Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
С’хленн испуганно развернулся, натолкнувшись на золотой взгляд. Араши испытующе смотрел на сына и тот, не выдержав, опустил голову, сгорая от стыда. Не зная, как выразить свои мысли так, чтобы хьон понял и простил за эту слабость, С’хленн безуспешно пытался начать, жалко твердя:
– Я… мне… наверное не…
– Что за нерешительные речи для хафеса? – Араши сел на скамейку у фонтана, жестом предложив сыну сделать то же самое. Окончательно сконфуженный собственным косноязычием мальчик сел рядом, старательно отводя взгляд.
– Я всё ещё слушаю, – напомнил Араши. В голосе его не было осуждения или недовольства. Скорее – участие, желание понять и помочь и вот тогда С’хленна
Но он знал. И эти корявые, неуклюжие признания были нужны, скорее, для самого С’хленна, потому что выплеснув давно гнетущее в едином порыве, мальчик почувствовал странное облегчение, словно исчезли кандалы, сковывающие что-то глубоко внутри его естества.
Араши некоторое время сидел молча, потом повернулся к алеющему от смущения и стыда сыну, мягко спросив:
– Неужели ты был такого дурного мнения обо мне?
– Я?! – С ужасом выдохнул С’хленн внезапно севшим голосом. Он считал, что всё, только что им сказанное, доказывало лишь его глупость, недостойные помыслы и ничтожные порывы души, могущие лишь запятнать его честь, как воина.
Араши поднял лицо к небу, устало прикрыв глаза. По-прежнему тихо произнёс:
– Никогда я не буду делить своих детей на любимых и нелюбимых. Никогда, потому что в вас течёт моя кровь и ты, С’хленн, не исключение. Разве забыл ты, какой ценой я вырвал тебя из тьмы? Почему же с такой готовностью веришь, что я оставлю тебя своей любовью?
– Мне страшно, – выдавил мальчик. – Я боюсь оказаться ненужным.
– Совершенно напрасно.
Ладонь хьона – тяжёлая и непривычно горячая, как у всех хсауров – пригладила непокорные тёмные вихры на макушке мальчика.
– Ты всегда будешь моим С’хленном. Верным другом, первым сыном. Разве что-то может изменить это?
Мальчик доверчиво улыбнулся, прижимаясь к боку отца. Вдруг спросил:
– Скажи, хьон… почему ты ушёл от людей?
Араши помедлил, прежде чем ответить. Причин, побудивших его сделать это, было предостаточно, но как объяснить их подоплеку ребёнку? Поэтому Хаффи сказал:
– Наверное, потому что не понимал их. Я был чужим для тех, кого знал, а они, в свою очередь, никогда не желали обратного. Может, это и было предательством, вот только кто и кого предал первым?
С’хленн с серьёзным выражением лица посмотрел на задумчивого хьона, чей золотой взгляд вдруг стал тусклым и невыразительным. Дотронулся руки Хаффи, этим робким жестом пытаясь исправить ситуацию, но уже в следующее мгновение Араши светло улыбнулся, сказав:
– Идём же! Представлю тебя малышам. Впредь будь им добрым братом и защитником.
– Да, хьон. Я никогда не предам тебя.
====== Глава 19. Миттельшпиль. Часть 6 ======
Араши вошёл в будуар без стука, чем вызвал нешуточный переполох среди фрейлин, заставив их побросать рукоделие и в жесте почтения пред Воплощением Бога, закрыть лица широкими рукавами. Гюссхе, совсем недавно уложившая детёнышей на дневной сон, оставив Хельгу охранять драгоценное потомство, собиралась почитать в тишине и спокойствии, которое было грубо нарушено незапланированным вторжением Хаффи. Он же, казалось, совершенно не обращал внимания на явное раздражение Гюссхе, очевидно, не ощущая за собой вины за нарушенный отдых наречённой. Коротким властным жестом он велел девушкам-фрейлинам выйти из комнаты и пока длился этот процесс неотрывно смотрел на свою женщину.
Взгляд его, неожиданно тяжёлый, заставил строптивицу надменно задрать подбородок, за привычной реакцией скрывая свою неуверенность.Хаффи изменился, – вдруг с какой-то неотвратимостью поняла она. При долгожданной встрече, исполненной радостного, едва ли не восторженного возбуждения, это обстоятельство не так сильно бросалось в глаза, но теперь… Будучи бесправной пленницей на «Немире», Гюссхе обучала тонкостям этикета и наукам человека, чьей силой являлась острота ума и необыкновенная жажда знаний, которые он умел применять со смертоносной точностью. Однако в Араши не было того, что делало бы его в глазах Гюссхе воином в истинном смысле этого слова.
И вот он стоит перед ней – прославленный хафес, познавший на деле собственную мощь и силу, узнавший границы своих возможностей и шагнувший далеко за их пределы. Суровый воитель, отмеченный ранениями, видевший смерть друзей и врагов и сам едва не отправившийся во тьму… В его чертах помимо прежней властности появилось нечто неуловимое, что придавало Араши сходство с мрачными ликами воспетых в древних сказаниях великих героев.
С трудом Гюссхе выдержала золотой взгляд Хаффи, борясь с желанием по примеру фрейлин спрятаться от него за широким рукавом, вновь почувствовать себя в уютном, привычном мирке. Но она не могла себе позволить подобной роскоши, ибо женщина, что хочет быть достойной внимания Великого Дракона, не должна трусливо опускать взгляд.
– Вижу, вы по-прежнему не изменяете своим варварским привычкам врываться в покои эссы без предупреждения, – холодно произнесла она, искривив красиво очерченные губы в язвительной усмешке. Араши не ответил на эту шпильку, словно и не заметив укола. Свет множества светильников причудливым танцем скользил по его коже, высверкивая острым перламутром и плавными переливами жемчужного нежные хэле, заставляя невольно затаить дыхание, наслаждаясь тонкой игрой полутонов, плетущих неимоверно сложную паутину в сверкающем золоте властного, пленительного взгляда.
О, мучитель и спаситель! Безупречный, величественный посланник Изначальных!..
Гюссхе склонила голову на бок, словно изучая мерзкое насекомое, посмевшее предстать пред нею, на деле же любуясь его статью. Но вот Хаффи взмахнул рукой и двери за его спиной распахнулись, являя удивлённому взгляду женщины странную процессию – четверо мужчин в мундирах незнакомого покроя, пестревших обугленными прорехами и пятнами засохшей крови, с натугой волокли большой контейнер. Вид они имели при этом самый жалкий и уничижительный. Один из военнопленных, видимо, старший офицер, был в годах, двое могли сравниться возрастом с Араши, последний же – и вовсе безусый юнец, угодивший в переплёт в самом же первом бою. Дождавшись знака Змееглазого, хсауры с видимым облегчением поставили ящик на пол.
– Вы, верно, сгораете от любопытства, пытаясь угадать, что в контейнере? – Предположил Араши и по его тону Гюссхе поняла, что вряд ли там охапка цветов. Тонко улыбнувшись, эсса сказала:
– Полагаю, я и без лишних вопросов скоро узнаю об этом, иначе зачем всё это представление?
Араши кивнул, носком сапога откинув простую щеколду, запирающую сундук и откинул крышку. Внутри оказались какие-то металлические пластины, обугленные и искореженные. Пленные принялись выкладывать непонятные символы к ногам женщины в определённом порядке, так что она догадалась – перед ней лежат иероглифы чужого языка, но что они означают? Символов оказалось ровно десять и в ожидании объяснений Гюссхе, приподняв брови в вежливом полу-удивлении, воззрилась на Араши. Он, явно наслаждаясь замешательством невесты, произнёс: