Империя статуй

Грустная улыбка вновь тронула её губы, и я благодарно опустила на хрупкое плечо свою руку, негласно благодаря за честность.

— Не будь тебя в моей жизни, я бы наверняка состояла сплошь из фобий…

— Ох, ну, что же вы такое говорите!

— Когда я впервые увидела тебя на пороге Храма, то вдруг подумала о том, что смотрю на себя саму…Маленькая, грязная, брошенная в омут одиночества…

— Поэтому вы тогда позволили мне остаться рядом?

— Наверное…Я рада, что сделала правильный выбор. Живя в темноте, ты сохранила искренность, честность и верность. Спасибо тебе за все, Лагерта.

Зеленых глаз феи тронул мокрый блеск. Повернувшись ко мне и шмыгнув носом, она склонила голову, а после, замерев на мгновение, вновь припала к земле, запуская пальцы в пучки растущих рядом трав. Подняв голову к хмурому небу, я подумала о первоначальном плане, согласно которому наги и Йоргаф должны были достигнуть Каменного Замка на день позже нас самих. Сильные воины, талантливые маги — все они прикрывали друг друга, давая нам возможность уйти, но сигнал, пущенный в воздух вчерашним утром, подобно искре вспыхивал перед глазами вновь и вновь.

— Госпожа! — испуганно вскрикнула Лагерта, вскакивая на ноги. — Уходите скорее!

— Что случилось?

— Шаги…Я слышу их в восьми километрах отсюда!

— Н-но…

— Должно быть, они шли всю ночь за нами. Прошу вас, бегите скорее!

— А как же ты?

— Лес — мой дом. Я задержу их настолько, насколько смогу. Ох, прошу, не дрожите, я клянусь, что вернусь к вам живой!

Ухнувшее вниз сердце не вернулось на место, будто бы перестав биться и растворившись без остатка. Повинуясь инстинктам, подавившим рациональное мышление, я лишь смотрела в спину убегающей феи, крепче затягивая узлы платков. Тяжелая намокшая коса оставляла на зеленой ткани темные пятна воды, показавшиеся мне проступающей кровью, и, встав против воли на ноги, я побежала прочь, что есть сил, успокаивая себя громогласными словами, брошенными феей на прощание.

Прижимая к груди Айварса, я мчалась вперед, не замечая ни бьющих лица веток, ни острых сучьев, царапающих плоть. Чувство всепоглощающего ужаса заглушало боль и усталость, окутывая истощенное тело сильным жаром. Отпустив узду хладнокровия, я беспрекословно поддалась тем природным приказам, что существовали задолго до появления первого общества. Но испуганный разум играл с душой злые шутки, воспроизводя события, в которых прежде побывал — совсем скоро мне начали мерещиться горные массивы, по которым я ползла прочь, оплакивая отца. До боли знакомое, отравляющее чувство загнанной дичи, что всю жизнь только пряталась в попытках выжить. Не будь рядом со мной Айварса, я наверняка бы сошла с ума…

Стопы горели, словно бы весь путь я прошла по горящим углям, а легкие чудились надутым до предела шаром, готовым лопнуть в любую секунду. Сумерки коснулись леса, и я, задыхаясь, упала на спину, дыша так громко и так хрипло, что среди царства ночных звуков это могло бы показаться приемлемой мелодией уставшего хищника. Силы, прежде переполнявшие тело, покинули его также внезапно, как и наполнили, оставив после лишь ватные слабые ноги и изнывающие мышцы. Грудь разрывало от наполняющего огня, и хнычущий малыш, просящий ласки и заботы, не мог получить ничего. Я даже не могла опустить руку на его голову, поскольку не чувствовала конечностей…

Звезды казались слишком яркими, плач Айварса — слишком громким. Лежа на спине, я дрожала вместе с едва заметной вибрацией от прохладной земли. Скатившись по вискам и впитавшись в волосы, они оставили мокрые дорожки, что под дуновением ветра остудили кожу. Это было невыносимо. Тщетно — какое ужасное слово. Стоит только его произнести, как безысходность охватит тело подобно ветру, несущему в небеса воздушного змея. Даже зная о смерти, мнущейся на пороге уж несколько сотен лет, даже пытаясь наслаждаться каждым прожитым днем, я так ничего и не успела. Не отплатила близким созданиям за доброту, не покаталась на лодке, слушая мелодии уличных музыкантов, не посетила ателье мисс Уолли, столь часто присылающей мне приглашения. Я так и не устроила пикника под летним ярким солнцем, не побывала в театре и даже не успела посмотреть на пристань с огромными кораблями, мерно покачивающимися среди брани моряков и иностранных товаров. Но не от этого беззвучно текли слезы, а от того, что я так и не успела показать Айварсу этот мир — мир, что был одновременно ужасным и прекрасным. Мир, в котором должно было быть место для каждого…До дрожи страшно. Пытаясь лезть из кожи вон, за собственные старания я не получила ничего…Ничего…

Нельзя противостоять миру в одиночку. Нельзя противостоять ему и вшестером. Все кончено. Преследующие нас воины, скоро будут здесь, и я присоединюсь к тем, кто пытался наказать нагов за их грехи. К тем, кто встал на мою сторону впервые за сотни лет…

— Слышишь меня?

Что-то слишком яркое возникло перед глазами, вынудив поморщиться, и, сморгнув слезы, я взглянула на мерцающий в темноте силуэт, что по мере приближения тускнел и очерчивался строгой неестественной линией. Опустив глаза на шрам, уродующим тонкую белую шею, я, наконец, признала в бесплотной фигуре черноволосую девушку, что приветливо махала мне рукой в Кузне. Вновь Горгона, что не могла найти покоя из-за лежавшей на алом бархате отрубленной головы…Быть может, в этот раз она пришла не для того, чтобы дать совет, а для того, чтобы проводить…

— Слышу, — хрипло ответила я, едва шевеля губами. — Я уже умерла?

— Пока нет.

От слишком яркого света глаза начали болеть, и я закрыла веки. Не упокоенные души, являющиеся взору, не могли не оставить следа даже в самой скептической и черствой натуре. Открывая тайны и помогая, они низвергали разум в бездну ужаса, одним своим видом напоминая о смерти.

— Сюда скоро придут, — произнесла незнакомка равнодушно, — нужно идти.

— Я не могу…

— Действительно…Энергии в тебе совсем не осталось. Повезло, что у преследователей нет меча. Тебя не смогут убить сразу.

— Не смогут…сразу?

— Им наверняка придется сделать кое-что очень неприятное, чтобы ты не смогла использовать силы и сбежать. Сестрице Говрелии выкололи глаза и отрубили ноги, когда алмазного артефакта не оказалось рядом.

Беззаботно звучащие слова наполняли тело отчаянием, избыток которого выходил с беспомощными рыданиями. Я не хотела умирать, не хотела испытывать боль, не желала сдаваться так просто, но даже пальцем пошевелить не могла. Речи девушки отравляли воображение, но как бы сильно не было жаль себя, я умирала изнутри, представляя, что наги сделают с моим сыном. Будь на то моя воля, я пожелала бы страдать за двоих, лишь бы Айварс не испытывал боли…

— Как и у первой Горгоны у меня осталось немного сил, потратив которые я навсегда исчезну из этого мира. Их хватит на то, чтобы унести кого-то одного отсюда. Только одного…Так кто же…

— Айварс, — произнесла я, не задумываясь. — Умоляю…

— Если ты умрешь, ему придется выполнить задание за тебя.

— Пусть так…Лишь бы жил…

— Эгоистично, — усмехнулась девушка, — не ты ли говорила, что такая жизнь ужасна?

— Прошу…

— Хорошо. Я исполню твою просьбу. Но кому мне следует передать твоего сына?

Посмотрев в ночное небо, я вдруг поняла, что все дорогие мне создания уже могут быть мертвы…Мне некому доверять. Некому доверить самое ценное в этом мире сокровище, у которого была только его мама…Только мама?..

— Скажи…Какого цвета у него глаза?

— Что? К чему ты…Ну…Голубые. Та принцесска хорошо постаралась.

— Если…Если он будет рядом с отцом…Если будет брать от него силы, сможет ли сохранить этот цвет?

— Хо-о-о, — с улыбкой протянул призрак, — думаю, да. Это родственная энергия, и он сможет брать её, не вредя себе. Но уверена ли ты, что готова отдать сына его отцу-человеку?