Инга

— Я испекла рыбу, — торжественно сказала Лика, показывая испачканной рукой на старый противень с рваными краями, положенный на камни очага, — только забыла ее посолить, вот же какая я.

— Слопаем, Лика! — Горчик за руку подвел Ингу и усадил на камень.

Лика, вытирая руки, доброжелательно разглядывала девочку. Вместо вежливых разговоров сказала:

— Вы кушайте. А Ивану поесть я отнесу сама. Побуду с ним вместо тебя, Сережик.

И ушла, колыхая широким подолом над коричневыми щиколотками. Через десяток шагов по влажному песку на полосе тихого прибоя, прокашлялась и запела во все горло:

— море чуть ды-ышит В сонном покое-е-е Издали слы-ышен Шепот прибо-оя!

— Ешь, — сказал Горчик, разделывая пальцами горячую рыбью тушку, — лопай, вчера с утра ничего ж не ела.

А потом было только море. Его нестерпимо сверкающие точки, густо положенные на гладкую штилевую поверхность. Прозрачно-белые брызги, когда бежали вместе и падали, беспорядочно колотя руками и ногами. И снова он, худой, стоял по пояс в воде, а она сидела на руках, обхватив его ногами, вертелась, смеясь и не боясь, что уронит — вода помогала держать. И замолкая, целовались, мокрые и счастливые, разглядывали друг друга близко-близко, при ярком полуденном свете.

Бросались на старую скатерть, ее Горчик нашел в рундуке, и вот пригодилась. Лежа, снова смотрели на лица друг друга, одним глазом, пока второй был закрыт и щека прижата к вытертым временем ниткам. И после, садясь, поворачиваясь и снова укладываясь, рядом, трогали соленую кожу, гладили плечи и спины. Целовались.

Иван и Лика сидели под навесом сарайки, пережидая палящий полуденный зной. Смотрели, как вдалеке два коричневых тела поднимаются, убегая к воде, и снова возвращаются, исчезая за рыжей щеткой травы.

— Они не раздеваются, — кашлянув, удивился Иван, — смотри, такие адам и евушка, а все равно в купальничке она, и наш — в трусах.

— Ванечка, у них клятва, — укорила его жена, — я не хочу сказать, что они такие вот целомудренные, но думаю, это нелегко — бегать вместе голышом и сдержаться. А может, стесняются нас? Ваня, придумай, куда бы нам деться. Ну? Ты же умный, ты математик.

— Куда тут денешься, — резонно возразил Иван, вытирая потный лоб, — в доме днем жарища, ни сквозняка.

— Да я пошутила!

Лика задумчиво следила за далекими фигурками в воде.

— Она совсем не такая, как я представляла. Зная нашего Сережика (тут Иван фыркнул, но под строгим взглядом жены стал серьезным), я думала, она такая вся беленькая тоненькая воздушная, ну… ну, как болоночка, с кудряшечками. А эта…

— Не нравится тебе?

— Не-ет, что ты, — Лика подхватила подол и устроила его на круглых коленях, — я о нем лучше теперь думаю, серьезнее. Вон какую отхватил себе амазонку, завоевал. Непросто с такой. Глянула, как обожгла. Одна сплошная страсть.

— Да ты когда успела разглядеть? По мне так хорошая девочка, милая, стройненькая. С ножками.

— С сиськами, — в тон подхватила Лика, смеясь. И стала серьезной:

— Нет, Ваня. Я вижу. Будут у них сплошные ураганы. Но он мальчик крепкий, наш Сережик, хочу, чтоб справился.

— Наш-наш, — недовольно ответил Иван, навязывая на белом платке узелки.

— А что? Не нравится тебе, что наш? — Лика, ленясь встать, сидя уперла в бока руки.

— Скучаю без него, — ответил Иван, — вот и ругаюсь. Смотри, носятся по жаре, как два коня, про нас забыли. Вроде он тут, а я все равно скучаю. Ты со мной пойдешь, к удочкам?

— Пойду. А то скиснешь там совсем, в тоске.

Поднимаясь и поправляя сборчатый вырез, Лика задумалась на секунду.

— На третий день придут. К нам уже. А пока пусть их, Ванечка.

Вечером вместе сидели у костра. Лика тихонько пела, разливая по кружкам чай. Иван, поднося к свету клубок запутанной лески, ковырял его пальцами, сматывая на дощечку. А двое молчали, и свет заглядывал в глубокие, темные от пришедшей ночи глаза.

Когда легли, вытягиваясь рядом и прижимаясь горячими боками на деревянном топчане, Инга сказала шепотом:

— Попросить хочу. Если не рассердишься.

— Не рассержусь.

— Разденься.

За дощатой стенкой скрипели сверчки и один — совсем рядом, видно, заблудился под топчаном, на земляном полу. В щель был виден краешек белой луны. Горчик вздохнул, чтоб сердце не колотилось так бешено, вроде он совсем зеленый пацан. И тихо ворочаясь, стащил выгоревшие трусы. Лег на спину, беспомощно кинув вдоль тела руки. Смотрел вверх, чтоб не видеть в рассеянном сумраке своего тела, гладкого впалого живота, и дальше. А рядом, на краю зрения, она сидела, изогнув спину, и стягивала белеющую майку, рассыпая по плечам черные пряди волос. Легла, поднимая бедра, и вытягивая одну и вторую стройные, блеснувшие гладким ноги. Кинула на пол снятые трусики. И тоже затихла, касаясь его локтем и запястьем.

— Вива боится. Что я сделаю так, как она и мама Зоя. Что я забеременею рано. Потому клятва. Ты понял, да?

— Но она ж все равно есть, — хрипло ответил Горчик, — ты обещала. Никакого секса.

Инга пошевелилась, поворачиваясь к нему. Он хотел закрыть глаза и не стал. Такая красивая. Совсем его Инга. И ее рука. Теплая, подрагивающая. Вот тут глаза пришлось закрыть. Зажмуриться, крепко. И еще стиснуть зубы, чтоб не заорать в голос.

— Сережа, — она шептала, снова и снова повторяя имя, — Сережа, Се-ре-жа…

И когда его выгнуло, затрясло, и он замычал, тыкаясь ей в грудь лицом и тяжело дыша, сказала, тихо и уверенно радуясь:

— Это не секс, Сережка. Это — не секс. Молчи. Я знаю.

Он хотел спросить — откуда ж, но понял, не надо спрашивать. А еще подумал, обнимая ее всю, целиком, облапливая руками и ногами, утыкаясь лицом в шею, вот так она — возьмет любого, кого захочет. Художника своего дурацкого… Но эти мысли, такие ревнивые, не принесли злости, потому что одновременно с этим знанием в нем была вера — возьмет, если захочет, но хочет она только его.

За двумя стенами не спала Лика. Лежала, закинув за голову полную руку, глядела в темноту.

Они с Иваном были на первом курсе. И оба — рослые, высокие и сильные. Он рыжий в смерть просто. Все лицо в конопухах. Как увидела его руки, просто с ума сошла, снились ей, лапы как у льва, лапищи. И все как-то сразу знали, что эти двое будут вместе. И они знали.

Улыбаясь, хотела вспомнить, а когда же был первый раз и как. И не сумела, казалось ей — всегда были вместе. И еще казалось, что все вокруг радуются им, когда идут рядом, касаясь плечами, смеются.