Императрица Мария. Восставшая из могилы

Мария.

Волков закончил читать, сложил очки и убрал их в карман, затем медленно обвел взглядом зал и, встав по стойке смирно, неожиданно красивым баритоном запел:

Боже, Царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, на славу нам! Царствуй на страх врагам, Царь православный! Боже, Царя храни!

Уже при первых строках гимна зал встал и подхватил. В общем-то незамысловатый и с точки зрения текста, и с точки зрения мелодии русский гимн (всего-то один куплет, повторявшийся трижды), подхваченный несколькими сотнями мужчин, производил сильное впечатление.

Николай посмотрел на стоявшего рядом с ним Деллинсгаузена. Барон пел вместе со всеми, и по его щекам текли слезы. Костя Попов не пел, он плакал, уткнувшись лицом в край занавеса.

Гимн закончился, и великая княжна, нет, уже императрица, подняла руку, и зал послушно стих, как по мановению волшебной палочки.

– Я хочу обратиться к вам со словами, произнесенными много веков назад в другой стране другой девушкой, так же, как я, пожелавшей положить свою жизнь на алтарь служения Отечеству. – Она шагнула к рампе и, подняв руку, крикнула: – С нами Бог и Пресвятая Дева Мария! Все, кто верит в меня, за мной!

Николай оторопел. Он когда-то рассказал Маше про фильм «Жанна д’Арк», видя в его героине некоторые параллели с ней, но не ожидал, что она запомнит эту фразу из фильма. Неизвестно, говорила ли ее настоящая Жанна, но сейчас, судя по реакции зала, она пришлась как нельзя к месту.

Зал взорвался, кто-то кричал «ура!», кто-то что-то еще. Все крики сливались в какой-то грозный рев. Люди повскакивали со своих мест и устремились к сцене. Прижатый к рампе бородатый есаул кричал:

– Матушка! Государыня! Веди нас! Умрем за тебя!

Откуда-то появилось кресло, на которое усадили молодую императрицу. Николай рванулся вперед, но толпа оттеснила его. Он немного успокоился, когда увидел рядом с креслом, которое несли офицеры, людей из Машиной охраны.

Кресло вынесли на балкон. Маша встала, а Волков опять прочитал манифест. Когда он закончил читать, она опять крикнула в толпу свой призыв. И в этот момент произошло то, о чем потом будут еще долго говорить друг другу люди по всей России. Хмурые низкие облака, затягивавшие омское небо весь этот день, внезапно разверзлись, и на несколько секунд выглянуло солнце. Его низкие закатные лучи осветили и центр города, и огромную толпу, и здание театра, и девушку в черном платье, стоявшую на его балконе. Солнечный свет, отразившись от стекол театрального здания, зайчиком заиграл в ее волосах. Но люди внизу увидели то, что хотели увидеть, то, во что верили, – нимб. Толпа рухнула на колени: «Святая!» Люди осеняли себя крестным знамением. Встали на колени и священнослужители во главе с архиепископом.

Из театра рекой выливались офицеры, неся на руках над собой кресло с императрицей. Сразу за ней двинулись священнослужители, за ними, колыхаясь, вся толпа. Массовая восторженная эйфория охватила людей: одни плакали, смеялись, другие что-то кричали. Можно было разобрать возгласы «Слава Государыне!», «Матушка, заступница, прости нас!», «Ура царице!» и многое другое в том же духе.

Николай ошалело смотрел вслед уходившей по Любинской толпе. Выйдя из ступора, бросился искать Волкова. Он нашел войскового старшину у правых кулис. Взрослый мужчина, боевой офицер, кавалер ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия стоял, уткнувшись лицом в ткань кулис, и плакал навзрыд. Николай кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание. Волков обернулся, увидел его, а затем шагнул к нему и обнял.

– Николай! Вы даже не представляете, что вы сделали для всех нас, для России!

– Вячеслав Иванович, надо спасать государыню!

Взгляд Волкова стал осмысленным.

– Что случилось?

– Пока ничего, но может! Она же в одном платье, застудится. Что делать будем?

– Черт! – Волков на ходу вытирал глаза. – Куда ее понесли?

– Вниз по Любинской, похоже, к Железному мосту.

– Надо отсечь толпу на Дворцовой, у генерал-губернаторского дома, я распоряжусь!

До места добирались в объезд, по пустынным улицам – все жители города, казалось, были в центре. Получилось, как и планировал Волков: верховым казакам удалось конями оттереть толпу и завернуть ее головку к дому генерал-губернатора.

Маша сидела уже скрючившись от холода. Шереметьевский, тоже оказавшийся в кучке людей у кресла, сорвал с себя шинель и набросил ей на плечи. Но зубы у нее продолжали стучать. Николай, не раздумывая, подхватил ее на руки и внес в дом генерал-губернатора, где находился штаб Сибирской армии. Дежурный офицер попытался было преградить им дорогу, но, увидев Волкова и других офицеров, отступил. В здании было пусто – все отправились на встречу с великой княжной, а теперь были на улице.

– До гостиницы не добраться, – сказал Волков, – всюду толпа. Они только к утру разойдутся.

Николай, выяснив, где в здании горячая вода, потащил Машу в ванную комнату. Посадив ее на край ванной, он, тихо ругаясь, не стесняясь Волкова и Шереметьевского, сразу отвернувшихся, правда, содрал с нее обувь, чулки.

– Зачем туфли-то надела? Ботинки надо было, не сообразила? И носочки теплые! Эх!

Наполнив таз горячей водой, он опустил туда ее ноги и, склонившись, стал растирать их. Маша, шмыгая носом, мягко навалилась ему на спину.

– Водки найдите, – прорычал из-под Маши Николай.

– Есть спирт, – сказал кто-то из штабных.

– Еще лучше, несите! Только разбавьте!

Выпив спирта, Маша согрелась, но осоловела.

– Вам будет лучше заночевать здесь, ваше императорское величество. Да и лучшего места для вашей резиденции трудно придумать.

– А как же штаб? – Маша, разлепив веки, посмотрела на Волкова.

– Куда-нибудь перенесем.

– Ага, в Екатеринбург, – фыркнула она.

Волков усмехнулся.

Николай отнес Машу наверх, в ту самую залу для совещаний, куда их привели в день приезда в Омск и где Маша назвала себя. С ней остались только он и Андрей, остальные расположились внизу. Здание было окружено верховыми казаками, которые вели себя на редкость дружелюбно по отношению к толпе.

– Куда прешь, куда, бодлива мать! – покрикивали они на самых бойких. – Замерзла царица, понимать надо! Мороз на дворе, а она вона в платьице!

Это объяснение сравнительно быстро остудило пыл возбужденной толпы.

– Замерзла царица, – говорили люди друг другу, – не дай бог, простудится!

– Устала, сердешная, – вторили им другие, – пусть отдыхает.

Толпа начала постепенно расходиться. Кто-то потянулся домой, а кто-то из офицеров, по привычке, в рестораны. Но вот неожиданность: лучшие рестораны города – в «Европе» и «России» – оказались закрыты, и не только они одни.

Прохожие потешались над любителями выпить:

– Хватит водку жрать! Государыня этого не любит! На ситро переходите!

Город гудел до поздней ночи. За всей этой суетой Николай совершенно забыл оповестить женщин, остававшихся в «России» и совершенно измученных неизвестностью. Последний раз они видели Машу из окон, когда толпа тащила ее по Любинской. Спасибо Волкову, он вспомнил, позвонил в гостиницу и успокоил дам.

Проснулся Николай от шума. Похоже, кто-то ходил по крыше. Было уже совсем светло. Маша еще спала, по-детски надувая губы. Спал и Андрей на диване у противоположной стены. Крякнув, Николай поднялся с пола, на котором, собственно, и провел ночь. Почему-то жутко хотелось курить, хотя привычкой курения по утрам он не страдал.