Инклюз

– Эх, Эмма, погода какая… – сказал доктор, надевая наушники стетоскопа. Он пытался говорить веселым тоном. – За таким ветром я едва ли смогу тебя прослушать.

Медсестра открыла шторы на всех окнах палаты. Свет немного освежил угрюмое помещение. Доктор наклонился еще ближе к девушке, присев на край табуретки. Он привычно пропустил под одеждой стетоскоп, приложил металлическую мембрану к ее спине и принялся слушать. Девушка стала глубоко дышать.

Музыкант молчал. Он себя чувствовал не в своей тарелке и предпочел бы выйти, хотя сам уже примелькался персоналу. Его принимали то ли за родственника, то ли за бойфренда. Другие мужчины к пациентке не ходили, лишь несколько раз в госпиталь со своей бабушкой приезжал из дальней командировки Брайан. Чаще всех девушку навещала мать. Время от времени приходила подруга.

Серебряные брови доктора немного нахмурились и сдвинулись к переносице. Он внимательно вслушивался. На короткое время он закрыл глаза и сморщил губы. Несколько раз скулы напрягались, выражение лица было задумчивым. В палате наступила тишина.

Невзирая на закрытые окна, из центра города донесся отдаленный звон колоколов. Они били густым звуком с большими интервалами. Причем в промежутках басового боя, колоколов малого размера не было слышно. Даже если очень старательно вслушиваться, зная об их существовании, паузы оставались незаполненными – их волны таяли в воздухе.

Доктор также прослушал девушку в районе груди. Закончив процедуру, он сел глубже на табуретку и принялся разглядывать лицо пациентки.

– Что-то слышно? – не выдержав томительной паузы, первой спросила девушка.

– Мужественная борьба. Молодое сердечко усиленно работает в четыре смены. Организм тратит все силы на выздоровление. Вам надо помогать ему верой в победу, – ласково улыбаясь девушке, ответил доктор.

– Я это уже где-то слышала, – переведя взгляд от доктора в сторону музыканта, сказал девушка.

Музыкант в лице врача большого энтузиазма не наблюдал. Конечно, слова звучали обнадеживающе, но сочувственный взгляд говорил о другом. Парень натянуто улыбнулся девушке.

– Мне кажется доктор прав, – Оскар смотрел то на доктора, то на девушку, – у вас в школе преподаватели рассказывали историю о болезненном перерождении орлов? У нас – да. Так вот, в солидном возрасте некоторые орлы уединяются на вершине горы и сбивают об камни клюв, якобы вырастает новый, и птица молодеет.

– Ага, еще выдергивают себе когти… – с ироничной улыбкой ответила девушка. – Давно известно, что это неправда. Никакого перерождения у них нет. Мне прадедушка много рассказывал про орлов.

Доктор встал, отодвинув на прежнее место табуретку.

– В любом случае кисло сидеть в темной палате – не выход. Надо уверенно идти к своему выздоровлению. Побольше выходите на улицу и проветривайте комнату. Я назначу вам дополнительные анализы.

– Спасибо, доктор, – доброжелательно сказала девушка. – Скажите, когда-нибудь закончатся эти завывания?

– Как только они стихнут внутри вас самой, вы перестанете замечать любые завывания снаружи, – доктор сделал паузу, что-то обдумывая. – Эмма, я хочу, чтобы вы понимали: вам нужна серьезная операция на сердце, и вы должны мне помочь. Нужно настроится на положительный результат. Существует новое медицинское направление, которое называется кардиоонкология. Организму тяжело справляться с тяжелыми процедурами химиотерапии, и тогда начинает заболевать его сердечно-сосудистая система. Мы находимся в той точке, когда я вынужден переключить наши усилия на осложнения с вашим сердцем, а не со злокачественными образованиями. Химио и лучевая терапия дали положительные результаты, и мы выиграли немного времени. Сейчас надо активно работать над усилением вашего общего состояния. Не хочу, чтобы это вас пугало, поэтому буду говорить прямо и откровенно. Поймите вот что: наша стратегия верна, еще недавно, когда в медицине не было понятия кардиоонкологии, только в 20% случаев женщины с диагнозом «рак молочной железы» четвертой степени умирали, собственно, от рака. 42% женщин не выдерживали сердечно-сосудистых осложнений, которые провоцировали методы лечения самого рака. У нас есть четкая стратегия, передовые препараты и понимание сложившейся ситуации. Ваша вера и настрой на победу – не менее важное оружие, чем операции и медицинский уход. Мы говорим: «Страх не ослабляет болезнь, он ослабляет жизнь». Потому не расценивайте ветер за окном как завывания, а воспринимайте его как веселый свист, зазывающий вас выйти на улицу и немного прогулятся, тепло укутавшись. К тому же, как чудесно, что у вас есть помощник. Хочу повторить, мы находимся в той точке, когда на онкологическом фронте стали одерживать победу. – Доктор умолк, не отрывая взгляда от пациентки.

Эмма улыбнулась ему. Вслед за ней улыбки осветили лица остальных присутствующих.

Доктор и медсестра вышли. Эмма повернулась к окну и задумалась. Она не смотрела на улицу, взгляд ее был устремлен на подаренную Брайаном божью коровку, что стояла на подоконнике.

Музыкант терпеливо ждал, что она скажет, и тоже взглянул на стеклянную фигурку.

– На чем мы закончили? – не оборачиваясь, спросила девушка, но тут же сама вспомнила. – Да, откроешь дверь в мою комнату. Там у окна должен стоять кукольный домик. Внутри есть игрушечный шкафчик с замком. Ключ на той же связке, которую ты найдешь в игрушечном паровозе. Достань из шкафчика мой дневник. На нем моя детская фотография со щенком.

Музыкант еще несколько секунд громко шуршал стержнем карандаша в блокноте. Девушка перевела взгляд на его заметки, словно хотела убедиться в достоверности записи. Когда звук карандаша стих, она взяла с тумбочки и положила себе на кровать папку с бумагами.

– Первым делом надо найти 3D-страницу, на которой выступают объёмные силуэты – я, папа и мама. Это самая толстая страница в дневнике, потому у тебя не должно возникнуть сложностей. Когда-то я согнула мамино изображение. Прошу тебя разогнуть его. Конечно, линия изгиба останется, но картон в закрытом дневнике должен расправиться. Это первое, – девушка открыла лежащую на коленях папку. – На следующей странице в дневнике, еще девочкой, обиженной на маму, я написала кое-что плохое и очень об этом жалею. Ты очень выручишь меня, если просто вырвешь лист, – она на миг задумалась. – Насколько я помню, в дневнике осталось много пустых страниц. На любую из них, пожалуйста, вклей вот эти вырезки.

Девушка достала из толстого конверта заготовку для 3D открытки и указала на окрашенные в зеленый цвет кончики.

– Ты разберешься, надо клеить не полностью всю фигуру, а только опорные ножки. У меня здесь было много свободного времени. Я вырезала силуэты, – легко улыбнулась она.

Музыкант принял конверт и аккуратно вложил его в свой блокнот. Девушка вновь потянулась к своей папке.

– Это еще не все. Мне очень важно, чтобы ты вклеил в дневник этот текст, – протянув рукописную записку, продолжала девушка.

– Понял, будет сделано, – ответил Оскар и бережно уложил туда бумажки, убедившись, что края вкладышей не торчат.

Девушка на некоторое время задумалась, остановив свой взгляд на блокноте музыканта, словно не замечая поверх него рук молодого человека.

– Когда мне назначили повторную операцию, я хотела забрать дневник с собой в госпиталь, но потом подумала, что будет тяжело с ним носиться, – медленно проговорила она.

Молодой человек какое-то время ждал дополнительных указаний, но после продолжительной паузы девушки, отложил блокнот на кровать и, расправив спину, ласково улыбнулся.

– Знаешь, я, безусловно, исполню все, о чем ты меня попросила. Только уверен, что скоро ты сама выздоровеешь и вклеишь все эти листы, – он кивнул на лежащий у ног девушки блокнот.

– Оскар, перестань, пожалуйста, – ответила она, не улыбнувшись.

– Молчу… Просто мне показалось, что лицо твое стало немного здоровее, ты словно посветлела.

Девушка хотела засмеяться, но вместо этого зашлась спазматическим кашлем. Каждый очередной порыв давался ее ослабевшему телу сложнее, слезы полились из глаз. Она старалась захватить побольше воздуха и между приступами раскрывала рот все шире. Музыкант уже видел такие приступы и каждый раз беспомощно привставал, нелепо разводя руки, словно искал, что полезного подать. Ему было трудно просто смотреть, ощущая свою беспомощность. Силы пациентки хватило лишь на то, чтобы жестом руки усадить друга обратно на место и, таким образом, немного успокоить.

Спустя мгновение, восстановив дыхание, она приободрилась, и глаза загорелись новой мыслью. Эмма посмотрела в глаза музыканта. Лицо ее приняло детское выражение, как если бы ребёнок уверенно оправдывался в своей невиновности. Мокрые глаза подчёркивали этот невинный образ.

– Я же не знала, что задержусь тут надолго. Думала, как и после первой операции, меня почти сразу отпустят домой, – заговорила она, и ее рука доверительно легла поверх сложенных ладоней музыканта. – Дневник отдашь Брайану, я его уже по телефону предупредила. Будет лучше, если не ты, а он передаст его маме.