Империя света
Шрифт:
— Покажешь мне потом рукопись, когда будет готово? — спросила Сочжи.
— Ты пока сохрани как следует эту сумку, ладно?
— Ладно. Скажи, когда снова начнешь писать.
— Я подумывал снять себе место в читальном зале, но не знаю, будет ли у меня действительно время писать.
— Надо найти время. Нельзя просто сидеть и ждать, пока оно само у тебя появится.
В памяти Сочжи их разговор тогда закончился вроде бы на этом. Она вышла из метро и пошла по направлению к дому. Она жила в районе Ахен и снимала небольшой одноэтажный дом в квартале, который уже давно стоял в списке на реконструкцию. Благодаря тому, что реконструкцию постоянно безо всякой причины откладывали, она вот уже несколько лет платила низкую арендную плату и могла каждый день смотреть на яблони и магнолии в небольшом дворике перед домом. Как и в любом старом квартале, небо здесь не заслоняли высотные здания и повсюду было множество маленьких закоулков. Только между телефонными столбами сиротливо висел грязный и обтрепанный баннер со словами «Поздравляем с формированием Комитета по реконструкции!». Здесь соседи при встрече здоровались друг с другом, а хозяин маленького магазинчика на углу запросто давал товары в долг. О том, чтобы привести в дом мужчину, нельзя было даже и мечтать, но для начинающей писательницы Сочжи невозможно было придумать района интереснее.
Сочжи открыла входные ворота и вошла во двор. Она приложила карточку к электронной панели, замок тут же щелкнул, и металлическая дверь открылась. Сочжи вошла в дом и закрыла за собой дверь. За ее спиной раздался звуковой сигнал, и замок снова закрылся. Она разулась, направилась прямо в свой кабинет, по дороге швырнув сумочку на диван. Окна комнаты выходили на север, и в ней всегда было темно и сыро. Подъемные жалюзи преграждали путь и без того слабым лучам солнца, поэтому без лампы здесь невозможно было ничего разглядеть даже днем. Сочжи включила свет и, сев за рабочий стол, стала думать, куда же она положила борсетку Киена. У нее никак не получалось вспомнить. Наверняка она тогда подумала, что это что-то важное, и решила спрятать куда-нибудь поглубже, но насколько «поглубже», она не помнила.
Она открыла шкаф и перевернула все одеяла, но ничего не нашла. Тогда она подвинула к шкафу табурет и взобралась на него, чтобы проверить верхние полки, но и там борсетки не было. С полок, сплошь покрытых толстым слоем пыли, на нее смотрели лишь привезенные из Штатов книги да чья-то докторская диссертация. Сочжи спустилась снова на пол и подошла к этажерке с книгами. Борсетку она не могла поставить на полку вместе с книгами, и в ящик стола она бы тоже не поместилась. Она стала искать по всему дому: открыла дверцу под раковиной и даже заглянула в обувной шкаф, проверила под диваном, затем вышла на веранду и внимательно осмотрелась по сторонам. Вскрывать пол или подвесной потолок в ванной, чтобы спрятать эту борсетку, она бы точно не стала. Там ведь не оружие какое и не наркотики… Хотя кто знает? Она вдруг подумала, что та борсетка могла таить в себе какую-то другую, неизвестную ей сторону человека по имени Ким Киен.
Сочжи посмотрела на часы. Было уже без малого пять. Она начала нервничать, и вместе с тем ей все больше хотелось узнать, что же было внутри той борсетки. В конце концов она не выдержала и начала вытаскивать все подряд из шкафов и полок и переворачивать вверх дном выдвижные ящики, но внутри было лишь всякое барахло. Наконец, как в «Похищенном письме» Эдгара По, ее взгляд упал на огромный чемодан на колесах, который стоял без дела на самом видном месте возле письменного стола. Он был сделай из твердого полипропилена и казался прочным и неподатливым. Возможно, потому, что она уже перевернула полдома, этот красный чемодан казался ей каким-то незнакомым. Он как будто только что тихо подошел и заглянул ей прямо в лицо с немым упреком: «Дура, ты не меня ищешь-то?» Сочжи, отдавая себе полный отчет в том, насколько это глупо, тем не менее вслух спросила: «Когда ты там оказался?» Чемодан ничего не ответил. Она вытащила его на середину комнаты и уложила вверх крышкой. Гулко плюхнувшись на пол, чемодан, однако, не хотел открываться. Сочжи увидела, что он был закрыт на замок с кодом. Она набрала «783», но замок не открылся. Это были первые цифры ее домашнего номера телефона. Тогда она попробовала «417», но и эта комбинация не подошла. Ни дата ее рождения «531», ни введенный наудачу «000» тоже не сработали. Сочжи билась над кодовым замком, сидя на полу посреди комнаты, которая теперь выглядела так, словно в ней побывали грабители. На лбу выступили капли пота, и растрепавшаяся челка прилипла к лицу. Она собиралась перед встречей с Киеном подправить прическу и макияж, но теперь на это не оставалось времени. От напряжения у нее вспотели подмышки. Она скинула блузку и снова взялась за чемодан в одном бюстгальтере. Ничего не выходило. Оставалось разве что начать проверять все числа подряд: 000, 001, 002, 003… Деваться было некуда. Она принялась набирать одну за другой комбинации из цифр, однако это было не так просто: иногда колесики с цифрами не хотели поворачиваться по одному, и после «010» выходило «021», а когда она прокручивала их обратно, то вместо «011» получала опять «010». Она снова посмотрела на часы. С пяти часов прошло уже двадцатъ минут, а она была еще только на «183». Встав с пола, она подошла к обувнице и достала с верхней полки набор инструментов. Молния на нем не была застегнута, и оттуда вывалился гаечный ключ, стукнув ее по макушке. Сочжи замерла перед шкафом, как в тумане. Ключ звонко приземлился на пол в миллиметрах от ее ноги. Она вытащила из набора молоток, глубоко вздохнула и, подойдя к проклятому чемодану, резко дернула его и поставила вертикально. «Вставай, дрянь!» Она вспомнила, как мужчина, с которым она встречалась в Штатах, таскал ее за волосы по квартире. Воспоминания о нем были не из приятных: иной раз он мог стянуть ее прямо с кровати, еще сонную и в одном нижнем белье, и возить по полу лицом вниз, так что она не могла даже крикнуть, и из ее груди вырывались лишь всхлипы и слабое блеяние. Он эмигрировал с родителями в США, когда ему было десять, получил MBA в Нью-Йоркском университете и работал в японском инвестиционном банке в южной башне Всемирного торгового центра. Родители развелись, как только они переехали в Америку, и он остался с отцом. Отец был рентгенологом и довольно быстро устроился на новом месте, но страдал от алкоголизма. Сочжи была студенткой, и ей нужен был мужчина с квартирой, работой и медицинской страховкой. Нью-Йорк был дорогим городом, а жить на грязные деньги отца она не хотела.
11 сентября 2001 года. Она была уже в Сеуле и, валяясь перед телевизором в этом самом доме, смотрела по кабельному каналу какой-то старый фильм с Ингрид Бергман. В это время внизу экрана появилась бегущая строка с экстренными новостями: «В здание Всемирного торгового центра врезался легкий самолет». Она продолжала смотреть фильм, но когда в новом сообщении «легкий самолет» сменился «пассажирским авиалайнером», она переключилась на CNN. Люди, размахивая руками, падали с огромной высоты вниз, как сорванные ветром лепестки. Через несколько минут еще один самолет врезался в южную башню. В кадр попали разбегающиеся в ужасе прохожие. Объектив камеры трясся: оператор тоже бежал вместе с ними. Послышались вопли на арабском, китайском, английском, испанском, корейском, японском и множестве других языков мира. Неужели он тоже умер? Наверняка он точно так же встал рано утром и пошел на работу. Как всегда, в безупречно выглаженной рубашке с шелковым галстуком и сером костюме, идеально подогнанном по фигуре, приветливо улыбнувшись толстой регистраторше за стойкой в вестибюле… Но Сочжи не думала, что он мог умереть. Он работал в офисе на девяносто втором этаже южной башни Всемирного торгового центра, в которую врезался самолет «Юнайтед Эйрлайнс», летевший рейсом UAL175. Столкновение произошло в районе восьмидесятого этажа. Из тех, кто находился выше, погибших было куда больше, чем выживших.
Знакомая из Нью-Йорка, с которой она некоторое время вместе снимала квартиру, позвонила 12 сентября. Она уехала туда на учебу, но потом бросила колледж и открыла парикмахерскую в Бруклине. По телефону она сообщила Сочжи, что ее бывший чудом остался жив. Хотя она несколько раз повторила слово «чудом», Сочжи считала, что никакого чуда в этом не было. Он был не тем человеком, кто мог вот так просто умереть. Как оказалось, он сразу покинул офис, как только услышал, что в соседнее здание врезался пассажирский самолет, и, не дожидаясь каких-либо указаний или помощи, сел в лифт и спустился вниз. Многие американцы оставались на местах и ждали приезда спасателей, как их учили в шкале или по телевизору, однако он был не из того теста, чтобы полагаться на милость системы. Охранник на этаже просил его вернуться обратно в офис, убеждая, что необходимости в эвакуации нет, но он не обращал на него внимания и вообще оттолкнул его с дороги. Почти в девять он достиг первого этажа, и как только спустился дальше в подземную галерею, сверху раздался мощный взрыв: второй самолет врезался в южную башню, где находился его офис. Он был уже в безопасности, когда вниз градом полетели горящие обломки самолета, куски бетона, тонеры от копировальных машин, сумка «Эрме», канцелярские скрепки, портфель «Бенеттон», осколки закаленного стекла, музыкальный центр, мини-сейф, стальная арматура и перила от лестниц. А после этого он, наверное, вышел с севера на Уэст-стрит и спокойно смотрел оттуда на два полыхающих небоскреба. У Сочжи к тому времени уже давно не было к нему никаких чувств. Она лишь поражалась тому, что на свете есть такие мужчины, которых в жизни волнуют только две вещи: собственное выживание и чувство власти.
Одной рукой держа молоток, она осторожно вытянула ручку чемодана и, прицелившись, замахнулась на кодовый замок с цифрами «183», но затем в нерешительности остановилась. Отложив молоток в сторону, она присела на пол и попробовала еще раз: «184», «185», «186». Чемодан по-прежнему не открывался. Тогда она опять взяла молоток и с размаха ударила по замку. Молоток отскочил от упругого полиуретана с такой силой, что чуть было не угодил обратной стороной ей по лбу. Она размахнулась еще раз. Второй. Третий. Замок раскрошился, так что на нем уже невозможно было разобрать цифр. Однако чемодан все не открывался. Если бы у нее под рукой была пила, она бы распилила его ко всем чертям. Сочжи принесла из кухни столовый нож и вставила его между крышкой и стенкой. Затем она задвигала им из стороны в сторону, раздался неприятный скрежет ножа о стальную обивку. Звук был невыносимый, но она не останавливалась и решила попробовать распилить замок. Ничего, кроме пронзительного скрипа. Была бы сейчас стальная пила. Она начинала выходить из себя. Снова сходив на кухню, она принесла деревянный клин, которым подпирала дверь, вставила его в проделанную столовым ножом щель и начала колотить по нему молотком. Щель постепенно становилась шире. Наконец упрямый замок отвалился. Чемодан безвольно упал набок, разинув рот.
17:00
Охота на волков
Пак Чхольсу остановил машину и открыл водительское окно. Из-за пропитанного влагой ветра в воздухе ощущалась легкая прохлада. Вдали через дорогу был виден автосалон «Фольксваген». Уже смеркалось, и внутри салона было светлее, чем на улице, из-за чего он был похож на космическую станцию из какого-нибудь научно-фантастического фильма. Он видел сквозь стекло женщину, вероятно, Чан Мари, которая сидела за своим рабочим столом и время от времени вставала, чтобы поговорить о чем-то с мужчиной, сидевшим позади нее.
Чхольсу попробовал представить, что бы он сделал на месте Киена. Теперь, когда стало ясно, что его преследуют, станет ли он наведываться к жене? Отважится ли он на такое?
Он позвонил серому жилету. Чон, кажется, что-то ел, и через каждое слово в трубке раздавалось смачное чавканье.
— Уф, да ты что, думаешь, человек головой живет? Нет уж, он живет инстинктами. Знаешь, как янки раньше волков отлавливали? Они привязывали к дереву течную охотничью собаку и ждали. Тогда на запах прибегал волк. А у этих кобелей, знаешь, головка члена при спаривании так набухает, что фиг вытащишь. Понимаешь? Вот представь анкерный болт — тот же принцип. В общем, когда они вот так сцепятся, выскакиваешь с дубиной и — бам! — валишь волка на месте.
— А что с сукой?
— С сукой? А, с охотничьей собакой? Ну, погладишь ее, похвалишь — она и рада, хвостом виляет. А потом опять сидит там и течет, ждет следующего волка.
Он снова чем-то зачавкал. Хотя его желудок стал меньше, еды ему теперь требовалось еще больше, чем раньше.
— Подожди, говорю. Вот увидишь, он появится. Кобель всегда идет к своей суке, — успокаивал его серый жилет. Он несколько раз подчеркнул, что группа прослушки уже наготове, и как только Ким Киен позвонит куда-нибудь, сигнал тут же перехватят.
Немного успокоившись, Чхольсу откинулся на спинку сиденья. Внезапно его накрыла смертельная усталость. Вероятно, приключение в торговом центре высосало из него последние силы. Его никогда раньше не арестовывали. Впервые в жизни он задумался о том, какое изнеможение, должно быть, испытывают подозреваемые. Он только сейчас смог представить, в каком гнетущем напряжении пребывают арестованные, оказавшись в незнакомом месте лицом к лицу с этими людьми, которые запросто вертят их судьбу в руках. Он прикрыл глаза. В голове продолжали крутиться слова Чона об охоте на волков. Его воображение рисовало мрачный лес девятнадцатого века, в котором даже днем стоит непроглядная темнота; отдаленный вой волков, доносящийся сквозь холодный влажный воздух; жалобно поскуливающую суку на привязи; краснолицых охотников-англосаксов, поджидающих волка с дубинами и ружьями наперевес; самого волка, который в нерешительности, раздираемый страхом и вожделением, описывает круги вокруг поляны. Скорее всего, это какой-нибудь низкоранговый волк или волк-одиночка, которого выгнали из стаи. Иначе он не отважился бы на такую авантюру. Вот этот волк после долгих колебаний подходит, наконец, к суке, вскидывает на нее передние лапы и протискивается в ее разбухшие гениталии… на этом Чхольсу незаметно заснул. Его сознание полностью отключилось, словно он на какое-то время умер. Сколько он пробыл в этом беззащитном состоянии? Сложно было сказать. Пока он спал, люди по-прежнему куда-то торопились, звонили друг другу, о чем-то договаривались.