Инкуб
Шрифт:
Алисе казалось, что кошмарная пантера охотится не за ней, а за кошкой, носившей её имя, так сильно любившей, когда ей поют. Не зная наверняка, куда бежит, девочка чувствовала, что найдёт дорогу к Шапели, даже если ночь перевернётся кверху дном, и ей придётся плыть в забродившем вишнёвом сиропе (несмотря на то, что она никогда не училась плавать), уклоняясь от едкого дыма закоптелых каминов и роя сломанных светлячков, ослепляющих своим бесконечным предсмертным миганием. Следом за ней, из границы меж сном и реальностью, продираясь сквозь хрупкие декорации жизни, Гекатой [139] скользила пантера, пачкая юбки в грязи эбонитовой мглы. Алиса слышала её дыхание, и бежала быстрее, теряя последние силы, падая на руки, отталкиваясь от обломков ревущего мира, облачённая в чернильные пятна нераскрытых историй багровых страстей.
139
Древнегреческая богиня кошмаров, мрака, ночи, тёмной стороны луны.
Наконец, после длительной гонки по кругу, клубок распустил свои нити, и вывел Алису к готической башне – Шапели – над которой на волнах приливов
140
В европейской мифологии: злой дух, воплощение ночного кошмара (франц. cauchemar, от mare, староангл.). Мары крадут дыхание человека – его жизнь – по ночам. В средние века ассоциировались с инкубами и суккубами.
141
Украшение с выпуклой резьбой из слоистого разноцветного камня или раковины. На камеях чаще всего изображаются женские лики (силуэты, профили). Здесь кошка словно становится силуэтом камеи, основой которой служит сама луна. Мэлис, героиня романа, носит такую камею на шее, на чёрной бархатной ленте.
Пантера ударила её, обрывая мелодию песни; склонилась над телом, заполняя смолистой слюной отверстую рану в груди. Пленница страсти – суккуба, воспылавшая ревностью, обрекшей на проклятый круг всех девушек, рождённых под гербом Риддельмар – она вновь ликовала, занося смертоносную лапу над новой, столь долго желанной душой.
Но чёрная кошка услышала любимую песню, и спрыгнула с охры луны, заслоняя собой грудь той, кто готов был пожертвовать всем, лишь бы спасти её.
"- Виновна! Все вы виновны! И за это поплатитесь жизнью! Утонете в собственной крови девственными куклами и никогда больше не сможете украсть тех, кто не принадлежит вам! Чёртовы Риддельмар! Как посмели вы отнять его у меня?! Как посмели обманом соблазнительных форм завладеть его сердцем, смутить, отвратить от меня?! Так знайте же, чёрным безумием, кошкой кошмара сошедшей с родового герба, я буду преследовать вас, и ваши дочери познают мои терзанья и муки! И прежде, чем созреют их тела… прежде, чем их заметят мужчины, я выпью их души… В память о тебе, мой избранный Генрик, променявшем объятья суккубы на железные хватки истых вампиров, демонов плоти, женских бутонов земного вакхического зла!"
Алиса очнулась на рассвете. Другой – постаревшей на несколько лет. Она чувствовала, что выросла, будто ей уже было семнадцать. Больше не та маленькая девочка, что жила… совсем недавно. Последним, что она помнила, был тихий далёкий мотив и чёрная кошка, спящая на месяце луны. Та самая, что лежала рядом – мёртвая, отдавшая свою главную жизнь ради той, кто, наконец, спустя летописи гонений, принял её…
"…защитницу рода на лунном гербе, способную победить проклятие – остановить реки крови и месть ревнивого демона, ослеплённого страстью, злобой лишения – невозможностью прожить одну единственную счастливую жизнь…
…как человек..."
Алиса плакала и пела ей песню, свернув холодное тельце клубком на забрызганных кровью коленях; а глубоко внутри юной девушки, споря друг с другом, билось сердце кошмара, обвитое крепко длинным чёрным кошачьим хвостом.
Она не вернулась домой. Словно кошка, гуляющая сама по себе, ушла навсегда одной ночью, оставив открытым окно и безмолвным родительский смех. Она больше не была той маленькой странной Алисой, которую они знали. По сути, она толком не знала в кого превратилась. "Демона или кошку…"
Свою спасительницу похоронила в Шапели, согласно древним ритуалам богини Бастет, повесив на тонкую шею золото систра, тайно желая, чтобы он подарил её милой Алисе новую жизнь.
Сбрила брови. [142] Раскрасила кистью. Избавилась от прошлых имён. Сорвала покровы. Заглянула в кошмары сквозь призмы вертикальных зрачков. Стала Мэлис [143] , рисующей жизнь безликим парадом страстей: от надежд до фатальных трагедий. Одиночкой, бродящей по крышам; изучающей новый, неведомый мир; пьющей брудершафты с луной.
142
В Древнем Египте кошка почиталась священным животным. Человек сбривал брови в знак скорби по её смерти
143
M.Alice (созвучно с malice - злой умысел, фр.) – в оригинале. Литера «M» – вот, что оставила перерождённая Алиса от своего прошлого и загадочного рода Риддельмар (Riddelmar – мрачная тайна). В глубине души, она сама расшифровывает своё новое имя как Mar Alice (Тёмная или Проклятая Алиса). Но автор предполагает, что «M» – ещё и осколочек памяти о Марии, дорогой, хоть и строгой матери, ради которой дедушка Ганц отдал свою душу, положив начало конца родового проклятия. Это проклятие когда-то давно накликал любитель беспорядочных связей Генрик Риддельмар, не ведая, что одной из соблазнённых им женщин, могла оказаться нечеловеческая, мстительная, чёрная Мара, безумно влюбившаяся в него.
А однажды она запела ту песню…
И чёрная кошка, тонируя солнечным систром, скользнула
из тени времён._________
Purr, meow et curr petite Alice pure, mure et cure gros malice... Rest on my knees Ma chatte T'enlevera ne person-ne... Purr, meow et curr petite Alice pure, mure et cure gros malice... Don't be afraid Ma chatte T'enlevera ne person-ne... Purr, meow et curr petite Alice pure, mure et cure gros malice... Beautiful grow Ma chatte T'enlevera ne person-ne... Purr, meow et curr petite Alice pure, mure et cure gros malice... Darkness shall fade Ma chatte T'enlevera ne person-ne... [144]144
Мурлычет, воркует, мяукает
Крошка Алиса…
Развеет кошмарные грёзы
И раны залижет…
Спи тихо на тёплых коленях,
Мой милый ребёнок
Никто не отнимет тебя у меня,
Мой котёнок…
Мурлычет, воркует, мяукает
Крошка Алиса…
Развеет кошмарные грёзы
И раны залижет…
Не бойся, никто не обидит тебя,
Мой ребёнок
Никто не отнимет тебя у меня,
Мой котёнок…
Мурлычет, воркует, мяукает
Крошка Алиса…
Развеет кошмарные грёзы
И раны залижет…
Ты вырастешь кошкой красивой,
Мой милый ребёнок
Никто не отнимет тебя у меня,
Мой котёнок…
Мурлычет, воркует, мяукает
Крошка Алиса…
Развеет кошмарные грёзы
И раны залижет…
Рассеется проклятой ночи
Губительный морок
Никто не отнимет тебя у меня,
Мой котёнок…
_________
_________
Безмолвные воды
_________
- Слегка странный, значит? – приподнял бровь Инкуб, кивая в сторону веранды, где Шарль игриво кокетничал с «дочерьми».
- Ты и сам не менее странный.
- Да... мы все…
Харон, сидя на краю пристани, наигрывал на мандолине [145] тихую, успокаивающую мелодию, погружая в сон души растрёпанных тел. Полдень золотого Версаля навис над их мирным сопением под колыбельную ласковых волн, погрузившей в молчание крики, рыдания, неприятия собственной гибели. Перебирая пальцами струны, Харон с улыбкой смотрел на утопшие плоти, заглядывая в померкшие лица, мысленно поправляя одежды, прикрывая мертвецкий загар, как похоронщик, готовящий в путь своих хрупких детей, целующий холодные лбы под безмолвные тризны. Когда-то давно, испанский пират в щеголеватом махо [146] , Перевозчик грабил суда, казнил жизни под ритмы фанданго [147] . С тех пор, встретив сотни изломанных тел, заглянув под покровы ресниц, погрузившись в их боль, собрав илистый пепел со дна многих рек и морей, он сильно изменился. И, несмотря на то, что так же пил без конца и курил толстые горько-ореховые сигары, напитавшие его голос хриплым бурлением, он вдруг научился любить и заботиться о тех, кто был ему дорог. Тех, для кого и играл колыбельную ласковых волн, распуская соцветье души, наполняя косненье лемуров [148] наркозом забвения.
145
Струнный щипковый музыкальный инструмент (гитарного плана) с овальным корпусом лютневого семейства.
146
Испанский костюм, распространённый в 18-19 веках, включающий три главных элемента: короткий пиджак, короткая жилетка и облегающие штаны.
147
Испанский народный танец, обычно исполняемый под аккомпанемент гитары и кастаньет
148
Лемур (lemur, лат.) – душа умершего (по древнеримским представлениям).
- Ты ведь тот ещё романтик, Харон…
- Если бы не эта мелодия, я бы свихнулся. Они как непослушные дети, которые не хотят ложиться спать. И успокаиваются только под звуки мандолины.
- Под звуки твоей души…
- Душа… я видел много душ, но не знаю своей. Какая она, Гэбриел?
- Словно Роза… - Инкуб улыбнулся своим мыслям, слушая песню Харона.
"Словно роза… лепестки кожи… кости шипов… на стебле позвонков … Одетая кровью безмолвия…"_________
Убийца
_________
Проснувшись от женского крика, давно ставшего привычным зовом его мобильного телефона, наёмный убийца, Доминик Фэй, положил за губу сигарету, отпивая остывшее кофе, смакуя квинтэссенцию их комбинации [149] . Только после нескольких бодрящих глотков чёрного мокко в дыму он проверил входящие сообщения, с досадой заметив, что сна уже не видать. На блеклом экране высветилось: «Новый заказ. У собора. Через 20 минут».
149
Отсылка к цитате одного из героев фильма Джима Джармуша «Кофе и сигареты», звучащей как: «Кофе и сигареты – это комбинация».