Империя света

— Явился все-таки. А я думал, про меня уже давно позабыли.

По его лицу было видно, что он не слишком рад внезапному появлению Киена. Вдобавок к этому он сразу заговорил с ним на ты.

— Почему вы так решили?

— Давно уже никто не заходил. — Он бросил взгляд на Киена, будто проверяя его реакцию, затем погасил сигарету в урне с песком. — Надо бы как-нибудь съездить туда, да все случай никак не представится.

— У вас там кто-то остался?

— Ну да.

— Кто?

— Мать живет в Пхеньяне в районе Сунан, а дядя, наверное, сейчас в Чхончжине.

— А, ну тогда когда-нибудь, наверное…

Мужчина резко отхаркнул и плюнул в урну.

— Думаешь, я смогу сейчас вернуться и нормально там жить?

— Что?

Мужчина криво улыбнулся и посмотрел на Киена, будто говоря: «Да что ты, сопляк, можешь знать?»

— Да так, ничего. В общем, будь здоров.

С этими словами он смял в руке бумажный стаканчик и бросил его в урну, после чего удалился обратно в кабинет. Казалось, этот человек уже давно оставил все свои мечты и надежды и кое-как влачил свое существование за счет последних капель сарказма, оставшихся на дне его топливного бака. Апатия струилась вниз по его одежде и при каждом шаге падала на пол тяжелыми каплями. Для Киена, молодого выпускника Военно-политического института имени Ким Ченира, воспитанника оперативной группы, известной как группа связи № 130, такой упаднический настрой был непонятен. Как можно вот так просто, без малейшего волнения, без искры гнева в душе жить в этой стране врага — стране, где ненавистный Чон Духван мог средь бела дня безжалостно расправиться с тысячами граждан в Кванчжу? Позже он сам понял, что апатия и опустошенность вообще присущи этому обществу. Вездесущая тоска без разбора настигала каждого. Киен и раньше знал, что такое апатия, но увидеть ее своими глазами в тот день ему довелось впервые. Там, где он вырос, это было чисто абстрактное понятие, которое упоминалось лишь при критике капитализма. Конечно, апатия существовала и там. Но в социалистическом обществе это было скорее чем-то сродни скуке. Иными словами, это был всего лишь вопрос недостаточной мотивации, и стоило только подобрать верный стимул, чтобы от этого пустякового и весьма бесполезного состояния не осталось и следа. Однако та самая капиталистическая апатия, с которой Киен впервые столкнулся на Юге, казалось, обладала весом и объемом. Она была подобна ядовитому газу, удушающему и подавляющему жизнь. Малейшее соприкосновение с ней рождало в душе чувство тревоги. Иногда встречаются такие люди, при взгляде на которых внутри тебя моментально просыпается инстинктивная осторожность, и ты говоришь себе: «Вот так я жить не хочу». Тот служащий районной администрации был из таких людей. Невзрачно одетый и напрочь лишенный обаяния, он был воплощением апатии, тоски, внутренней пустоты и цинизма, и спустя всего несколько минут общения с ним Киену стало не по себе.

Однако спустя много лет Киен вновь столкнулся с этим человеком в совершенно неожиданном месте. Это произошло летом 1999 года. Он стоял в красной мантии напротив станции «Чхоннянри» и громко выкрикивал что-то, взобравшись на небольшой ящик. На мантии был вышит черный крест с золотым окаймлением, из-за чего она напоминала костюм группы поддержки университетской футбольной команды. По его лбу и щекам струился пот, а над головой кружили черные мухи. Киен некоторое время наблюдал за ним. Тот сильно изменился. Лицо его заметно осунулось, а во взгляде появился блеск. Он звучным голосом кричал о приближающемся конце света. Каким образом агент разведки превратился в религиозного фанатика? Да и превратился ли? По площади сновали в разные стороны проститутки, полицейские, студенты и рабочие, а Киен стоял как вкопанный и не сводил глаз с ударившегося в эсхатологию бывшего разведчика. Тот, однако, его не узнал. Когда Киен подошел поближе, он с безразличным лицом протянул ему брошюру об апокалипсисе. Это была грубовато оформленная книжка с выдержками из «Откровения Иоанна Богослова».

— Вы меня не узнаете? — спросил Киен.

Мужчина пристально посмотрел на него. Затем, ничего не ответив, отвернулся, чтобы протянуть книгу следующему прохожему. Киен слегка потянул его за рукав. Тот резко повернулся и с раздражением уставился на него.

— Чего тебе? Думаешь, я сумасшедший?

— Нет, мы с вами встречались раньше, в администрации района Донбу Ичхон.

Лицо мужчины чуть заметно напряглось.

— Ну и что с того? Все это уже неважно. Почитай брошюру. Мы скоро вознесемся, этот день уже близок!

Киен почувствовал себя так, словно его только что предали, и собрался уже уходить с площади, как мужчина, соскочив с ящика, быстрым шагом нагнал его.

— Я тоже тебя узнал.

Киен остановился.

— Но это не имеет значения. Теперь, когда я познал тайну этого мира. Прежде эта жизнь была для меня утомительна, я лишь чувствовал пустоту и неопределенность. Но как только я принял Святого Духа, мне вмиг все стало понятно. Что вся моя жизнь до этого момента оказалась впустую. Все было обманом. Я был глупцом. Посмотри на людей вокруг. Видишь хоть одно счастливое лицо на этой площади? Все они барахтаются, как могут, и проживают день за днем, как свиньи. Потому что они не знают, для чего существует этот мир. Не знают и поэтому лишь бесцельно бредут по нему. Если бы они знали, им бы не пришлось метаться по сторонам. Надо просто идти по пути, который нам указывает Всевышний.

Казалось, его пространной проповеди не будет конца. Киен перебил его:

— То есть вы хотите сказать, что прежде чем закончится этот год, люди вдруг вознесутся на небо, а их автомобили, лишившись водителей, попадают вниз с эстакад, в то время как оставшиеся на земле будут в муках стонать и молить о смерти?

— Они будут жалеть, что родились людьми.

— Как вы можете быть так уверены, если ничего этого еще не испытали?

Мужчина в красной мантии указал пальцем на свое ухо. Это было маленькое и некрасивое ухо в форме черпака из высушенной тыквы.

— Ты веришь только тому, что видишь своими глазами? Я все слышал вот этими ушами. Господь рассказал мне. Ты тоже прислушайся. Наш Господь говорит только с теми, кто слушает.

Он взобрался обратно на ящик и прочистил горло. Киен покинул площадь. В конце того года массового вознесения на небо так и не произошло. Мир стоял на своем месте. Как и прежде, тридцать три почетных гражданина собрались в павильоне Посингак и ударами в огромный колокол возвестили о начале Нового пода. С переходом к четырехзначному представлению года в датах самолеты не попадали на землю, а поезда не сошли с путей. Киен вспомнил о мужчине в красной мантии, когда прочитал в новостях о том, что в ста шестидесяти шести церквях по всей стране проводятся молитвенные собрания в преддверии конца света. Что теперь стало с человеком, обманутым и революцией, и концом света? И со всеми верующими, что собрались в ста шестидесяти шести церквях? Когда стало ясно, что никакого конца света не будет, почему никто из них не покончил жизнь самоубийством? Разве такое событие, как конец света, можно вот так просто отложить? Такие вопросы некоторое время занимали его ум. Однако это уже давно ушло в прошлое. Все быстро забыли об огромных плакатах на стенах высотных зданий, гласящих о подготовке к «Проблеме 2000», и о том, как миллионы людей по всему миру запасались генераторами и предметами первой необходимости и запирались в собственных домах. Не было ни остановок реакторов на атомных электростанциях, ни сбоев в работе спутников и самопроизвольных запусков ядерных ракет. Конечно, были и те, кто нажился на всеобщей панике. Если в одной только Южной Корее было потрачено порядка триллиона вон, что уж говорить об Америке и Европе. Киен был из тех, кто считал, что в целом психологическую ось всех действий человека составляют страх и желания. В конце прошлого века бесспорный перевес был на стороне страха. Это был не страх перед войной, эпидемиями или вооруженными беспорядками, а ужас перед невиданным ранее символом, с которым люди столкнулись впервые. Рассуждения о том, что это четырехзначное число, начинающееся с двойки, запустит некий абстрактный механизм, который повергнет мир в хаос, звучали на первый взгляд по-научному убедительными, но по сути в основе всего этого лежал первобытный страх сродни шаманским верованиям. Однако на Киена всеобщая паника никак не подействовала. Может быть, потому, что он сам жил в мире запутанных шифров и кодов и прятался за личностью другого человека. А может, и потому, что родился и вырос в среде, далекой от христианского мировоззрения. Так или иначе, он считал, что если бы какой-нибудь бог бедствий и разрушения существовал, то он вряд ли явил бы себя миру подобным образом, в окружении шума и всеобщей суеты, и уж точно не стал бы заранее объявлять о своем приходе и учинять эту вакханалию. Истинное бедствие появляется из неизвестности, превосходя человеческое воображение, подобно Бирнамскому лесу, двинувшемуся на замок Макбета. Подобно хокку Басё, внезапно всплывшему на экране его монитора этим утром.

Киен сгреб все принадлежности со стола в черный портфель «Самсонайт». Сонгон еще не вернулся. Встав из-за стола, Киен размеренными шагами подошел к двери и вышел из кабинета. За спиной раздался звук электронного замка. Он оглянулся на дверь. Над кодовой панелью мигал маленький зеленый огонек. Рядом с ним было четко очерченное изображение логотипа охранного предприятия, похожее на густую нейронную сеть.

Киен спустился по лестнице и направился к метро. На город опускались темные тучи, забиваясь в складки между небоскребами. Машина Киена смотрела ему вслед глазами глупого травоядного животного, сиротливо съежившегося в углу.

Чем ближе он подходил к станции, тем больше вокруг становилось людей. Никто не обращал на него внимания. Он был не из тех, кто легко бросается в глаза. Ли Санхек всегда учил их: «Сотри себя, слейся полностью со своим новым я. Стань тем, кто при встрече не оставляет никакого впечатления. Ты должен быть скучным, лишенным обаяния. Будь обходительным, никогда не вступай ни с кем в спор, особенно о религии и политике… Такими разговорами ты лишь наживешь ненужных врагов. Постепенно ты станешь блеклым и незаметным. Временами тебя будут одолевать обида и негодование, и в глубине души ты будешь задаваться вопросом: „Почему? С какой стати я должен это делать?“ — но ты должен работать над собой до тех пор, пока от подобных сомнений в твоей душе не останется и следа». Если верить Санхеку, с помощью непрестанной тренировки сознания разведчик способен достичь того предела, когда границы его собственного я полностью сотрутся. В этом есть нечто сходное с игрой в гольф: если полностью избавиться от напряжения в плечах и делать меньше лишних движений, с каждым разом удар будет получаться более мягким и точным. Примерно таким же образом сознание и поведение агента можно постепенно перестроить на нужный лад, и в этом отношении Ли Санхек был последователем Павлова и Скиннера.

«Что прежде всего запоминается людям? То, что их раздражает. Если ты будешь носить яркие галстуки или необычные украшения, если твои движения будут слишком размашистыми, то ты неизбежно будешь бросаться в глаза. Опытного разведчика не так легко поймать. Даже соседи, годами жившие бок о бок с ним, не смогут ничего конкретного вспомнить, если к ним в один прекрасный день вдруг постучится следователь. На его фотороботе останутся лишь неопределенные черты самого заурядного лица. Такие агенты подобны призракам. Даже если они будут отбивать чечетку посреди улицы или плавать баттерфляем в общественном бассейне, никто их не запомнит».

Подобная закалка чем-то сродни дзен-практике буддийских монахов, которые стремятся избавиться от самомнения и освободиться от оков эго.

Киен понимал, что у большинства людей весьма искаженное представление об агентах разведки: Мата Хари, обольщение женскими чарами, тайные проникновения и побеги, микрокамеры, подкупы, шантаж и прочая романтика. На самом же деле вся информация, которую собирают разведчики, по большей части уже находится в открытом доступе. Такая работа напоминает сбор газетных вырезок, и добытые иными способами материалы по содержанию или качеству ничем не лучше и не хуже их. Информация затягивает небо огромной черной тучей, словно стаи перелетных птиц ранней зимой. Нет, пожалуй, такое сравнение звучит слишком зловеще. Скорее, она подобна наводнению в сезон дождей, уносящему все, что попадается на его пути: корову, отчаянно пытающуюся выбраться из воды, дверь от комода с перламутровыми инкрустациями, бурлящую на поверхности красновато-бурую пену из глины и грязи, беременную беркширскую свинью, сосновые бревна, труп непоседливого горного туриста, пенопластовый буй. По сути работа таких агентов, как Киен, заключалась в том, чтобы выхватывать из всего этого потока информации только значимые факты, анализировать их и составлять комментарии. Они постоянно читают и выискивают смыслы между строк, упорядочивая добытые данные, и в этом отношении ничем не уступают ученым и коллекционерам. Не случайно разведчик по имени Чон Суиль, известный как «Кансу», впоследствии прославился своими трудами по истории межцивилизационного обмена — вот уж где требуется кропотливая работа с огромными массивами информации.