Инкуб
Шрифт:
Пантера немигающим взглядом прожигала его глаза, и в её хищном безумии чувствовалась невероятная демоническая сила, но Ганц Риддельмар не уступал, готовый ценой собственной жизни спасти Марию от призрачной гостьи. Эта борьба, война духа и ночного кошмара, стала его смыслом. И тогда, признав соперника, чёрная кошка ушла, исчезая в прогалинах светотеней [136] , оставляя следы на полу и глубокую метку клыков на предплечье незваного стража.
Та ночь отняла у Ганца Риддельмара почти полвека его жизни. И хоть внешне он мало изменился (разве что взгляд потускнел, и появилась небольшая седина) внутри он страдал и старел, ибо каждый свой сон проводил в поединке с семейным проклятием.
136
В
Марии исполнилось девятнадцать, и она встретила прекрасную партию – Александра – но не могла покинуть отца, видя, как он избегает людей, не выходя за пределы библиотеки; чувствуя, что он очень сильно нуждается в своей дочери. Она была единственной, кому он разрешал приходить к нему, и только из её рук он брал еду и лотосовый чай в золотистой пиале.
Ганц Риддельмар всё больше молчал. Они говорили лишь иногда. В такие моменты отец смотрел на неё из-под морщинистых век, из тумана седеющих глаз, и твердил об одном: «нужно избегать чёрных кошек». Мария смутно помнила свои детские кошмары, но кивала отцу, гладя его по руке, обещая, что так и будет. А ещё, редко-редко, он пел ей ту самую песенку-оберег про котёнка Мари, свернувшуюся клубком на его тёплых коленях.
- Папа, эта песня о кошке. Но ведь ты не любишь кошек… - удивлялась Мария.
- Нет, это песня о тебе. Ты – хорошая кошка.
- Но как узнать, какая кошка хорошая?
- Плохая приходит во снах…
- А та, что мяукала под дверью нашего дома, когда я была ещё маленькой? Она тоже была плохой?
- Не было там никаких кошек. У Риддельмаров никогда не было кошек…
- Может, они просто всегда прогоняли их?
- Только во снах… они приходили только во снах…
Мария плохо помнила своё детство, но была уверена, что слышала, как под дверью мяукал котёнок. Она хотела его впустить, но отец запирал дверь в её комнату, желая оградить дочь от несчастий внешнего мира. Она листала страницы-часы куртуазных романов [137] и лишь иногда играла в цветочном саду под присмотром хранителя – Ганца. Взрослый Риддельмар никогда не спускал с неё глаз.
137
Куртуазная литература – придворно-рыцарское направление в европейском литературном творчестве XII-XIV вв.
"Но почему он не слышал…"
Мать Марии шепнула ему на смертном одре лишь два слова: «чёрная кошка». Он не знал, что значили эти слова. До того дня, как схватился с пантерой. Так он думал. Но одержимая любовь и желание вырастить дочь отвлекли его от старых исследований, заставив забыть о тайне родового герба.
С каждым днём всё сильнее росла его ненависть к мурчащим созданиям. По ночам, наблюдая из окна библиотеки за вертикальным оком луны, ему мерещилась чёрная кошка, крадущаяся по крышам домов. Часто она останавливалась и смотрела издалека, сквозь бархаты тьмы, в его душу, терзая внутри его страхи и мысли о милой Мари. А потом, забираясь на высокий шпиль церкви, кошка прыгала в небо, цеплялась за ресницы луны и ложилась клубком, помахивая чёрным хвостом – и Ганцу казалось, она словно вздыхала, грустно качая своей маленькой головой.
Риддельмар был уверен – эта чёрная кошка и была той самой зловещей пантерой, пившей во снах его жизнь. Она боялась приблизиться к нему (во плоти), выжидая мгновенье – скользнуть под сомкнутые веки. И в одном из подобных мгновений он проиграл – его душа трепетала на острых когтях...
В ту ночь Марию мучила бессонница, и она решила пойти в библиотеку, проведать отца, где и увидела его бледное безвольное тело и чёрную кошку, дремавшую на холодных коленях. С криком, дикой банши [138] в пеньюаре лунного света, Мария набросилась на «создание тьмы», вытянув руки вперёд в непреодолимом желании задушить убийцу отца, но кошка, удивившись внезапному выпаду, выпрыгнула в окно, и больше никогда не появлялась в доме Риддельмар.
138
Банши (англ. banshee от ирл. bean si или bean sidhe) – женщина, которая, согласно поверьям, является возле дома обречённого
на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок. Здесь используется как аллегория, описывающая внешний облик и поведение вошедшей в комнату Марии.Тогда, похоронив отца, Мария попросила Александра, своего жениха, увезти её на его родину, в Санкт-Петербург – подальше от проклятия её семьи и страха кошмарного призрака ночи. Дочь Ганца Риддельмара возненавидела кошек ещё сильнее, чем он сам. Но, в память об отце, навсегда запомнила ту песенку-оберег, что он пел ей, а после приговаривал тихо, касаясь мягким поцелуем её изящной головки: «ты – хорошая кошка».
Алиса родилась спустя семь месяцев, как её родители переехали в город белых ночей, оставив позади тёмные вехи Швейцарии. Мария Риддельмар хотела воспитывать дочь сама, но Александр настоял на том, чтобы девочка ходила в воскресную школу и больше гуляла, нежели сидела дома, листая «романтические небылицы» - так он говорил. Поддержка мужа и его уверенность в том, что на новом месте никакие невзгоды их не коснутся, убедила Марию не стремиться оградить дочь от внешнего мира, как когда-то поступил Ганц Риддельмар. Но всё так же сильно она ненавидела кошек и с трудом сдерживала гнев и иглы воспоминаний, когда маленькая Алиса вновь заговаривала с родителями на эту «запретную» тему.
Девочка, напротив, обожала кошек. Она всегда хотела иметь одну, но мама прогнала ту, что мяукала у порога. Когда они вместе гуляли по паркам Царского Села, где купили дом, ибо род Александра был в почёте у королевы, редкие кошки, встречавшиеся по пути, разбегались от чёрного взгляда Марии. И маленькая Алиса плакала, мяукала, звала их – но строгая мать тянула её за собой, приговаривая: «Ты – хорошая кошка, Алиса. Остальные – плохие».
Александр, как мог, поддерживал дочь, привозя ей из дальних поездок книги, амулеты, статуэтки и даже маленький музыкальный инструмент – систр – так или иначе связанные с кошками. Но больше всего Алисе хотелось, как в маминой песне, пригреть на коленях тёплое мурчащее существо.
Алиса росла, но была закрытым ребёнком, и совсем не имела друзей. Одна, тринадцатилетняя девочка играла в траве у Шапели в Александровском парке, мечтая о том, что у неё есть подруга – чёрная кошка Алиса. Она пела ей песню и баюкала на руках, целуя бархатистую мордочку. И всё чаще из мира людей она уходила в свой особенный мир, где взрослые были безлики, и только кошки могли по-настоящему чувствовать и дарить любовь.
- Говорят, у вас, кошек, девять жизней. А как узнать, которую живёшь сейчас?
- Нам дали больше шансов, но так и не научили считать…
- Зачем тогда это?
- Чтобы каждую жизнь мы проживали как последнюю.
- Даже если просто упасть с высоты?
- Да… получив наслажденье полётом.
- Почему тебя вижу только я?
- Потому что иначе меня тут же прогонят.
- Но ты… настоящая?
- Да, и мне нравится твоя песня. Спой мне…
- Мама говорит, её пел ещё дедушка…
- Да, пел…
- Почему ты погрустнела?
- Милая Алиса, эта песня – наша тайна. Помни её… пой мне, и я всегда буду рядом…
Мария Риддельмар не одобряла игры с «воображаемым» другом, но ничего не могла поделать – дочь, несмотря на все усилия Александра, становилась ещё более странной и погружённой в себя, чем её мать. Но, тем не менее, ничто не предвещало грозы, пока и у Алисы не наступили кошмары…
- Что ты видела? – спрашивала Мария Риддельмар.
- Ничего, мама. Просто плохой сон, - сонно всхлипывала Алиса.
- Чёрная кошка? Ты видела её? – не успокаивалась Мария.
- Нет, просто было холодно и темно, и я испугалась. Всё хорошо, мама…
Алиса знала, как трактуются чёрные кошки в бесчисленных сонниках, и не хотела слышать проклятия, с которыми её мама отзывалась об «этих ужасных созданиях тьмы». А ещё она очень боялась, что ей запретят общаться даже с её «воображаемой подругой». "Она сказала… она настоящая..." Потому молчала, не доверяя родителям сны о зловещей пантере, вгрызавшейся в её безвольную плоть. Единственная, кому девочка могла открыться – была чёрная кошка, невидимая другим, жившая возле Шапели. Но с приходом кошмаров, Алису больше не водили туда гулять. И в одну из ночей она убежала из дома, чтобы предупредить об опасности ту, кто была так сильно ей дорога.