Инкуб
Шрифт:
- Весь этот твой притворный Версаль, застланный искусственными облаками, скрывающими твой жалкий вид от солнца, заполненный множеством трупов, что ты оживил, не оставляет мне иного выбора, как согласиться. Хоть даже тогда я не уверен в том, что ты способен признать поражение.
- Дело в том, месье Ластморт, что я никогда не проигрываю. Но уверяю вас, если моё поражение возможно, я буду вынужден его признать. Ведь это редкость – одна на миллион. А я, как вы помните, коллекционирую редкости…
Шарль де Ман был родом из одного небольшого городка в долине реки Луары [109] . Но, несмотря на то, что не обладал громкими титулами (по сути, он даже не был дворянином), очень скоро стал едва ли не самой важной фигурой в Париже. Тогда за фасадом монархических перстов продолжалась пора инквизиции, и бессердечный юноша, похожий на ангела, с тонкими почти девичьими
109
Loire (фр.) – самая длинная и невероятно красивая река Франции.
- Хоть альбиносы [110] считаются еретиками [111] , король позволяет тебе уйти в знак благоволения твоей бесстрашной натуре, не побоявшейся появиться здесь.
Но Шарль де Ман лишь усмехнулся, поправляя парик, и предложил игру, ставя на кон свою жизнь. Он знал, что король, четырнадцатый Людовик, привык во всём быть первым и главным, и очень любил выигрывать. Вдобавок, обожал казни, отчего игра с молодым альбиносом выглядела ещё более привлекательной.
110
Человек, больной альбинизмом - врождённым отсутствием пигментации кожи, волос, радужной оболочки глаз. Дословно «альбинос» – слаборазвитый, лысый, абсолютно белый.
111
Последователи инквизиции считали еретиками всех, кто хоть как-то отличался (внешне или внутренне) от приемлемых обществом норм, будь то настоящая ведьма или неполноценный горбун, приверженец другой веры или просто неподобающе одетый (читай вызывающе) индивид
Казалось, весь версальский двор следил за ходом шахматной партии. Лучшие советники помогали королю, тени министров нависли над воинами из слоновой кости, но Шарль де Ман не оставил им ни единого шанса вальяжно нарисовав на доске свой любимый, зеркальный мат [112] . Разъярённый Людовик тут же натравил на «дерзкого мерзавца» своих преданных «псов», но юный игрок, прекрасно научившийся разбираться в людях остановил его, опустившись на колени:
- Мой Король. Вы – умнейший из умов, Великий из великих. Выиграть у Вас – это редкая случайность, что для меня, глубоко верующего в церковь, что Вы строите, как благословение небес. Я знаю много уловок, хитростей, ловушек и таинств пыток, которые могли бы Вам пригодиться в Вашей борьбе с неверными. И потому присягаю Вам всем, что у меня есть, дабы стать Вашим орудием. Позвольте мне бороться за то, во что верите Вы, и я вместе с Вами, и увидите, что в этот день именно Вы, мой Король, выиграли эту партию, заполучив себе нового нижайше преданного валета [113] .
112
Разновидность позиции мата в шахматах, в которой все поля вокруг атакованного короля свободны от любых фигур и пешек.
113
Слуга, лакей, подданный (фр. valet)
Блистательный Шарль действительно оправдал доверие короля, с усердием принося ему на бриллиантовых блюдах головы неугодных. Он, вставший во главе бесчисленных драгонад [114] , добился уважения при дворе, а по Франции начали ходить жуткие истории о невидимом бледном духе, рыщущем своим кровяным взглядом ночами по улицам и закоулкам городов и селений в поиске несогласных с устоями королевской церкви. В своём доме в Версале искусный игрок наслаждался новым положением и известностью, но кроме людей о нём узнали и другие существа.
114
Принудительный постой войск в домах гугенотов, применявшийся французским правительством в конце 17го века (по данным историков) в целях принуждения протестантов к переходу в католичество. В контексте – облавы с целью пресечения распространения еретической веры.
Один из гугенотов [115] – вампир – нашёл его по запаху крови собратьев, что шлейфом тянулась за Шарлем по дорогам страны. Пробравшись в дом, существо ночи немедля набросилось на спящего инквизитора, но игрок, просчитывая ходы, оставался всегда впереди.
Он всегда знал, что за движениями неверных стоят другие, более великие силы, от чего злился, ибо чувствовал себя недостаточно
могущественным, чтобы перехитрить весь мир. Его смущала его тонкая кожа, хрупкая плоть и слабые мускулы. И хоть ум его был велик, немощная смертность проклятого тела угнетала Шарля. Как альбиносу ему повезло не стать уродом, но, несмотря на всю свою смелость, он боялся людей, которые видят его и презирают эту бледную кожу, голову, на которой никогда не вырастут волосы, и глаза – прозрачные стёкла в трещинах кровеносных сосудов. Вдобавок гибкая тонкая стать всегда привлекала к нему внимание разномастных первертов [116] . В свои 19 лет он походил на молодую француженку, одну из тех, что выступают в публичных домах, и голос его превращал в звенящий фальцет любую шутку и песню.115
Протестанты - сторонники кальвинизма - во Франции XVI - XVIII вв., преследовавшиеся католической церковью и правительством.
116
Извращенцев (фр.)
Шарль де Ман давно привык к ночи, ибо дневное солнце поражало его кожу, и когда он открыл, что среди преследуемых им неверных есть вампиры, его посетила мысль стать таким, как они. "Их кровь укрепит моё тело, сделает неуязвимым, и я перестану быть человеком-альбиносом. Стану вампиром, так же избегающим солнце, но куда более сильным и хитрым, чем все дети ночи."
Тот вампир, что напал на след Шарля – был одурачен. Без раздумий он набросился на неподвижное тело ненавистного альбиноса, не ведая, что вместо него вонзит клыки в шею своего собрата по вере – одного из растерзанных драгонадами еретиков. Ослеплённый местью и жаждой быстрой расправы, торопливый упырь поздно осознал, что был «пойман на мертвеца» [117]– Шарль де Ман ждал его наготове с острым клинком. Тотчас он отрубил вампиру голову и испил чашу проклятой крови… "не более проклятой, чем я сам…" Тогда он познал вкус свободы.
117
Обыгрывается выражение «ловить на живца».
С ещё большим остервенением новоиспечённый вампир принялся преследовать неверных, пока не поймал в свои хитроумные ловушки тех «детей ночи», кто стоял за скоплением обычных человеческих еретиков. Шарль де Ман выпил их всех и только потом узнал о Совете.
В делах Видящих, почти как в делах людей, всё происходит медленно, особенно если это касается политических, религиозных и ликвидационных вопросов. Так и в деле Шарля де Мана решение о признании его «вне контроля» пришло уже после смерти Людовика. К тому времени блистательный Шарль, купавшийся в роскоши, окружённый дамами и кавалерами, сам почти превратившийся в одного из неугодных ему первертов, наслаждался заслуженным при дворе у почившего короля отдыхом, вдыхая любимые ароматы Версаля, смешивая виноградное бренди и непорочную кровь, смакуя на губах титул маркиза (так удобно доставшийся де Ману после внезапной смерти его обладателя).
В один из тех дней его жеманных наслаждений на пороге дома в Версале появился лакей, одетый в строгий, чёрный фрак, словно ворон – таинственный вестник – в высоком цилиндре, чьё лицо потерялось в тени. Он протянул вампиру чёрный розарий [118] с крестом Святого Петра, и незримые губы бесстрастно шепнули из пустоты:
- Шарль де Ман, вампир, указом Верховного Суда Видящих вы признаны Вне Контроля. Охота начнётся через час. Можете помолиться, - и тёмный лакей исчез, рассыпавшись в чёрные перья.
118
Rosarium – венок из роз (лат.). Традиционные католические чётки, а также молитва, читаемая по этим чёткам.
Держа в руке колючий розарий, маркиз де Ман ощущал, как в его жизнь ворвались силы ещё более могущественные, о существовании которых он, как искусный игрок, должен был подозревать. И глядя вокруг на пышные залы и дефиле соблазнительных нимф, он снова боялся – боялся всё потерять: свой ум, свою власть, своё бессмертие. Тогда он, прекрасно понимая, что лакей на его пороге был вестником смерти, что розарий в его руке – словно стрелка часов, запустившая счёт до финала – креста, что последний час его жизни должен быть потрачен отнюдь не на слепые молитвы, принялся думать над тем, как обмануть приговор...
- Итак, играем! – и Шарль де Ман звонким хлопком возвестил начало игры.
На мгновение Гэбриелу показалось, что всё приснилось. Он лежал на спине в чёрной, немой пустоте, погружался в неё, словно в зыбкие, желейные топи. Зеркала, рисовавшие ночь, плавились от огня его тела, хороня в себе демона страсти – его отражение... И в этот момент больше всего ему хотелось вырваться из омута тьмы, лишь бы не оказаться поглощённым бездной растопленных искажений – многоликой тюрьмою чумы. Лишь бы не стать тем, кого он презирал и боялся…