Империя света

Прозвенел звонок с урока. Сочжи взяла со стола журнал и учебники и вышла из класса. Пробегавшие по коридору дети останавливались поздороваться. Она зашагала в сторону учительской, постукивая каблуками, но вдруг замерла на месте. Словно механическая кукла, у которой кончился завод, она встала неподвижно прямо посреди коридора. Несколько ребят, замедлившие было шаг, чтобы поздороваться, со сконфуженным видом прошли мимо. Она простояла так где-то с минуту. Двое мальчишек, заметив ее, захихикали.

— Гляди, опять нашу Сочжи заклинило! Хоть врежь ей сейчас, все равно не заметит!

— Вот ты иди и врежь! Ставлю тысячу вон, что струсишь.

— Спорим? Только попробуй потом не дать!

— Придурок, самому-то слабо небось.

— А вот и не слабо!

— Ну валяй, кто тебе мешает?

Боясь, как бы не проспорить, мальчишка со стриженной под ежика головой начал подбираться к Сочжи нарочито широкими шагами. Но только он было замахнулся, чтобы ударить ее по спине, как она вдруг пришла в себя. Она несколько раз моргнула, тряхнула головой и снова зашагала вперед.

— Кажись, включилась обратно, — мальчишки захихикали и разбежались.

Сочжи вошла в учительскую. В это время раздался звонок на второй урок.

10

Школа располагалась на вершине крутого холма. Кое-где на извилистой двухрядной дороге несли службу невозмутимые «лежачие полицейские», и машина Киена каждый раз с грохотом подскакивала, переезжая их желтые спины. Небрежно развалившиеся на обочине псы лениво чесали загривки задними лапами. Хозяева канцелярских лавок наводили порядок после утреннего столпотворения и неторопливо готовились к вечернему наплыву школьников. Этот школьный пейзаж был настолько типичным, что даже казался каким-то сюрреалистичным. У одного из магазинов двое дошколят уселись перед игровым автоматом и склонились над экраном, как два старика над шахматной доской.

Машина проскочила главные ворота и въехала на школьный двор. Накрапывавший всю дорогу мелкий дождь наконец-то прекратился. Пожилой охранник, прищурившись, посмотрел на Киена, но тут же обратно уткнулся в свою газету. На площадке девочки в спортивных формах играли в волейбол. Одна из них бросила мяч в воздух двумя руками, а другая, что стояла перед сеткой, подбросила его для атакующего удара. Девочки подбегали к сетке отрепетированными шагами и подпрыгивали высоко в воздух, пытаясь ударить по мячу, так что их животы при этом выдавались вперед, словно у лягушат. Большинство девочек отправляли мяч под сетку, а некоторые вообще промахивались. Сидевший на судейском стуле со свистком в руке учитель обвел детей усталым взглядом. Киен припарковался на пустом месте перед зданием школы и убрал ключи от машины в карман. Захлопнув водительскую дверь, он вновь взглянул на спортивную площадку. Девочки были довольно упитанные. Они неуклюже подбегали к сетке, и у них с трудом получалось попасть по мячу. Затем они возвращались на стартовую линию и снова ждали своей очереди. На пути назад к линии или стоя в ожидании, они украдкой оттягивали вниз трусы, которые застревали у них между ягодицами. Раз за разом они бросали мяч, бежали к сетке, подпрыгивали, ударяли по мячу, тяжело приземлялись, поправляли трусы — и обратно на старт. На какой-то момент Киену показалось, что он смотрит «Новые времена» с Чарли Чаплином. Дети делали то, что от них ожидалось, затем возвращались на свои места.

Некоторое время Киен неподвижно наблюдал за происходящим на площадке. От этой картины у него вдруг заныло в груди. Если бы каждой эмоции можно было подобрать название, то это чувство он бы назвал «преждевременной ностальгией». Приказ о возвращении явился как гром среди ясного неба, и все в этом мире вмиг стало ощущаться совсем по-другому. Так, вероятно, путешественники собирают вещи в дальнюю дорогу. Мысленно они уже перенеслись в другую страну, потому что так им проще представить, что из вещей им там может понадобиться. Подобно тому, как путешественник укладывает в чемодан шампунь, нижнее белье, маску для сна и маникюрный набор, Киен запасался образами, звуками и запахами из этого мира на случай, если ему потом захочется немного роскоши под названием «ностальгия».

«На ветру развевается флаг тхэгыкки…» — он напел себе под нос невольно всплывшие в голове слова песни, проходя мимо флагштока. Эту песню Киен выучил, когда ему было уже двадцать лет. Учить во взрослом возрасте элементарные вещи, которые знают даже дети, — неизбежная участь иммигранта. Миновав поросшие бирючиной и шалфеем цветочные клумбы и длинный коридор, заставленный наградами и почетными грамотами, Киен оказался у учительской. В комнату один за другим входили преподаватели, у которых только что закончился урок. Несколько человек уже успели добыть кофе из автомата и о чем-то разговаривали, стоя в стороне с бумажными стаканчиками в руках.

По старой привычке Киен уже с порога определил количество человек в комнате и их расположение. В учительской были все тринадцать преподавателей, четверо мужчин и девять женщин. Он обратился к учительнице в черном свитере: «Мне надо встретиться с Со Чжихен…» Прежде чем та успела что-либо ответить, из-за спины раздался голос: «Вы, наверное, отец Хенми?» Они посмотрели друг на друга. Сочжи слегка кивнула в знак приветствия, и Киен ответил тем же. Она первая прервала короткое молчание: «Давайте пройдем в приемную».

Сочжи шла впереди, Киен следовал за ней. Приемная была в конце коридора. От учительской ее отделяли около сорока метров. Пока он шли, от бетонной прохлады стен по коже пробежал легкий холодок. В приемной практически не было мебели, и чем-то она даже напоминала комнату для допросов. Как обычно бывает в помещениях, у которых нет своего хозяина, здесь не было ни малейшего намека на уют. Вытянутый стол, уже слегка обветшалый трехместный диван и несколько металлических стульев — вот и все. На стене висели несколько стихотворений в рамках, написанные учениками школы для конкурса.

— Какими судьбами? Ни с того ни с сего…

Сочжи с громким неприятным скрипом пододвинула один из стульев к столу и села. Киен тоже сел и устроился поудобнее. Она облокотилась на стол, подперев руками подбородок, и посмотрела на него.

— Что-то случилось? Я так удивилась, когда получила твое сообщение.

— Просто не телефонный разговор…

Сочжи улыбнулась и слегка прищурилась:

— Что, поругались с Мари?

— Нет.

— Говорят, ты представился отцом ученицы из моего класса. Смело, однако же. Как будто не знаешь, что нет у меня своего класса.

— А что не так? Я и есть отец твоей ученицы. Ты же ведешь у Хенми корейский.

— Вот узнает ее настоящий классный руководить, точно что-нибудь не то подумает.

— Ну и пусть думает.

— Так что случилось-то?

Киен придвинул стул поближе к столу. Ворот рубашки стал будто теснее и сдавливал шею. Острая игла, впившаяся с утра ему в мозг, опять дала о себе знать. Его мыслями вновь овладел приказ № 4. Он поднял голову и увидел, что Сочжи по-прежнему пристально смотрит на него.

— У меня не так уж много времени, сейчас начнется следующий урок.

Киен протер лицо руками и отвернулся, избегая ее взгляда.

— Я по поводу той вещицы, которую оставлял у тебя на хранение…

— Что?

— Ну помнишь, я когда-то давно просил тебя кое-что для меня сохранить.

— Ах, твоя борсетка. И что? — Сочжи настороженно прищурилась.

— Мне нужно забрать ее обратно.

— Она у меня дома.

— Ты же близко живешь.

— Ноу меня сегодня не будет времени сходить домой. Тебя прямо сегодня надо? Может, я завтра отправлю с курьером?