Шрифт:
Тарасов Вадим
Индульгенция для алхимика
ГЛАВА 1
***
Его Высокопреподобие, старший брат - инквизитор Дедрик Кинцль, каноник Ордена святого Доминика, энергично потер озябшие руки, сложил их в пригоршню, и, попробовал согреть пальцы дыханием. В самом деле. Не к жаровне же идти? Подле нее экзекутор греется... Собачья должность, визитатор - проверяющий, почти все время - или в дороге, или в подвале.
– Записал?
– осипшим голосом поинтересовался у своего писаря - аколита.
– Повтори!
– Сейчас, дом[1]
патер, - секретарь закончил выводить закорючки на большом куске пергамента. Бумага в подвалах быстро сырела.
– Мая числа двадцать первого, в год одна тысяча семьсот четвертый от Рождества Христова в землях Лимбус Инферни, во время после третьей молитвы, в Аллендорфском аббатстве Ордена Лулла, что расположено в Тюрингии, после задержания, предписанного инструкцией, допрашивается ученик коллегиума, субдиакон Густав Шлеймниц. Все верно?
Инквизитор удовлетворенно кивнул. Соблюдать инструкции и предписания - залог скорейшего продвижения по лестнице власти. Три дня подержать в камере, на хлебе и воде, без допроса, на четвертый - показать орудия пытки, и лишь на пятый - начинать разговор. Дел в п у стыни и так накопилось достаточно, еле успел закончить.
– Поправь - Святого Лулла. В следующий раз накажу. Далее. Опрос происходит в присутствии наблюдателя аббатства, его Преподобия, препозита[2]
монастыря отца Винифрида и декана коллегиума, его Преподобия, отца Мартина, удостоверяющих личность допрашиваемого. Готово? Приступаю к дознанию.
Сводчатый потолок подвала ощутимо давил на плечи, трещали фитили масляных светильников, сквозь камни сочилась вода, пахло сыростью, плесенью, крысами и... человеческим страхом. Мрачно и внушительно. Доминиканец взглянул на подследственного.
Сидящий напротив парень имел обычное простецкое бритое лицо, покрытое редкими шрамами оспин, с небольшим перебитым носом и маленькими поросячьими глазками непонятного цвета, сидевшими в глубине черепа. Остриженная, как и положено субдьякону, русая чёлка, открывала невысокий покатый лоб, украшенный разорванной надвое левой бровью, которая теперь росла двумя пучками кустистых волос. Широкие скулы и тяжелая нижняя челюсть выдавали вовсе не благородное происхождение, а намечающийся второй подбородок придавал некоторое сходство с молодым кабанчиком.
И кто бы мог подумать, что за столь заурядной внешностью скрывается живой и пытливый ум? Ведь смог же Шлеймниц обставить встречу с сестрой так, что об этом узнали только спустя декаду? А все попытки его разговорить, даже во время исповеди, как утверждает брат Винифрид, завершились ничем, студиозус весьма ловко уходил от наводящих вопросов. И сейчас, сидит, как будто по ошибке в камеру попал. Ни напряжения, ни страха... Обиженную мину только скорчил, праведник... Весьма перспективный молодой человек. Такие кадры пропадают! Инквизитор, чуть заметно вздохнул.
– Итак, Густав Шлеймниц, рожденный в Гёттингене, в одна тысяча шестьсот восемьдесят втором году, в семье почтенного купца Фридриха Шлеймница?
– Да,
Ваше Высокопреподобие, - голос молодого субминистратума[3]слегка дрожал, но звучал твердо.
– Про вероисповедание и прочее не спрашиваю, раз являешься младшим служителем святого Лулла. Знаешь ли ты, по какой причине заключен под стражу?
Короткая пауза.
– Нет, дом патер. Этого мне не сообщили.
Хитрец, однако! Не сообщили... Надо же?! Ладно, начнем издалека.
– Знаком ли ты с фратером Клаусом Венехаймом?
– Это который следит за учебными лаборариумами[4]
?
– уточнил трехбровый.
Нет, он что, издевается? Кинцль даже фыркнул. Разговор его начал немного забавлять.
– Значит, знаком, - тон доминиканца стал утвердительным.
– А знаешь ли ты, что теперь бедняге предстоит три года корчевать пни в Фулденском урочище? Благодаря тебе, между прочим!
– уловка старая, но можно и попробовать. Вдруг попадется?
Подследственный осторожно потер нос двумя пальцами.
– Мне? Тогда я рад за него. Брат Клаус давно хотел отпроситься у настоятеля на другую работу. Жаловался на отросший живот.
Инквизитор криво улыбнулся.
– От живота он теперь избавится. Не без твоей помощи, конечно...- и, многозначительно замолк.
Шлеймниц ничего не сказал, поскольку прямого вопроса не ставилось. Хм. Не дурак.
– Но речь сейчас не о нем, а о твоей сестре, - доминиканец сменил тактику, выкладывая первый аргумент.
– Знаешь ли ты, что она бежала из монастыря клариссинок, куда ее определили попечители?
Густав утвердительно кивнул.
– Да, дом патер. Я об этом слышал.
Попробуем закрепить и выложить еще один факт:
– А тебе известно, что она бежала вместе с еретиком и изменником Короны? Со своим любовником Йозефом Франке?
Студиозус недоуменно вскинул брови. Да ему в театре играть надо!
– Нет, Ваше Высокопреподобие! Неужели? Бедная сестра...
– и удрученно опустил голову.
– Ты еще скажи, что вы после этого не встречались, - ехидно заметил Кинцль, ожидая ответ на провокацию.
Вот тут студиозус клюнул.
– Нет, дом патер. Свою несчастную сестру я не видел с тех пор, как поступил в коллегиум. То есть, почти пять лет.
Инквизитор тут же сделал подсечку.
– У нас есть свидетели, которые вас видели здесь, в аббатстве около двух месяцев назад. Ты сможешь опровергнуть их показания?
Но ловкач выкрутился:
– Ваше Высокопреподобие, да мало ли с какой паломницей я мог разговаривать, указывая дорогу? Если ее узнали, то почему не задержали? Разве приметы, развешанные в каждом полицайстве, написаны мелким почерком? Повторю: с сестрой я не встречался. Ибо говорил Каин: "Я не сторож брату своему". А я - сестре.
– А, так она вырядилась пилигримом?
– колкость студиозуса доминиканец пропустил мимо ушей.
– Не знаю, дом патер. Но с иными женщинами я просто не беседую. У нас монастырь, а не Гамбургский порт.
Кинцль хмыкнул и сделал попытку атаковать еще раз:
– А с Йозефом Франке?
– Нет!
– звучало категорично.
– С ним, с этим мерзавцем, я вообще незнаком!
– Ты торопишься с ответами, молодой человек, - голос инквизитора стал мягким и задушевным.
– Пойми, ты в руках своих братьев. Не опасайся ничего! Ведь все что мы хотим сделать, это для твоего же блага. Тебе еще неизвестно, в чем это благо состоит, но скоро узнаешь... Продолжаешь настаивать? Подумай!