Инклюз

Крысы одна за другой стали разбегаться в разные стороны сцены, пропадая из вида за тяжелым ширмами. Несколько секунд в тумане ничего не происходило, только мордашки марионеток, которые еще недавно в страхе разбегались, с любопытством выглядывали по углам, все больше смелея.

Используя паузу, Джоанна сняла заднее покрывало, дав дыму уйти через отверстие сцены. Туман довольно быстро рассеялся. Воин-освободитель неподвижно стоял посреди сцены, держа руки на боках и сияя ослепительной улыбкой.

Главная героиня медленно слезла с качели и остановилась, разглядывая героя. Парень оглянулся и наконец заметил красавицу. Сразу же подал ей руку, и героиня ответила взаимностью. Куклы сделали несколько грациозных шагов к краю сцены и поклонились залу.

Оскар сразу сориентировался и сыграл триумфальную короткую композицию. Зрители долго аплодировали. К энергичным и звучным хлопкам вскоре присоединился и музыкант. Все ждали Джоанну на поклон. Куклы еще раз поклонились, и занавес закрылся.

В зале со стороны лестницы в подвал включился яркий прожектор, направленный на ширму. Должно быть, он как раз и предназначался для появления живых актеров. Вдруг маленькие черные шторки под сценкой открылись и оттуда на полоску крошечной авансцены, находящейся уже в зрительном зале, вышла на поклон Джоанна. В ее руке все еще оставалась кукла – главная героиня. Пожилая женщина выглядела прекрасно. Улыбка ее была скромна и величественна. Аплодисменты стали еще громче.

Джоанна смотрела против яркого света, струящегося сквозь собравшийся под потолком туман, и ни одного лица в зале ей не было видно. Но она слышала не редкие хлопки троих людей, а нескончаемые овации огромного зала. В какой-то момент она поняла, что зрители уже встали со своих стульев. Сквозь свет она стала присматриваться к неразличимым образам. Ей померещилась улыбка любимого мужа Тома. Между креслами проскочил щенок, так похожий на Плуто. Аплодисменты своим раскатистым шумом уже могли бы приравниваться к овациям в большом театральном зале. Женщина ощутила в этот момент тепло сотни сердец, которые тем или иным образом, были ей знакомы. Сохраняя полное спокойствие, Джоанна посмотрела вниз на стоящую рядом куклу, и та сделала еще шаг вперед, выполнив грациозный поклон. Джоанна последовала за ней и в поклоне приложила свободную руку к груди.

Аплодисменты стояли стеной звука, сквозь который тут и там пробивались громкие крики “Браво”. Третий раз кукла поклонилась одновременно с Джоанной.

Пожилая женщина закрыла глаза и сделала большой триумфальный вдох. Она была так растрогана признанием публики, что по ее щеке скатилась слеза радости. Джоанна посмотрела куда-то вверх, и там ей представлялись ярусы, ложи бельэтажа и бенуара, обитые малиновым бархатом. Все они были заполнены зрителями – настоящий аншлаг. Она послала туда два воздушных поцелуя, один в левую, второй – в правую сторону.

На фоне утопающих во тьме лож и дальних рядов партера, виднелся человек, поднявшийся с первых рядов. С большим букетом цветов он подошел близко к актрисе, и та узнала в нем пожилого почтальона, который почти всю жизнь проработал на одном участке. Он поблагодарил ее за красивое зрелище и был награжден искренней улыбкой дивы. Из зала прозвучал очередной возглас “Браво”.

– Я очень благодарна вам всем, что пришли, – совсем тихо прошептала женщина.

Брайан с детства очень любил представления Джоанны, и в его громких аплодисментах выражалась чистая благодарность за отличный спектакль. Джоанна редко повторялась, его всегда ждала новая история.

Он взял букет, дневник и тоже направился поздравлять женщину с триумфом.

Джоанна сразу узнала его, вынырнувшего из контрового света, и расплылась в улыбке. Геройски подтянутый, в военной форме, он напоминал женщине высеченную из мрамора статую, сошедшую с постамента лишь для этого важного случая.

Музыкант хотел было взяться за инструмент, чтобы украсить момент поздравлений приятной мелодией, но передумал. Если бы он прекратил аплодировать, то одинокие хлопки почтальона выглядели бы слишком безрадостными. Видно было, что Джоанне крайне важен этот миг. Она так долго держала паузу перед поклоном, наслаждаясь овациями, а когда принялась раскланиваться, это стало небывалым событием. Женщина посылала воздушные поцелуи куда-то под потолок, и слезы текли по ее щекам. На мгновение в голове Оскара пролетела мысль, что Джоанна успела принять еще одну горсть своих антидепрессантов.

Она обняла букет и прижалась к нему щекой.

– Спектакль был потрясающим! Спасибо, Джоанна. Но это еще не все, – громким голосом сказал Брайан. И это услышал Оскар. Брайан бросил взор на толстую записную книжку в своих руках, и Джоанна последовала его взгляду. – Я хочу, чтоб дневник Эммы хранился у ее мамы. Однажды ради забавы она дала мне его почитать про наше общее детство, и он остался у меня. Думаю, так будет лучше.

Джоанна сразу приняла дневник с фотографией дочери, обнимающей щенка Плуто на обложке. Брайан не спешил покидать женщину и ещё оставался ровно, как того требует военная выправка, стоять рядом с ней. Он смотрел ей прямо в глаза. Этот луч взаимной теплоты согревал сердца обоих. До Джоанны тревожным эхом доходило происходящее, она переводила взгляд то на Брайана, то на дневник. Восторженное состояние сменилось задумчивой интригой, хотя радость не уходила с ее лица.

– Спасибо, Брайан. Это очень ценный подарок, – сказала она после небольшой паузы.

Военный вернулся в почти пустой зал и вновь принялся громко хлопать.

Музыкант приоткрыл один из своих футляров, достав еще два букета. От себя он дарил розы. От дочери Джоанны, Эммы, традиционный букет из ириса и лилий.

– Я получил массу удовольствия, Джоанна. Уверен, гости тоже, – подойдя, сказал Оскар. Он вручил оба букета одновременно, никак этого не комментируя. – Очень вам благодарен за чудесный день и вечер.

– Твое музыкальное сопровождение очень украсило спектакль, – ответила она, принимая от него цветы. – Спасибо и тебе за прекрасный день рождения.

– Джоанна, я бы хотел, чтоб моя дочь поучилась у вас управлять куклами. Вам было бы с ней весело. Мы ее однажды спросили, хочет ли она себе братика или сестричку, и она заказала нам бабушку. Еще добавила, что с бабушкой она могла бы шептаться дни напролет.

– Я бы тоже очень этого хотела, – ответила Джоанна, искренне улыбнувшись Оскару. – Приезжайте скорее.

В этот момент Оскар ощутил небывалую, как в детстве, радость от праздника. Ему было приятно, что сложный план сработал. В его стесненной груди заиграло волнение, и казалось, что он мог бы сейчас рассмеяться, только смех этот также мог перейти в непроизвольный плач. Уголки его губ странно скривились, но музыканту удалось подавить в себе секундную слабость. Джоанна стояла чуть выше Оскара и с умилением улыбалась, глядя ему в глаза. “Что-то неподдельно материнское есть в ее обаянии, перед чем юному Брайану – сироте, было тяжело устоять”, – подумал Оскар. Он развернулся и пошел забирать свои вещи.

Почтальон уже стоял на первой ступеньке лестницы, готовый уходить. Брайан дождался, пока Оскар соберет свои инструменты в чехлы – что музыкант сделал довольно быстро – и помог взять все за один раз. На лестнице мужчины еще раз помахали Джоанне.

Оставшись одна, она села прямо на сцену и открыла дневник дочери. Сценический свет хорошо освещал страницы. Наверху Оскар с Брайаном тщательно убирали остатки торта и голубого вина в гостиной. Вскоре входная дверь хлопнула.

Уже на рассвете Джоанна отложила потрепанный дневник, поднялась наверх и долго ходила по дому, рассматривая картины и трогая предметы, к которым когда-то прикасались любимые ею люди. Затем принесла в театр коротко остриженную куклу, на пальце которой поблескивало янтарное кольцо с замершим насекомым. Ей казалось, что перед ней и не кукла вовсе, а Эмма, застывшая, подобно божьей коровке. Джоанна посадила ее в кресло первого ряда, сама устроилась напротив. Накинула на деревянную красавицу свое детское индейское одеяло, и ей показалось, что кукольные руки стали теплее.