Игры престолов. Хроники Империи

Страшно, больно, холодно.

Франдэ растеряно огляделась, обнимая себя за плечи дрожащими пальчиками, хрупкими и белыми от холода. Вокруг возвышались каменные остовы домов, уходящие изрезанными временем и ненастьями столбами в хмурое тёмное небо, где сквозь пепельно-серые облака светило маленькое красное солнце. Обломки цивилизации скалились из-под снега чёрными колоннами, обросшими льдом и теперь сверкающими и гладкими, словно кристаллы обсидиана. В них можно было даже разглядеть собственное отражение, пусть и искажённое. Девочка в тщетной надежде согреться подула на пальцы, съёжившись под порывом ледяного ветра, который, злобно хохоча и завывая, пронёсся сквозь анфиладу разрушенных улиц, зашвыривая в оконные проёмы горсти колючего снега.

Слёзы на щеках и ресницах смерзались в льдинки и тусклый алый свет дробился в этих кристалликах причудливым разнообразием оттенков. Девочка медленно шла вдоль улицы, надеясь найти ответ на один вопрос: почему она здесь оказалась? Должно же быть в этом страшном, старом мире что-то такое, что позвало её сквозь бездну иных, более гостеприимных гаваней!

Покинутые, разрушенные неведомой катастрофой жилища напоминали древние остовы вымерших гигантских ящеров, печальным напоминанием о былом величии возвышающиеся на её пути. Они провожали маленькую, медленно бредущую по колено в снегу детскую фигурку тёмными провалами глазниц – не злобно или угрожающе, скорее равнодушно, но она всё равно чувствовала эти взгляды и невольно ускоряла шаг.

Франдэ никогда в своей коротенькой жизни не покидала Дворец. Тёплый, комфортный дом, где все её любили и дарили подарки, где были сёстры, с которыми она играла в игры, сварливые учителя, пытающиеся обучить девочку тонкостям придворного этикета, красивые, сильные братья, о которых мечтали все нянечки и воспитательницы, и, конечно, папа. Будучи совсем крохой, Франдэ часто устраивала истерики, главным требованием которых было неизменное «хочу к папе!», пока ей не объяснили, что папа – очень важный и занятой человек, многие хотели бы встретиться с ним и их дела были несоизмеримо важнее детских капризов. Она не поняла, конечно, но рядом всегда была сестра Илла, объяснившая: чем больше плачет и дурно ведёт себя Франдэ, тем хуже становится папе. Ему приходится думать о слишком многих вещах, а постоянные жалобы репетиторов на отвратительные манеры маленькой принцессы лишь ещё больше опечалят его.

А потом появилась мама Сулла. Добрая, заботливая, мягкая и по-домашнему светлая. Она не раз уводила детей со скучных уроков, чтобы поиграть в оранжерее в прятки и догонялки. Прятки нравились Франдэ больше всего, она умела сидеть тихо-тихо, стать почти невидимкой, так что ни Арима, ни Даррел не могли найти её, прохаживаясь в паре метров от убежища сестрёнки.

И тогда, в тот самый миг, когда жуткое, тёмное существо, занявшее место Энрике, подняло её в воздух и принялось трясти, Франдэ захотелось спрятаться, превратиться в горошину, упасть на пол и закатиться в какую-нибудь незаметную щелку, чтобы в тишине и темноте переждать весь обрушившийся на неё ужас. И… она оказалась здесь.

Следуя по неверному пути, исчезающем под стелющейся позёмкой, Франдэ вдруг услышала голоса – грубые, мужские, говорящие на незнакомом языке с обилием свистящих и шипящих звуков. Она застыла испуганным зверьком, таращась в спустившийся на руины полумрак, различая в нём огромные, движущиеся тени. Может, это призраки ушедших из этого мира вернулись, чтобы проверить свои прежние владения? Стылый ужас приковал девочку к месту, она боялась шевельнуться и вдохнуть ледяной воздух, лишь крепче стискивала в пальцах совсем не греющую тонкую накидку. В кожу на лице впивались острые осколки снежинок, Франдэ еле слышно всхлипывала, вслушиваясь в вой метели и чужие голоса, выплетающие свой, похожий на песню, мотив.

Тьма впереди шевельнулась, обрела объём и на белоснежную, занесённую снегом дорогу вышли высокие, мощные фигуры воинов в незнакомых доспехах. Они тихо переговаривались, ведя в поводу причудливых тварей, обросших густой шерстью, что позволяло им с лёгкостью переносить низкие температуры. Странные звери были осёдланы, в морозном воздухе отчётливо слышалось мелодичное позвякивание сбруи, невесомый пар, образующийся при дыхании, окутывал процессию, продвигающуюся по ночным улицам веками спящего города. Скрипели кожаные детали доспехов, раздавались короткие приказы, фырканье зверей и покашливание воинов.

Один из них вдруг остановился и сказал соседу что-то на отрывистом, гортанном наречии, указывая на обочину. Воины смерили замерзающую в снегу маленькую человеческую самку, мимо которой всё так же равнодушно продолжали идти соратники, в полголоса совещаясь. Один настойчиво тянул друга дальше, судя по ставшим резкими жестам теряя терпение, но второй оказался упрямее, сурово поджимая губы, отчего старый шрам, пересекавший лицо, уродливо искажался. В конце концов короткий, но жаркий спор закончился в пользу мужчины со шрамом и он удивительно бережно поднял на руки спящую ледяным сном девочку, прикоснулся к её побелевшим губам пальцами в латной перчатке и с удовлетворением увидел, как на гладком металле оседает испарина от еле заметного дыхания. Детёныш был жив.

Выдернув из седельной сумки кралла шерстяное одеяло, мужчина закутал им свою находку и, поддерживая одной рукой спящее дитя, второй взялся за узду животного, вынуждая поторапливаться – непредвиденная задержка отбросила его в самый хвост колонны, направляющейся к посадочной площадке, где легионеров должен был ждать транспорт. К сожалению, путь был не близким и в крайне тяжёлых условиях, где каждый хафес, чтобы выжить, тщательно распределял имеющуюся у него пищу, чтобы не отстать от легиона, ослабев от голода и замёрзнув на ледяных равнинах или в подворотне очередного разрушенного поселения.

На Хаашима бросали удивлённые, но по большей части неодобрительные взгляды. Впрочем, если одному идиоту захотелось рискнуть своей жизнью ради спасения детёныша хсаура, неведомо каким образом оказавшегося посреди этой безжизненной ледяной пустыни, никто не имел права отказывать ему в этом. Поэтому остальные воины молча шли рядом, сберегая дыхание и тепло до привала, который устроили в закрытом зале, куда не могла проникнуть злая вьюга. Здание почти целиком скрылось под вековыми отложениями снега и льда, выдав себя лишь острым шпилем, рядом с которым зияла приличных размеров дыра.

Оставив привычных краллов зарываться в снег, воины, перекинув через плечо седельные сумки с поклажей и провизией, осторожно спускались в темноту, используя автоматические тросы, так что высадка прошла без происшествий. Если не считать горы снега, наметённого сквозь щель в куполе здания, в помещении было сухо и относительно тепло, что обуславливалось, скорее, отсутствием ветра. Легионерам повезло – они попали в библиотеку, и многие книги сохранили при низкой температуре свои свойства – то есть, отлично воспламенялись и послужили замечательным топливом для разогрева костров.

Хаашим устроил спящую девочку поближе к огню и, капнув на ладони согревающей мазью, принялся растирать малышке ручки и ножки, возвращая им чувствительность и возобновляя ток крови. Наблюдающий за этим Фандин пренебрежительно фыркнул:

– И зачем она тебе? Чтобы съесть, когда придёт нужда?

– Дурак, – беззлобно откликнулся хафес, вновь укутывая найдёныша в одеяло, а под голову со светлыми кудряшками подложив свёрнутую куртку. – Ну разве не чудо, что она оказалась здесь? Вдруг кто-то из Изначальных испытывает нас? Меня? Один раз я уже сделал неправильный выбор…