Имперские игры

И точно! Нюхнув запах горелой плоти того из своих соплеменников, который был признан менее интересным – а значит наименее ценным, которого можно не особо то и щадить - остальные зулусы заверещали чуть ли не громче самого пытаемого. Осознали, что то же самое совсем скоро произойдёт и с ними… особенно после того. как Питер ван Торн, по просьбе О’Галлахана ставший переводчиком с зулу на английский, кратко, но чётко изложил неграм варианты их дальнейшего бытия. Зулусский язык бур знал плохо, но и этого должно было хватить… для первой, полевой стадии допроса.

К сожалению, несмотря на всё своё искреннее, от всей буши желание говорить, прихваченные зулусы знали очень мало, почти ничего. С ними договаривались не напрямую, а через клятых гриква. Предложение, по меркам дикарей, было очень щедрое. Им давали ружья, некоторое количество боеприпасов, а ещё разрешали оставить себе всё, что они смогут взять в качестве добычи. За исключением её живой и говорящей части. Именно так! Непонятным покамест нанимателям требовался кто-то живой. Живой из числа заокеанских гостей, поскольку про буров и разговора не было, их заранее записали в мертвецы.

Больше ничего толкового по поводу нападения и тех, кто его организовал, зулусы сказать не могли. И хотели бы что-то добавить, да нечего. Однако выделить каждому по пуле и затем прикопать в общей могиле их пока не следовало. Это при полевом допросе они ничего больше сказать не могли, а вот при долгой и вдумчивой беседе в подходящей обстановке из них, как из того библейского камня, ещё можно было выжать… кое что. Пленников ждала Претория, а уж дальше… скорее всего могила, ведь не стоит оставлять лишних свидетелей того, как делаются дела за океаном, в одной молодой империи.

Зато гриква, по крайней мере один из захваченных, оказались полезны куда сильнее. Хотя бы потому, что подозрение о причастности кого-то с белым цветом кожи превратилось в уверенность. Конкретный разговорившийся смесок бура и готтентота, при одном взгляде на которого что Хэмптон, что О’Галлахан в очередной раз убедились в пагубности смешения белой и черной рас, пролопотал о том, что и сам видел двух из числа нанимателей. Тех двух, которые оставались с их отрядом до последнего, собственно и руководя нападением. Они же и приказали отступать, поняв, что попытка захвата каравана с треском провалилась. И поняли они это сразу же после того, как начали стрелять пулемёты. Задержка же в отступлении была вызвана сложностью донесения разумной мысли в далёкие от разума головы наёмников.

Как достучались до зачатков мозга, так и ускакали, предварительно дострелив почти всех. Почти, но не всех. Вот один из оставшихся и оказался относительно осведомлённым, взахлёб говоря на не самом лучшем африкаанс о старающихся не показывать свои лица нанимателях. Однако то, что африкаанс и голландский им не родные, он утверждал со всей возможной уверенностью. Жить хотел, вот и старался оказаться полезным. И да, польза от его слов уже имелась. Не голландцы. Не буры… Кто тогда? Точно не германцы и не испанцы, да и русских странно было бы подозревать по одной лишь причине их полного тут отсутствия.

Оставались… Правильно, англичане. Британская империя давно обхаживала зулусов. действуя из Наталя, через тамошнего лейтенант-губернатора. Им в настоящий момент являлся некий Генри Эрнест Гаскойн Бульвер – подающий большие надежды дипломат, ранее служивший короне в качестве резидента на Ионических островах. А ещё он был племянником Генри Бульвер-Литтона, посла Британской империи в Ричмонде. Находясь в более чем хороших отношениях с дядюшкой и «погостив» у него в течении нескольких месяцев, Генри Бульвер получил некоторое количество уроков дипломатического мастерства. Связанных, помимо прочего, с происходящим на североамериканском континенте. Получив, мог и научиться применять.

– Может он, а может и нет, - после обдумывания процедил О’Галлахан. – Мы не сумеем это выяснить, Уэйд.

– Знаю я! Мы тут чужие, нас не послушают. Преториус думает по-другому, поступает по другому. Он из прошлого. Того прошлого, которое не хочет меняться, тем более так. Но мы… Немедленно отправить кого-то в Лоренцу-Маркиш! И тогда доклад со всеми подозрениями скоро окажется в Ричмонде, на столе у министра Станича.

– Сначала в Преторию. Посылать в Лонецу-Маркиш двоих-троих опасно, могут перехватить. Больше – ослабим себя на пути к Претории. Гриква ускакали, но могут быть ещё другие отряды. Тех же зулусов, их тут очень много бегает.

– А вернуться всем – показать слабость, буры неправильно поймут.

Улыбка старого, опытного ганфайтера была достаточно весомым ответом. Увидев и восприняв это. Хэмптон лишь кратко выругался и отправился отдавать приказы двигаться дальше. Разумеется. Прихватив с собой пленников. Тела своих уже успели похоронить, а закапывать черномазых… В конце концов, это Африка, тут тела сгнить не успеют, гиены и иные падальщики раньше всё подберут. Их тут действительно много присутствовало. Порой казалось, что несуразно много. И уже вновь двинувшись по направлению к Претории, замыкающие караван могли видеть, как к телам слетаются крылатые стервятники, да и четвероногие начали появляться поблизости. Запах крови, он далеко разносится. Такова жизнь и проистекающая из неё смерть. Круговорот всего в природе, больше и сказать было нечего.

***

Несколько позже. Дурбан, столица британской колонии Наталь.

В неполные тридцать лет стать лейтенант-губернатором по форме, а на деле первым лицом в колонии, пусть и небольшой – это очень много и действительно серьёзно. Даже для человека из древнего, благородного рода с отличным состоянием финансов. Сэр Генри Эрнест Гаскойн Бульвер здраво оценивал своё положение, а потому стремился не только закрепиться на всего год как занятом посту, но и подготовиться для совершения следующего шага.

Наталь – маленькая колония, вроде бы не особенно важная. Находящаяся на краю мира. Все так, но имелись у неё и преимущества. Которые мог увидеть лишь тот, кто готов был играть по новым правилам. По тем, которые ему, Генри Бульверу, довелось увидеть в Ричмонде – сердце Американской империи. Он увидел не сам, ему показали и рассказали. Почему ему? Родная кровь и понимание со стороны дядюшки, способного надавить авторитетом на племянника, заставить его сперва вынужденно воспринимать уроки старшего в роду и более знатного. Сперва! Затем и сам Генри Бульвер втянулся, поняв важность того, что ему готовы были дать. Жёсткость, переходящая в жестокость. Упорство в преодолении препятствий и игра на грани правил для всех и далеко за гранью втайне от остального мира. Готовность не просто проливать кровь врагов, но делать это открыто и в то же время расчётливо, подводя принципиальность и идеи под каждый образовавшийся труп.

И всему этому сэр Генри Бульвер-Литтон учил племянника на примере политики не Британской, но Американской империи, которой и пяти лет со дня провозглашения не исполнилось. Тому, что понял сам, находясь в качестве британского посла сперва в Конфедерации, затем в Американской империи. Знания были особенные. Им готовы были учиться далеко не все, считая неподобающими для настоящих джентльменов. Отмахивались, не понимая, что совершают почти ту же ошибку, которую допустила первоначальная верхушка Конфедерации. Допустила и едва не проиграла войну, Хотя она и проиграла бы, если б её частично не отставили в сторону на почётные, но малозначимые должности, а частично не уличили в предательстве той или иной степени интересов государства.