Илон Маск

Twitter был для Маска идеальной – даже слишком идеальной – игровой площадкой. Он поощряет тех, кто импульсивен, непочтителен и несдержан, – тех, кто, набирая сообщения, словно палит из огнемета. Во многом он напоминает школьный двор, где не обходится без издевок и травли. Но в твиттере умники набирают себе подписчиков, а не позволяют столкнуть себя с лестницы. А когда ты богаче и умнее всех, ты можешь даже решить стать царем этой игровой площадки, хотя в детстве не мог и мечтать о чем-то подобном.

Маск зарегистрировался в Twitter вскоре после его появления в 2006 году, но забросил свой аккаунт, когда ему “наскучили твиты о том, кто какой латте взял себе в «Старбаксе»”. Его друг Билл Ли подтолкнул его вернуться, чтобы использовать твиттер как канал для непосредственного общения с людьми, и Маск открыл этот кран в декабре 2011 года. Среди его первых твитов – фотография на рождественской вечеринке, где он, натянув чудовищный парик, изображает Арта Гарфанкела, и одно сообщение, которое положило начало непростой дружбе. “Сегодня мне ни с того ни с сего позвонил Канье Уэст, который вылил на меня целый поток мыслей, рассуждая то о ботинках, то о Моисее, – написал Маск. – Он был вежлив, но понять его было трудно”.

В последующие десять лет Маск опубликовал 19 тысяч твитов. “Порой мои твиты льются сплошным потоком, как Ниагарский водопад, и публикуются слишком быстро, – говорит он. – Просто поройтесь в них, но остерегайтесь кусков дерьма, случайно затесавшихся в общую массу”. Опубликованные в 2018 году твиты о “педофиле” и “обеспеченном финансировании” показывают, что порой любовь к твиттеру выходит ему боком, особенно когда он заходит туда поздно ночью, возбужденный и заряженный энергетиками и “Амбиеном”. Когда я спрашиваю, почему он даже не пытается сдержаться, он с готовностью признает, что очень часто “ставит себе палки в колеса” и “копает себе могилу”. Но вместе с тем он говорит, что жизнь должна быть интересной и смелой, и цитирует свою любимую фразу из фильма “Гладиатор”, вышедшего в 2000 году: “Разве вам не интересно? Разве вы не за этим пришли?”

Джек Дорси

К началу 2022 года в его взрывоопасную смесь был добавлен еще один ингредиент: нарастающее беспокойство из-за “воук-вируса”, который, как полагал Маск, распространяется по Америке. Он презирал Дональда Трампа, но считал абсурдным пожизненный бан бывшего президента и все сильнее заводился из-за жалоб правых, которых притесняли в твиттере. “Он видел, в каком направлении движется Twitter, где цензуре подвергаются все, кто находится на неверном конце спектра”, – говорит Берчалл.

Его поддерживали либертариански настроенные друзья-технари. Когда в марте Маск сказал, что Twitter стоит раскрыть алгоритмы, которые используются для продвижения контента и для занижения его значимости, его молодой друг Джо Лонсдейл одобрил это предложение. “Наше публичное пространство не нуждается в цензурном произволе, – написал он. – Завтра меня будут слушать более 100 членов Конгресса на выездной встрече Республиканской партии, и это один из пунктов моей повестки”.

“Согласен, – ответил Маск. – Сейчас все погрязло в тайной коррупции!”

В диалог вступил и их остинский приятель Джо Роган. “Ты собираешься освободить твиттер от веселой толпы цензоров?” – спросил он у Маска.

“Я дам советы, но пусть сами решают, прислушиваться ли к ним”, – ответил Маск.

Он полагал, что свободы слова много не бывает, поскольку она укрепляет демократию. В один из мартовских дней он провел в твиттере опрос: “Свобода слова критически важна для работающей демократии. Считаете ли вы, что Twitter строго придерживается этого принципа?” Когда более 70 % пользователей ответили “нет”, Маск задал следующий вопрос: “Нужна ли новая платформа?”

Один из основателей Twitter Джек Дорси, тогда еще входивший в совет директоров компании, ответил Маску личным сообщением: “Да”.

“Я готов помочь, если это в моих силах”, – заверил его Маск.

Совет директоров

В то время Маск раздумывал, не создать ли ему новую платформу. Но в конце марта он в частном порядке побеседовал с несколькими членами совета директоров Twitter, и они настоятельно рекомендовали ему принять участие в руководстве компанией. Однажды вечером, завершив совещание с командой Tesla Autopilot, начавшееся в девять часов, он позвонил программисту Парагу Агравалу, который занял должность генерального директора Twitter после отставки Дорси. Они решили тайно встретиться 31 марта и пригласили на этот ужин председателя совета директоров Twitter Брета Тейлора.

Сотрудники Twitter подготовили для них снятый на Airbnb загородный дом неподалеку от аэропорта Сан-Хосе. Тейлор приехал туда первым и отправил Маску сообщение, чтобы его предупредить. “Это, пожалуй, самое странное место, где у меня в последнее время бывали встречи, – написал он. – Здесь ослы и тракторы”.

Маск ответил: “Может, алгоритм Airbnb считает, что тебе нравятся ослы и тракторы (кому они вообще не нравятся?)”.

Параг Агравал

Агравал показался Маску приятным. “Очень славный парень”, – говорит он. Но это было проблемой. Если спросить Маска, какие качества нужны генеральному директору, он точно не скажет, что директор должен быть “очень славным парнем”. Он считает, что руководителям не стоит стремиться к тому, чтобы нравиться сотрудникам. “Twitter нужен огнедышащий дракон, – сказал он после встречи, – а Параг не такой”.

Огнедышащий дракон. Это точно описывает Маска. Но пока он еще и не думал о том, чтобы лично взяться за Twitter. На встрече Агравал сказал ему, что Дорси некоторое время назад предлагал ввести Маска в совет директоров. Агравал уговаривал его согласиться.

Через два дня, когда Маск летел в Германию, совет директоров Twitter прислал ему официальное предложение. К удивлению Маска, оно не было дружественным. Соглашение было основано на том варианте, который Twitter использовал двумя годами ранее, когда в состав совета директоров было решено ввести двух враждебных активных инвесторов. Условия перечислялись на семи страницах, и среди них были положения, запрещающие Маску делать публичные заявления (а также, надо полагать, и твиты) с критикой компании. С точки зрения совета директоров Twitter, это было логично. История показывала – как покажет и будущее, – что Маск может наворотить немало дел, когда даже не пытается зачехлить свои огнеметы. А его битва с Комиссией по ценным бумагам и биржам позволяла понять, как затруднительно его хоть в чем-то сдерживать.

Маск велел Берчаллу отклонить предложение. Он посчитал “предельно ироничным”, что компания, считающая свой продукт “площадкой для публичных высказываний”, пытается ограничить свободу слова. Через несколько часов совет директоров Twitter пошел на попятную. Маску прислали пересмотренное соглашение, в котором было всего три весьма мягко сформулированных абзаца. Единственное значимое ограничение: Маску не позволялось приобретать более 14,9 % акций Twitter. “Я соглашусь, если они расстелят красную дорожку”, – сказал он Берчаллу.