Индульгенция для алхимика

– Дом патер...
– студиозус шумно сглотнул слюну, - я понимаю... вы желаете лишь добра...
– облизал пересохшие губы, нервно взглянув в сторону экзекутора, ради развлечения взявшегося крутить в пальцах щипцы для выдергивания ногтей, - но я действительно не виделся ни с сестрой, ни с Франке! Ваши свидетели ошибаются!

Инквизитор молчал, не отрывая взгляда от подследственного, ожидая, пока тот начнет ерзать на стуле. Но Шлеймниц смотрел прямо, всем своим видом словно говоря: "Я не вру!" и дергаться не собирался. Вот упрямый осел!

– И, конечно, куда они могли бежать, ты не имеешь никакого понятия?

– этот вопрос доминиканец задал уже для проформы, даже не надеясь на ответ. Но ошибся.

– Я могу только предполагать, Ваше Высокопреподобие. Скорее всего, они перешли Колючие горы, и стали искать укрытия у наших родственников, Хевелиушей, в Гданьске. Еще могли попробовать сесть на корабль до Ледяных Баронств... или Джабана. Но, повторю! С ними не встречался! И где прячутся - не знаю.

Каноник лишь недоверчиво покрутил головой.

– Значит, добровольно говорить не желаешь, - посмотрел на палача. Жаль, что в отношении этого деликвента[5]

запретили пытку. Уж больно упертый оказался, ни предвариловка, ни открытые факты его не берут... но на дыбе и не такие языки развязывали. Ладно, в конце концов, нужен не этот жалкий студентишка, а еретик Франке. Упорствует? Пускай. От охотников еще ни одна "лисица" не ускользнула. Комтур[6]

предупреждал: допрос вести мягко, жестких методов не использовать, чуть пугнуть - и хватит. У епископа явно есть задумки...

– Я сказал все, что мог, Ваше Высокопреподобие, - пожал плечами субдьяк.
– Добавить мне нечего.

– И ты готов свидетельствовать на Библии?
– брат - инквизитор вновь потер руки, к этому времени уже почти согревшиеся.

– Да, дом патер, - твердо ответил субдьякон.
– Хоть сейчас!

– Отец Винифрид? Отец Мартин. Будьте очевидцами!
– и протянул Шлеймницу свое старое Евангелие в истертом кожаном переплете.
– Ты успеваешь записывать?
– в сторону секретаря.

– Э... да... герр Кинцль... готово!

– Клянись, Густав Шлеймниц. Клянись в своих словах!

Субминистратум поклонился, поцеловал серебряный крест обложки, положил левую руку на сердце, прижал Святое Писание куда-то в область солнечного сплетения и, торжественно произнес:

– Говорю Вам, клянясь на Священной Книге! Элизу Шлеймниц и Йозефа Франке в этом году я не встречал и с ними не разговаривал!

– Свидетельствую, - глухо пробасил отец Винифрид.

– Свидетельствую, - проскрипел отец Мартин.

Визитатор лишь досадливо цыкнул зубом. Такая клятва не стоит ровно ничего, юнец опять нашел выход. Ведь беглецы могли сменить имена и документы, так что формально студиозус ни капли не солгал...

– Хорошо же!
– угрожающе произнес Кинцль.
– Вы, молодой человек, о наказании клятвопреступников помните? Замечательно! Тогда идите, и не забывайте об этом!

Студиозус смотрел на доминиканца непонимающе.

– Я могу идти?
– не веря своим ушам, переспросил Шлеймниц.

– Да, - подтвердил каноник.
– Ты свободен, можешь идти. Если потребуешься, то тебя найдут!

Субдьяк встал.

На своей скамье зашевелился глава монастырских соглядатаев, отец Винифрид.

– Да, брат?
– не по Уставу обратился к нему инквизитор.
– Ты что-то хотел сказать?

Второе лицо аббатства от такой фамильярности слегка дернул щекой, но все же произнес:

– Э... да, герр Кинцль. Обратиться к студиозусу Шлеймницу. С вашего позволения, - чуть ехидно добавил препозит.

Следователь кивнул.

– Дозволяю, - и бросил писарю, - Аколит, заканчивай протокол. На моих словах, дальше не надо.

– Кхм...
– приор оправил складку рясы.
– Густав, иди, умойся - и на святое причастие. А потом - на исповедь, настоятель тебя ожидает. И нигде не задерживайся!

Субминистратор осенил себя крестным знамением, поклонился присутствующим, на негнущихся ногах пошел к выходу. Его выпускают! Господи, чудны дела Твои, Господи!

***

Беседа с настоятелем началась с неожиданного вопроса.

Отец Сулиус, подозрительно взиравший на хмурого, чуть отощавшего, субдьякона, пригладил бороду и поинтересовался:

– Скажи, любезный юнгерменн[7]

, как поживает твой товарищ, которого ты привел из Сантьяго-де-Компастелло? Хорошо ли он справляется со своими обязанностями фамулуса[8]

? К поступлению в коллегиум еще не готов?

Шлеймниц, ожидавший совсем другого, слегка опешивший от такого поворота темы, не нашел ничего лучше, чем выдать первое пришедшее в голову, то есть неприукрашенную правду:

– Нет, дом аббат. Грамота дается ему тяжело. Но он старается... А помогает в меру своих скромных сил, лично у меня нареканий к лиму[9]

Прошу нет. Но, думаю, что перед Испытательным Капитулом он сможет предстать не ранее, чем через год.

Голос студиозуса, приятный молодой баритон, слегка хрипел, выдавая пережитое напряжение.

Пресвитер недовольно покрутил головой.

– Тем хуже. В таком случае ему придется разделить твою участь. Ты понимаешь, что мы вынуждены тебя наказать?
– в речи аббата послышались строгие официальные нотки.

Густав молча кивнул.

– Это радует. Кхм. Не придется много объяснять. То, что освободили из-под следствия, это, конечно, хорошо... Но причина в другом. Если карать всякого, подозреваемого инквизиторами, то нам всем место или на рудниках, или - в подвалах, - настоятель тяжело вздохнул, затем продолжил уже без напускной строгости.
– Я тебя исключаю из коллегиума. Вынужден это сделать. Орден святого Лулла не может позволить, чтобы в его служителя тыкали пальцем и говорили: "Смотрите, это брат той доброй монахини, что удрала с первым встречным проходимцем, до того ее демоны одолели. И этот, поди, такой - же, прихожанок соблазняет Царствием Небесным, ищет любовницу побогаче"...