Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы.

замечаешь на приличном расстоянии, даже среди кустов и

травы. После чего и начинается непосредственно охота.

Вы когда-нибудь гуляли по шоссе, а вас сзади догоняла

машина с включенными фарами? Конечно гуляли, и прекрасно

знаете, что если оглянуться, на эти фары, а потом посмотреть в

сторону – там будет не просто темно, а чернота непроглядная,

какое-то время. Этот эффект мы с Докой сейчас будем

использовать. Один человек, в данном случае я, должен на пару

секунд на сайгу навести фару, затем чуть-чуть опустить ее и

осветить узкой дорожкой пространство до животных по прямой.

Сайга освещенное пространство видит, и в окружающую черноту

прыгать не решается. Другой человек, в данном случае Дока,

должен бежать в обход сайги – фара у него сзади и окружающие

предметы в темноте ночи он видит, а куда бежать – я сайгу

постоянно подсвечиваю, зеленые огни ее глаз не заметить

невозможно. Еще ему желательно не шуметь и использовать

сколь возможно рельеф местности. В большинстве случаев,

животные начинают чувствовать со стороны света какую-то

подляну, и начинают от его источника, то есть от фары, уходить,

но не в окружающую черноту, а по освещаемой мною дорожке. И

движутся не быстро, постоянно на свет оглядываясь. Стрелок

должен подбежать к ней сбоку и в освещенную полосу не

выскакивать, но иногда такого не получается, либо пугает ее

шумом. Тогда сайга бросается сломя голову в непредсказуемом

направлении и все, можно сказать ей вслед досвидание. Но в

пятидесяти процентах подбежать к ней на выстрел получается.

В полукилометре от лагеря мы с Докой останавливаемся,

выбираем камни, на которые можно присесть и на них

устраиваемся. Нужно немного подождать, полной темноты. Я

понадежней прицепляю к себе аккумулятор с Урала – на ремень

через плечо и шнурком по поясу, Дока отбирает понравившиеся

патроны, рассовывает их по карманам в только ему понятной

последовательности. Наконец все, можно двигать.

Включив фару, я с минуту просматриваю пространство

впереди и по сторонам до горизонта. Пока никаких зеленых

огоньков, значит сайги нет. Фару выключаю, молча идем в

темноте метров двести. Останавливаемся, я фару включаю,

осматриваем окрестности. Никого и ничего. Снова вперед.

Через час, когда вел луч света по горизонту, впереди

вспыхнули зеленые огоньки. Есть! Семейка голов в двенадцать,

стоит на месте, смотрит на нас (потому и горят глаза), пока

далеко. То убирая с них свет, то вновь освещая, идем в сторону

стада вдвоем. Стоит на месте, от нас уже метрах в четырехстах.

Разделяемся: Дока забирает левее и шустро скрывается в

темноте, я беру вправо, и двигаюсь…не быстро, периодически

сайгу освещая.

Уже от меня метрах в двухстах, уже не только глаза горят,

а и саму хорошо вижу и даже слышу пофыркивание. Дока себя

никак не проявляет. Останавливаюсь – приближаться к сайге мне

больше нельзя. Через пять минут зеленые огоньки задвигались –

сайга почувствовала опасность. Медленно начала от меня

уходить. Я за ней, теперь стараясь освещать пространство

левее, что бы направить животных в сторону Доки.

Подворачивает, вперед в темноту идти не хочет. Теперь

стараюсь осветить пространство сзади ее, что бы впереди была

темнота и сайга остановилась. На какое-то время

останавливается, и … кидается галопом направо, не обращая на

темноту внимания. И сразу выстрел: одна падает, остальные уже

далеко и не останавливаются. Освещаю фарой упавшую, вижу,

как из темноты подбегает Дока, над ней склоняется.

«Местная сайга», - Дока дергает животину за шкуру, -

«еще не полиняла, волос короткий, коричневый, и держится

крепко», - пришлая сайга, то-есть северная, должна быть с

длинным серым волосом, который выдирается легко. Что бы волк

– а это главный для сайги хищник – схватив животное, получил

бы только шмат выдранной шерсти, а не богатый обед.

Через полчаса, в темноте ночи, мы шагали в сторону

лагеря, сменяя друг друга под тяжестью рюкзака. Пять часов на

охоту, от выхода из домика, и до возвращения в него. Пять часов

недобранного сна! Владимир заворочался в кровати, сонно

прогундосил:

«Как дела? Принесли чего-нибудь?»

«Работку тебе принесли!» - «обрадовал» его Дока, -

«Будешь завтра шашлыки делать, а мы», - подмигнул мне, - «в

кроватях валяться, к ним готовиться!»

«Молодцы», - не возмутился, и тихо засопел в уже и для

нас привычном состоянии невосприятия мира.

Часть тридцать четвертая.

Утром гринписовец самостоятельно поднялся пораньше,

затопил печку – это мы поняли, когда проснулись – и занялся

мясом. Причем с удовольствием – лицо, когда попал нам на

глаза, светилось благородной улыбкой, в предвкушении

наслаждения. В столовой долго шептался с Варей, и та ему

поддакивала, утвердительно кивала головой.

«Вместо ужина у нас шашлык будет», - присел к нам с

Докой за столик, - «Варя днем мясо замаринует – я его в домике

оставил, порезанное», - сообщил с важным видом, на нас не

глядя, и подвинул к себе поближе миску. Мне и Доке оставалось

лишь улыбнуться.

Пару часов в карьере я проработал в обычном темпе,

потом начал поклевывать носом, а на перекурах глаза уже

непроизвольно закрывались. Ночной недосып вылезал наружу.

Владимир пытался меня смешить, но это у него плохо

получалось, вернее, мною не воспринималось положительно, и