Императрица Мария. Восставшая из могилы

– Это командир Чехословацкого корпуса генерал Ян Сыровы, а рядом с ним – Богдан Павлу, представитель Чехословацкого национального совета.

– Посмотрите, там в другой ложе – генерал Нокс, полковник Уорд, Элиот и еще кто-то, кажется, французы, – сказал Николай.

– Слетелись, стервятники, – с неожиданной злостью сказала великая княжна.

Перестав разглядывать зал, они прошли за кулисы.

– Надо прическу поправить, – сказал Николай, – немного примялась, от платка, наверное.

Они стояли вдвоем, чуть в отдалении от остальных. Офицеры охраны и еще какие-то люди, в том числе штатские – очевидно, сотрудники театра, – отступили от них на несколько шагов.

– Так лучше? – Великая княжна попробовала поправить. – Тут и волос-то мало!

– Нет, не очень.

– Тогда сам. – Маша наклонила голову.

Николай, передав ей папку с манифестом, достал из кармана гребешок и попытался сделать прическу попышнее, для чего пришлось переколоть пару заколок. Теперь «голливудская» прическа выглядела вполне пристойно. Окружающие молча смотрели на них. До трех часов оставалось еще несколько минут. За занавесом гудел зал.

Великая княжна отступила на полшага, посмотрела на Николая.

– Все нормально?

– Бледная очень, – ответил он.

– Волнуюсь.

Николай внезапно ударил ее по щекам, вызвав шок у наблюдавших эту сцену. Оторопела и Маша.

– Ты что?

– Ну вот, – удовлетворенно заметил Николай, – щечки сразу порозовели! Давай папку!

– Ну вы даете, Николай Петрович! Предупреждать же надо! – Маша отдала ему папку, перекрестилась, а потом внезапно шагнула к нему и поцеловала в губы.

– Занавес! – приказала она и, сжав кулачки, пошла на сцену.

На ярко освещенной сцене городского театра в Омске стояла молодая девушка в строгом черном платье, перехваченном через плечо широкой красной лентой с золотой каймой. Никому из находившихся в зале не нужно было объяснять, что это за лента и почему она на девушке. Никаких украшений, кроме тонкой нитки жемчуга на красивой гордой шее, на ней не было. Но она в них и не нуждалась, так красива, так ошеломляюще хороша настоящей русской красотой была она.

Зал оглушающе затих. И в наступившей тишине неожиданно громко раздался голос вице-адмирала Колчака:

– Господа офицеры!

Грохнув стульями, зал встал, приветствуя великую княжну.

– Здравствуйте, господа! – произнесла она и, коротко вздохнув, продолжила: – До сведения тех, кто еще не встречался со мной, довожу, что я – великая княжна Мария Николаевна, третья порфирородная дочь императора Николая Второго. Мой отец, государь император Николай Александрович, подло и безжалостно убит в ночь на семнадцатое июля сего года в подвале дома инженера Ипатьева в Екатеринбурге. Вместе с ним убиты моя мать, государыня императрица Александра Федоровна, мои сестры Ольга, Татьяна и Анастасия, мой брат – наследник-цесаревич Алексей. Их судьбу разделили и люди, до последнего остававшиеся с нами: доктор Боткин, повар Харитонов, камердинер Трупп и комнатная девушка Аня Демидова.

Волею Господа уцелела только я. В меня попали две пули, меня ударили прикладом по голове, а после пытались добить штыком. Но не добили – Господь решил сохранить мне жизнь и руками представителей простого народа, крестьянскими руками избавил от смерти.

Однако же мне представляется необходимым вернуться в более раннее время, обратиться к тем событиям, которые привели к этому убийству. Я хочу вспомнить день второго марта года семнадцатого, день отречения государя императора от трона. Было ли это отречение законным? Можно ли считать законным отречение монарха, полученное насильственным путем в результате заговора? Является ли достаточным в данном случае карандашная подпись государя на телеграмме начальнику штаба, выданной впоследствии за Манифест об отречении?

В зрительном зале была прекрасная акустика, звонкий голос великой княжны доносился до самых дальних рядов. Этому способствовала и мертвая тишина, стоявшая в зале. Такая тишина, что слышно было, как бьется осенняя муха о стекло какого-то светильника.

Великая княжна, немного помолчав, продолжила:

– Родзянко, Львов, Шульгин, Гучков, все командующие фронтами, включая и великого князя Николая Николаевича, – вот основные фигуры заговора! Угрожая государю оружием, шантажируя его угрозой расправы над членами семьи – женой и детьми – эти, с вашего позволения, мерзавцы вырвали у него отречение! О будущем России думали они? Ничуть не бывало! Все они искали только личной власти, личного своекорыстия! Править захотелось господам либералам! Получилось, но не долго! Выпущенный из бутылки джинн русского бунта, бессмысленного и беспощадного, смел их, как метлой! Кто-то в бегах, а кто-то и отдал Богу душу, как, например, генерал Духонин.

Главное же в том, господа, что любые обстоятельства, вынуждающие царствующего государя отречься от власти, можно рассматривать не иначе как преступление, бунт против законной власти императора и измена ему. А значит, отречение государя нельзя признать законным, как нельзя признать законными и все последующие события: формирование Временного правительства, созыв Учредительного собрания и уж тем более октябрьский большевистский переворот!

Великая княжна вколачивала слова в молчавший зал, как гвозди. Растерянные, удивленные, возмущенные, одобряющие лица – ее слова никого не оставили равнодушным.

– Таким образом, господа, в Екатеринбурге совершено цареубийство! Причем двойное: до того момента, когда я потеряла сознание, я успела увидеть, что государь умер раньше цесаревича Алексея, а стало быть, тот несколько мгновений был императором всероссийским.

Голос великой княжны предательски задрожал, но, овладев собой, она продолжила:

– Сути дела, однако, это не меняет, наследовать государю Алексей не может, так же как не может ему наследовать великий князь Михаил Александрович, расстрелянный большевиками в Перми в июне сего года.

По залу пронесся вздох – видимо, для многих эта информация была новостью. Многие, надеясь на то, что великий князь жив, предполагали его новым государем. Великая княжна убила эту надежду. В правдивости же ее слов не усомнился никто.

– Впрочем, для престолонаследия еще не все потеряно. Формальные права на престол, в соответствии с Законом о престолонаследии императора Павла Первого, имеют многие представители императорского дома, – продолжала великая княжна, – однако же имеют ли они моральное право на престолонаследие? Мой прапрадед император Николай Первый, обращаясь к своим детям, когда-то сказал: «Всякий из вас должен всегда помнить, что только своей жизнью может искупить происхождение великого князя».

Увы, прошло полвека, и эти слова были забыты. Жажда наживы, воровство, казнокрадство, блуд, ложь, интриги и предательство поселились в императорском доме. Поразительно, но никто из его членов не поддержал государя, своего родственника, в трудную минуту. Наоборот, многие поддержали заговорщиков, приветствовали отречение и, нацепив красные банты, побежали выслуживаться перед новыми «хозяевами» России! А сейчас, когда Отечество стонет от раздирающей его войны, когда брат стреляет в брата, где доблестные представители российского императорского дома? Я не говорю про тех, кто схвачен большевиками, и тем более про тех, кто погиб. Но остальные где? Кто-то покинул Россию, а кто-то затаился, не желая вмешиваться в события под предлогом, что это невместно представителям императорского дома. О каком соблюдении Закона о престолонаследии может идти речь в подобных обстоятельствах? Императору Павлу, царствие ему небесное, в страшном сне не могло представиться, что подобное происходящему ныне возможно на Руси.