к расследованию инцидента?
Стоявший на балконе второго яруса тронного зала Иохим из Гэлли, всё это время любующийся любовником, обстоятельно расписывающим мероприятия и шаги по устранению возникших проблем, включая медицинское обследование пострадавших и выплаты семьям погибших соответствующей компенсации, а также полномасштабную мобилизацию всех научных ресурсов Башни Времени, направленную на исследование «Смещения», вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд из тех, что вызывают нехорошие мурашки вдоль хребта и холодок страха между лопатками. Отвлекшись от выступления Мэта, Иохим принялся выискивать источник беспокойства и очень скоро наткнулся на того, кто предпочитал смотреть не на бледного от еле сдерживаемого гнева Императора, а созерцать и анализировать реакцию придворных, замерших в предчувствии скорого взрыва. Взгляды их внезапно встретились, заставив Иохима вздрогнуть и нервно вцепиться в перила балкончика. Тёмные, с медным отливом волосы незнакомца были заплетены в косу, перекинутую через плечо, блестящей змеёй спускающуюся почти до самого пояса, его облачение было стандартным для старшего офицера флота «Молния» – тёмно-зелёный мундир особого покроя, чёрные узкие брюки с зелёным кантом и начищенные до блеска высокие военные сапоги, однако место, что она занимал у трона Владыки явно говорило о его непростом происхождении, возможно, даже он являлся членом правящего Дома.
Содрогнувшись от дурного предчувствия, Иохим смотрел в лазурные глаза незнакомца, казалось, чего-то ждущего от него, воина класса «хамелеон», шторм-эллера из Дома Туманной Кошки. И, глядя на этого человека, по-другому оценивая его образ и мелкие, незначительные, казалось бы, детали в одежде и причёске, Иохим вспомнил кое-что очень важное. Что-то такое, чего забывать не стоило ни при каких обстоятельствах, даже считая себя свободным от Дома, предавшего его, отдавшего на растерзание врагу.