Империя света
Шрифт:
— Конечно.
Она уверенно встала из-за стола и направилась к дверям. Риоп поспешил за ней. На выходе к Мари подлетел смотритель стоянки с ключами от ее машины и с чрезмерной фамильярностью объявил:
— А я тут уже выкатил машинку!
Ее «Фольксваген Гольф», припаркованный утром на подземной стоянке, уже ждал ее наверху. С некоторых пор смотритель без ее на то согласия раз за разом вторгался на ее территорию: то, как в этот раз, делал что-нибудь, о чем она его даже не просила, то ни с того ни с сего совал свой кос в ее дела.
— Спасибо, — сухо ответила Мари, садясь в машину.
Риоп уселся на переднее пассажирское кресла Мари включила зажигание и, пока машина разогревалась, нечаянно увидела в зеркале, как смотритель с недовольным лицом сверлит взглядом заднее стекло «Гольфа». Какого черта? Он что, ревнует? Она замотала головой. Да что со мной сегодня такое? Почему мне все время кажется, что каждый взгляд, каждое слово обязательно что-то значит? Я стала слишком впечатлительной? Или отношения между людьми вообще по природе такие? Мари смочила языком губы. В это время подбежал смотритель и постучал по стеклу:
— Там внутри свет не выключен и дверь открыта. Мне все закрыть?
— Нет,
— A-а, — облегченно закивал смотритель и, отойдя назад, стал жестикулировать, помогая ей выехать задним ходом.
Выехав с площадки перед салоном, Мари свернула в аллею и медленно поехала в сторону платной парковки. На въезде Риоп опустил стекло и крикнул дежурному, чтобы тот не выписывал Мари счет, потому что она здесь только для того, чтобы помочь завести его машину. Она подогнала свой «Гольф» к машине Риопа. Два автомобиля стояли капот к капоту, как будто говорили друг другу «Привет!». Мари достала из багажника два толстых кабеля и соединила «плюс» аккумулятора своей машины с «плюсом» машины Риопа, а «минус» с «минусом». Левая рука в гипсе постоянно о что-нибудь ударялась, и каждый раз, когда раздавался стук, Риоп коротко ахал вместо Мари. Он рассеянно крутился вокруг нее, уставившись на раскрытые внутренности двух автомобилей.
— Садись в машину, — скомандовала Мари.
Риоп послушно прыгнул за руль. По нему было видно, что он до этого ни разу не делал ничего подобного.
— Попробуй! — крикнула ему Мари.
Риоп включил зажигание и завел двигатель. Он понажимал на педаль газа и, убедившись, что все работает, с довольным лицом вышел из машины.
— Ух ты, вот здорово!
Хм, это обаяние беспомощного мужчины часом не продукт эволюции? Мари вяло улыбнулась в ответ и посоветовала:
— Не выключай двигатель еще минут двадцать.
— Спасибо! Тогда до завтра. А, кстати, когда вам гипс снимут?
— Не знаю. Скоро, наверное.
Он кивнул, как послушный мальчик, и снова сел в машину. Мари тоже вернулась за руль, дала задний ход и выехала со стоянки. Следом за ней выехал и Риоп. Она снова припарковала свой «Гольф» перед автосалоном и сказала смотрителю, что вернется за машиной позже. На часах было уже 6:35. Ей пора идти на встречу с Сонуком. Она вошла в офис, закрыла на ключ ящик стола и выключила свет везде, кроме демонстрационного зала. Затем пошла в туалет, вымыла руки и достала косметичку. Помада почти вся стерлась. Она аккуратно прошлась по всему лицу, освежив каждую деталь макияжа. Закончив, вытерла руки бумажным полотенцем. Ей мучительно хотелось выкурить хотя бы одну сигарету, но в то же время она не хотела, чтобы от нее пахло табаком вря первой же встрече с другом Сонука, которого она не знала. К тому же ее молодой любовник не любил, когда она курила. Мари вышла из салона ац попрощавшись взглядом со смотрителем, подошла к пешеходному переходу.
Когда загорелся зеленый, она спокойно перешла дорогу, подстроившись в ногу с другими пешеходами, и села в свободное такси на противоположной стороне.
— Станция «Каннам», пожалуйста.
Таксист молча завел машину.
Когда машина Мари вдруг выехала со стоянки и скрылась в переулке, Чхольсу подумал, что мужчина рядом с ней был Ким Киен. Он быстро домчался до разворота и поспешил за ними, однако «Гольф» уже въехал на платную стоянку прямо за зданием автосалона. Внимательно присмотревшись, он увидел, что это был вовсе не Киен, а кто-то другой, и они с Мари были заняты тем, что присоединяли концы кабелей к аккумуляторам. После того как они закончили, Мари вернулась в офис, а он снова поставил машину через дорогу от автосалона и стал ждать, пока она выйдет. Через некоторое время она появилась одна и в этот раз не села в машину, а пошла к пешеходному переходу. Куда она собралась без машины? Может, хочет поужинать где-то неподалеку, потому что собирается остаться допоздна на работе? Но Мари перешла дорогу и тут же села в такси. Такси проехало мимо машины Чхольсу и устремилось вперед. Он торопливо выехал с обочины и сел им на хвост. Такси ехало без особой спешки, не выбиваясь из общего потока автомобилей, и спокойно двигалось в южном направлении. В вечерние часы пик в любом уголке делового Каннама было столпотворение. По дорогам медленно текли плотные ряды машин. Чхольсу снова позвонил руководителю и доложил о текущей ситуации: судя по тому, что Мари оставила свою машину и, сев в такси, движется в сторону многолюдного места, она наверняка собирается на встречу с мужем, и ему требуется подкрепление. Однако Чон отнесся скептически к его догадке, сказав, что вряд ли она в таком случае действовала бы открыто, и предположил, что это, напротив, могла быть уловка, чтобы отвлечь его внимание. Еще он добавил, что подкрепление может немного задержаться в пути.
Такси остановилось у станции «Каннам». Мари вышла из машины и уверенно свернула в переулок за «Нью-Йоркской пекарней». Припарковавшись на островке безопасности, Чхольсу оставил на передней панели табличку «При исполнении служебных обязанностей» и пошел следом за ней. Не похоже, что она старалась уйти от преследования. Напротив, она была куда больше озабочена тем, чтобы протиснуться вперед сквозь людской поток и при этом ни в кого не врезаться. Наконец она добралась до цели и, достав из сумочки зеркало, еще раз проверила прическу и макияж. Она стояла перед вывеской с надписью «Свиная грудинка в винном маринаде» на темно-красном фоне. Вытяжные вентиляторы рьяно выдували наружу дым с запахом горелого жира.
Чхольсу перестал есть мясо пять лет назад, после того как прочитал книгу Хелен Ниринг, жены Скотта Ниринга, «Простая пища для хорошей жизни». В предисловии книги было написано, что Скотт умер в возрасте ста лет, а Хелен — в возрасте девяносто двух лет.
Чхольсу хотел долго жить.
Он понимал, что если расскажет где-нибудь о таком своем желании, то вряд ли встретит понимание, поэтому держал язык за зубами. Однако он был уверен, что через несколько десятков лет продолжительность жизни человека возрастет так, как нынешним жителям планеты и не снилось, а до тех пор он хотел сохранить свой организм относительно здоровым, чтобы впоследствии сполна насладиться плодами грядущих революционных достижений медицинской науки. Он огляделся по сторонам.
Интересно, до скольких лет надеются прожить все эти молодые завсегдатаи ресторанных переулков Каннама? Еще каких-то несколько десятков лет назад семидесятилетний юбилей считался радостным событием для всей семьи, а теперь стал обычным делом, его порой даже отмечать неохота. Где-то из глубины души чей-то голос тихонько спрашивал его: «Чего ты собираешься достичь, живя так долго?» На это он сам и отвечал: «Долгая жизнь сама по себе и есть моя конечная цель. Кто-то желает стать Казановой, а кто-то — Наполеоном. Еще кто-нибудь мечтает покорить все вершины выше семи тысяч метров или совершить кругосветное путешествие пешком, а кому-то хочется побить мировой рекорд в стометровом забеге. А я всего лишь хочу жить дольше всех. Я буду жить долго и наблюдать за тем, как те, кто сейчас хвастаются блестящей карьерой и успехом у женщин, и те, кто нынче властвуют в мире, превратятся в бессильных стариков перед лицом смерти. Мы все пришли в этот театр под названием „Земля“ с одинаковыми билетами в руках. И раз уж на то пошло, нет ничего странного в том, что я хочу увидеть как можно больше, перед тем как навсегда покину зрительный зал».Хелен Ниринг говорила в своей книге: «Есть мясо — это неестественно. Подумайте сами. Если мы увидели по дороге яблоню, мы можем спокойно сорвать с ветки яблоко и съесть его без какого-либо чувства вины. Но вряд ли кто-нибудь сможет так же запросто оторвать ляжку у пробегающей мимо курицы и сожрать ее на месте». Чхольсу был согласен с таким аргументом. Да, есть мясо — это слишком жестоко. К тому же, утверждает Ниринг, кишечник человека в процессе эволюции приспособился к перевариванию растительной пищи, и поэтому он длиннее, чем у плотоядных животных, а это значит, что мясо начинает гнить, пока проходит через всю его длину. С этим Чхольсу тоже мог полностью согласиться. Он ведь раньше часто мучился от тяжести в животе на следующий день после того, как поест мясо. Однако, живя в обществе — и особенно для таких, как он, работающих в спецслужбах, где все должны быть крутыми парнями и настоящими мужчинами, — избежать мясных застолий было не просто. Если они в очередной раз собирались с сослуживцами в ресторане поесть свинину на гриле, он говорил, что ужасно голоден, заказывал себе суп из соевой пасты, пока мясо еще готовилось, а потом, когда все заворачивали в листья салата кусочки прожаренной грудинки, он для отвода глаз делал себе такие же свертки, но только с рисом да зеленым перцем. Через год такой жизни у него исчезло постоянное ощущение вздутия живота и улучшился цвет лица. Неприятный запах изо рта и отрыжка тоже постепенно ушли. Каждое утро он выходил на пробежку вдоль ручья, а по вечерам качал мышцы на тренажере. Теперь от одного только запаха мяса его начинало тошнить. Еще он прочитал книгу Джереми Рифкина «Обратная сторона говядины: взлет и падение крупного скотоводства» и еще больше укрепился в своих убеждениях. Книга описывала во всех подробностях те жуткие условия, в которых держат коров, свиней и кур, выращиваемых на убой. Он не мог смириться с человеческой жестокостью и твердо решил перейти на вегетарианский образ жизни. Если быть точным, он не был абсолютным вегетарианцем, а просто не ел мяса. Он не видел причины отвергать рыбу или морепродукты, ведь в отличие от животных, которых разводят на фермах, они не напичканы антибиотиками и генномодифицированными кормами, и здесь нет жестокого обращения с животными.
Однако с тех пор, как Чхольсу исключил мясо из своего рациона, с ним стали происходить странные вещи. До этого он худо-бедно встречался с девушками, пусть даже всего по несколько месяцев, ходил иногда на свидания в кино или рестораны. Ему еще не встретилась та, на которой он захотел бы жениться, но он считал это всего лишь вопросом времени. Он не придавал этому большого значения, полагая, что так или иначе когда-нибудь да встретит свою вторую половинку. Но после того как он перестал есть мясо, женщины вообще исчезли из его жизни. Те, с кем он встречался лишь время от времени, по разным причинам перестали с ним общаться, и со всеми своими бывшими девушками он тоже постепенно потерял связь. Одни выходили замуж, другие влюблялись в кого-нибудь. Новые девушки, с которыми его знакомили, после первого же свидания пропадали. Они не находили в нем ничего интересного и к десяти вечера уже начинали зевать. Он всего лишь перестал есть мясо — и ведь не то чтобы он заявлял всем об этом прямо с порога, — и женщины стали обходить его стороной. Как-то раз ему даже пришла в голову абсурдная мысль, не содержатся ли в мясе феромоны. Возможно, они усматривали во всем этом нечто вроде вялой отговорки мужчины, утратившего дух соперничества. Ведь что ни говори, а большинство женщин все же притягивают мужчины агрессивные, непривередливые в еде, которые согласны жить не очень долго, но — полной жизнью. Однако Чхольсу не задумывался об этом настолько глубоко. Вон, Хелен же, рассуждал он, была ведь на целых двадцать лет моложе Скотта — и ничего. Кто сказал, что он не может повстречать такую, как Хелен, которая полюбит его вегетарианские наклонности? Так или иначе, он гордился собой за то, что смог одним махом избавиться от привычки, с которой жил тридцать с лишним лет. Он с воодушевлением думал о том, что теперь ничто не мешало ему таким же образом достичь еще больших перемен в жизни, а тело его вскоре полностью очистится от шлаков и токсинов, и от одной мысли обо всем этом в нем росло чувство гордости и уважения к самому себе.
Тем не менее Мари без тени колебания вошла в этот ресторан, из которого доносился омерзительный запах жареного мяса. Она вмиг утратила всякую привлекательность в его глазах. Чхольсу представил, как кусочки шипящего на жаровне сала, испускающие тошнотворный запах, будут один за другим отправляться в ее рот, а оттуда попадут в желудок и пройдут через весь кишечник. Ему стало противно от этой мысли, однако вытрясти ее из головы теперь было уже сложно. Он заглянул внутрь сквозь пробел между словами «свиная грудинка в» и «винном маринаде» на окне ресторана. Внутри было довольно темно и оформлено в так называемом стиле Дзэн — для свиной грудинки на гриле интерьер весьма изысканный. Мари сидела в углу. Чхольсу прищурился и попытался разглядеть лицо мужчины, сидевшего напротив нее. Это был точно не Ким Киен. Молодой человек лет двадцати с небольшим, вряд ли ее клиент или член семьи, с виду был похож студента. На нем были широкие джинсы в стиле хип-хоп с необработанными краями; длинная челка слегка прикрывала лоб и немного лезла на глаза. Через какое-то время из туалета вышел еще один мужчина и сел с ними за один стол. Они принялись разливать сочжу по рюмкам.