Империя статуй

Уставившись в бумаги, Король ответил мне, не поднимая глаз:

— От нагини.

— Я и без тебя вижу, что у ребенка хвост. Ты ведь ни разу не был в Империи!

— Она была проездом в столице. Красивая. Случайная связь, — отчеканил он ровным спокойным голосом, как если бы заранее заучил все ответы. — Мне нужно работать, Кейсия.

— Конечно, но тебе ведь ничего не стоит развеять сомнения своих поданных. Ты ничего не объяснил…Попросту вышел с этим ребенком на руках одним утром и…

— Кейсия.

— Нет! Не говори со мной подобным тоном. Представь, какого сейчас Шае! Вы лишь недавно поженились, а у тебя уже появился другой ребенок от любовницы — это ведь сродни тому, как если бы ты громогласно не признал её Королевой!

— Я люблю своих детей и признаю свою жену, пускай она и была мне навязана.

— Только…признаешь?

— Да. Я не люблю её. Но развестись по закону не могу.

Закусив губу, я вновь села на софу, бросив на стол тонкую книжку. Во все времена находились бастарды, и люди не считали подобное грехом, поскольку связи Королей с другими женщинами сохраняли правящий род, внутри которого постоянно происходили междоусобицы. Но в столь молодом возрасте заявить о втором ребенке, рожденном вне брака…

— Та нагиня…Ваша связь действительно была случайной? Ты не любил её?

Он промолчал, но я отчетливо видела, как сильно сжали его тонкие пальцы перьевую ручку…

— В любом случае, над этим ребенком ты трепещешь. Хоть муж из тебя отвратительный, отец ты хороший. Не беспокойся, Вестмар, я прослежу за тем, чтобы этого ребенка воспитали, как члена королевской семьи. В конце концов, у него золотые волосы.

— Кейсия…Не уносите этого ребенка из замка.

— О чем ты? Ему необходимы прогулки на свежем воздухе.

— Я сам буду с ним гулять. Ему запрещено покидать замок без меня.

— Но…

— Это приказ.

В этот раз промолчала я. Он боится покушения? Но в замке служат лучшие из лучших. Как бы то ни было, злить брата не стоило. Его приказы не подлежат сомнению.

— Могу я спросить, почему ты не хочешь отдавать нагам Алмазный меч?

— Согласно древнему пакту данный артефакт принадлежит людям. Я не верю змеям — в их традициях что-то забрать и более не вернуть, а опасность никуда не денется. Пока они не согласятся подписать договор о срочном возвращении артефакта после свершения казни, я не отдам им реликвию.

— Что ж…Я поняла. Прости, что отняла у тебя время.

Удовлетворившись ответами, я склонила голову, а после покинула кабинет, бросив любопытный взор на закрывающуюся щель. Вот только увидеть брата, обреченно схватившегося за голову руками, я совсем не ожидала…

Глава 26

Душой её владеет мрак,

И невозможен больше брак.

Ты пожалей её сперва –

Внутри она давно мертва

Легенда о Нэрете и Аэлии

Империя Зейран

Каменный замок

— Уже две недели в этом чертовом лесу воняет кровью. Не собираешься узнать, в чем дело?

Широко зевнув, молодой мужчина лениво потянулся к кубку, стоящему на поломанной тумбе, но, задев спросонья хрупкую и неустойчивую конструкцию, лишь опрокинул все на покрытый трещинами пол. В пустом огромном помещении звук металла о мрамор отразился звонким эхом от темных стен, изъеденных временем, и стайка птиц, пригревшихся на солнце рядом с замком, тотчас вспорхнула ввысь, перебивая друг друга испуганным галдежом. Теплый ветер, ворвавшись в зал сквозь разбитые стекла, принялся трепать полотна густых паутин, и потревоженные пауки, выбежав было на середину узора, вновь скрылась в трещинах стен. Устав играть с призрачными нитями, ветер слабо колыхнул остатки занавесок, подобравшись к серебряным длинным волосам мужчины, что, лежа на грязной софе, пытался вновь погрузиться в медовое царство снов.

— Ну, воняет и воняет… — произнес он, уткнувшись лицом в подушку, — чего бубнишь…

— Посмотрел бы ты на себя со стороны, Авель. Потомок великого рода белых драконов живет в развалинах, жрет пойманных крыс да птиц и спит под грязной простыней на софе с клопами. Молодые драконы берут с тебя пример, поэтому не удивляйся их безделью. Если они не играют в море, значит, они спят. Если не спят, значит, играют в море.

— Разве… — вновь широко зевнул Авель, — разве это плохо? Пусть живут беззаботно.

— Всю жизнь провести как изгои — вот, что плохо.

— Скажи мне, Моф, где сейчас наши предки, что вечно боролись за своё место?

Крепкий мужчина с взъерошенными изумрудными волосами лишь промолчал, с силой стиснув зубы. Должно быть, впервые за все время он подумал о том, что не может сказать «они в могилах», поскольку никто огромных драконов не хоронил. Их расчленяли и безжалостно использовали так, словно бы живые и заслуживающие уважения существа были простым расходным материалом.

— В ином мире, — ответил Моферон уклончиво, усаживаясь на пол. — Но неужели мы не можем ничего сделать?

Оторвав лицо от подушки, белый дракон бросил на друга долгий взгляд удивительно чистых серо-голубых глаз, обрамленных в раскосом вырезе черным рядом длинных ресниц. Сапфировая серьга, запутавшись в светлых прядях, чуть сверкала в лучах проникающего в замок солнца, нежась под которым Авель проводил большую часть своего вечно свободного времени.

— Можем. Но этим вновь поставим свою расу под угрозу исчезновения. Я понимаю тебя, Моф, но взгляни вокруг — нас осталось не больше двадцати.

— Почему бы нам не начать красть женщин? Если род прервется…

— Женщины других рас не виноваты в том, что нас почти истребили.

— Вот поэтому при жизни прошлый глава не желал передавать тебе полномочия, — усмехнулся зеленовласый дракон. — Настоящий правитель сделает все для своего народа. Даже, если придется пойти по головам других.

— В таком случае выйдет колесо сансары, мой друг. Один народ, считая себя правым, будет использовать другой. А после второй народ, обозлившись, будет считать себя правым, неся кару обидчику.

— Так-то оно так, но…

— У нас есть драконицы. И они уже выбрали себе мужей. Пусть все идет своим чередом…

Моф промолчал, посчитав уместным не начинать щепетильную тему продолжения рода белого дракона, что, будучи известным упрямцем, избегал разговоров о женитьбе. Словно бы прочитав мысли друга, Авель не сдержал тяжелого вдоха, усевшись на софе и запустив руку в копну спутанных волос. Ему и самому не нравилось это место, не нравилось вынужденное положение, что низвергало величественную расу в слои потерявших самих себя бедняков. Но он привык…Привык к воцарившемуся спокойствию и к жизни, лишенной постоянных смертей.