Илон Маск

Но к 18 ноября – к той пятнице, когда он вызвал инженеров в офис для оценки кода, – Маск уже пребывал в приподнятом настроении и готов был отказаться от своих слов. Джеймс и его мушкетеры отчаянно пытались поддерживать работоспособность Twitter, несмотря на неожиданный уход сотен инженеров и увеличение нагрузки из-за видеороликов с чемпионата мира по футболу. Им вовсе не хотелось, чтобы система снова оказалась под ударом. В это время Маск вышел из своей переговорной комнаты со стеклянными стенами, где провел встречу с Робин Уилер, которая пока занимала в Twitter должность руководителя отдела продаж, и показал Джеймсу и Россу свой телефон. “Смотрите, что я только что твитнул”, – сказал он с озорной ухмылкой.

Он опубликовал у себя на странице опрос: “Разблокировать ли бывшего президента Трампа? Да. Нет”. Если оставить за скобками сомнения в уместности разблокировки Трампа и использования открытого для всех голосования для принятия этого важного решения, возникала инженерная проблема. Проведение опроса, в котором мгновенно регистрируются миллионы голосов и который в реальном времени заполняется в лентах пользователей, могло привести к перегрузке серверов Twitter при недостатке обслуживающего их персонала. Маск, однако, обожал риск. Он хотел знать, до какой скорости может разогнаться автомобиль, что случится, если вдавить педаль газа в пол, и насколько близко можно подлететь к Солнцу. Джеймс и Росс сказали, что “от страха наложили в штаны”, но Маска, казалось, ситуация только обрадовала.

К моменту закрытия опроса на следующий день в нем приняло участие более 15 млн пользователей. Голоса распределились почти поровну: 51,8 % выступили за разблокировку Трампа, а 48,2 % – против. “Народ сказал свое слово, – объявил Маск. – Трамп будет разблокирован. Vox populi, vox Dei”.

Сразу после этого я спросил его, догадывался ли он заранее, каким будет результат. Нет, ответил он. А если бы расклад оказался другим, он оставил бы блокировку Трампа в силе? Да. “Я не фанат Трампа. Он сеет хаос. Он чемпион мира по вранью”.

Третий раунд

На встрече с Маском в тот день руководитель отдела продаж Робин Уилер сказала, что уходит из компании. Она пыталась уволиться неделей ранее, одновременно с Йоэлем Ротом, но Маск и Джаред Берчалл убедили ее остаться.

Большинство, включая Росса и Джеймса, посчитало, что поводом к ее отставке стало решение Маска производить разблокировки в одностороннем порядке и запустить опрос о судьбе Трампа. На самом деле Уилер больше беспокоило, что Маск упорно настаивал на проведении еще одного раунда сокращений и требовал, чтобы она составила список тех, кого стоит уволить. Ранее на той неделе она провела собрание сотрудников отдела продаж и объяснила, почему им стоит нажать на кнопку “да” и стать частью нового Twitter, где к ним будут предъявляться высокие требования. Теперь ей предстояло посмотреть в глаза некоторым из людей, сказавших “да”, и сообщить, что они потеряли работу.

Плановые цифры для увольнений и сокращений менялись вместе с настроением Маска. В какой-то момент он сказал мушкетерам, что хочет сократить команду программистов до пятидесяти человек. На той же неделе он говорил, что не стоит думать о конкретных числах. “Просто составьте список лучших инженеров и отсейте остальных”, – велел он.

Чтобы упростить процесс, Маск приказал всем программистам Twitter прислать ему образцы кода, который они писали в последнее время. В выходные Росс наладил пересылку их ответов из почтового ящика Маска в его собственный, чтобы они с Джеймсом и Дхавалом смогли оценить работу программистов. “У меня на почте пятьсот заявок, – устало сказал он воскресным вечером. – Нам нужно каким-то образом просмотреть все сегодня и понять, кто из инженеров сохранит работу”.

Джеймс Маск и Бен Сан-Суси

Зачем Маск это делал? “Он считает, что небольшая группа действительно талантливых инженеров-универсалов может сделать больше, чем обычная группа, которая в сто раз больше, – пояснил Рот. – Подобно тому как небольшой, но сплоченный батальон морских пехотинцев творит невероятные вещи. Еще я думаю, что он хочет сорвать с раны пластырь. Ему не хочется с этим затягивать”.

В понедельник утром Росс, Джеймс и Эндрю встретились с Маском и объяснили, по каким критериям оценивали заявки. Маск одобрил их план и вместе с Алексом Спиро спустился в кафе, где поспешно созвал очередное общее собрание сотрудников. По пути он спросил, что говорить, если его спросят о возможных дополнительных сокращениях. Спиро предложил сменить тему, но Маск решил, что хочет сказать, что “сокращений больше не будет”. Его логика состояла в том, что грядущий раунд отставок предполагал увольнение людей “по конкретному основанию”, поскольку их работа предположительно недостаточно хороша, а не в рамках сокращения штата, которое подразумевало выплату щедрых выходных пособий. Он проводил различие, ускользнувшее от большинства. “Сокращений штата больше не планируется”, – объявил он в самом начале собрания, и его слова были встречены бурными аплодисментами.

После собрания он встретился с дюжиной молодых программистов, которых Росс и Джеймс сочли лучшими. Разговоры об инженерной стороне дела позволяли ему расслабиться, и он обсудил с ними такие вопросы, как упрощение загрузки видео. Он сказал им, что в будущем командами в Twitter будут руководить такие же инженеры, как они сами, а не дизайнеры и не менеджеры по продукту. Это был тонкий ход. Здесь нашла отражение убежденность Маска в том, что Twitter должен быть, по сути своей, программистской компанией, управляемой людьми, умеющими писать код, а не медиаструктурой и не компанией по производству потребительских товаров, во главе которой стоят люди, умеющие анализировать человеческие желания и взаимодействия.

Зачем такая требовательность?

Последняя партия уведомлений об увольнении была разослана накануне Дня благодарения. “Добрый день! В ходе недавней проверки Ваш код был признан неудовлетворительным, поэтому мы с сожалением сообщаем Вам, что Ваш трудовой договор с Twitter будет незамедлительно расторгнут”. Под сокращение попали пятьдесят инженеров, которым немедленно перекрыли доступ к системе, деактивировав их пароли.

Три раунда сокращений и увольнений прошли так быстро, что сначала трудно было подсчитать, сколько человек покинуло компанию. Когда пыль улеглась, штат Twitter сократился примерно на 75 %. 27 октября, когда Маск встал во главе компании, в ней работало почти восемь тысяч человек. К середине декабря – немногим более двух тысяч.

Маск произвел один из наиболее грандиозных переворотов в корпоративной культуре за всю ее историю. Twitter славился своей доброжелательной атмосферой, формированию которой способствовали бесплатные ресторанные обеды, открытые для сотрудников студии йоги, оплачиваемые дни отдыха и забота о “психологической безопасности”, но теперь все стало совершенно иначе. Маск поступил так не только из финансовых соображений. Он предпочитал агрессивную, форсированную среду, где разъяренные воины ощущали не комфорт, а постоянную психологическую опасность.

Порой это не шло на пользу делу, и казалось, что именно так случится с Twitter. Популярность набирал хэштег #twitterdeathwatch (“у смертного одра Twitter”). Обозреватели, работающие в сфере технологий и медиа, попрощались с сервисом, полагая, что жить ему осталось недолго. Маск, смеясь, признавал, что даже у него самого порой возникали такие мысли. Он показал мне гифку, на которой по дороге едет горящий мусорный бак, и сказал: “Иногда я просыпаюсь и проверяю, работает ли еще Twitter”. Но каждое утро он открывал приложение – и оно работало. Twitter справился с рекордным трафиком во время чемпионата мира по футболу. Более того, сохранив ядро целеустремленных инженеров, компания принялась внедрять инновации и добавлять новые функции быстрее, чем когда-либо ранее.