Интеллектуальный язык эпохи: История идей, история слов
Шрифт:
Связь истории этих двух понятий — личностии субъекта— оказывается в силу этого двойственной, соответственно тем аспектам значения, которые слово субъект приобретает в истории русского языка [213] . Взятый в негативном смысле, субъектвыступает как противоположность личности. Если личностьвключает признаки активного, творческого начала, то «слово субъектприменяется к лицам страдательным, пассивным, неразвитым, ограниченным и т. д.». Уже к концу XIX века складывается стабильная форма употребления слова субъект«для обозначения человека отрицательных свойств, низменных качеств» [214] . Иначе говоря, набор признаков, составляющих понятие личность(в смысле неповторимой индивидуальности), резко контрастирует с набором признаков, с помощью которых описывается субъект. (Ср.: «Ну, все — товарищи хоть живые личности, не такие затхлые субъекты, как здесь».) [215]
213
Мы
214
Сорокин Ю. С.Развитие словарного состава русского литературного языка в 30-90-е годы XIX века. М.; Л., 1965. С. 437.
215
Толстой Л.Зараженное семейство.
С другой стороны, если понятие субъектавключается в активный словарь того или иного автора и задается набором не пейоративных характеристик, то и в этом случае он означает «реального, конкретного индивида» [216] . Таким образом, «проблема субъекта», в том виде, в каком она занимает западную философию со времен Канта, — как можно прояснить структуру самореферентности сознания, заключающую в себе и аспект индивидуальности («мое сознание»), и аспект универсальности («сознание вообще»), — в истории русской мысли, за редкими исключениями, не формулируется. Обозревая корпус текстов русской философской традиции в целом, можно сказать, что теоретическая рефлексия понятия субъектазанимает в ней совершенно незначительное место по сравнению с рассуждениями о «личности», «человеке» и «душе». А одна из самых интенсивных дискуссий рубежа XIX–XX веков — полемика между народниками и марксистами о роли «субъективного метода» в социальных науках — вообще обходится без обсуждения понятия субъект.
216
Даже столь абстрактные выражения юридического языка, как «спор хозяйствующих субъектов», приобретают характер иронического эвфемизма, обозначающего конкретные экономические и властные группировки или даже отдельных индивидов.
Поэтому можно констатировать, что понятие субъекта в русской философской традиции является совершенно нефункциональным. С самого своего возникновения в русском языке оно отмечено игнорированием тех теоретических мотивов, которые обусловили радикальный семантический разрыв с традицией, произведенный кантовским понятием субъектаи закрепленный немецкой идеалистической философией, сделавшей невозможным возвращение к прежней, докантовской метафизике.
Между тем определение субъектав истории русской мысли осуществляется посредством набора оппозиций, заимствованных как раз из докантовской метафизики: общее — частное (единичное); реальное — являющееся (субъекту) иллюзорное; внешнее — внутреннее. Причем повсеместно оба члена соответствующих оппозиций толкуются как два класса предметов или два типа реальностей. Вследствие этого понятие субъектаоказывается попросту излишним, не дающим никакого семантического и концептуального расширения по сравнению с понятиями «души», «личности» и прочих элементов семантического поля персональности.
Истолкование «субъекта» подчиняется логике рассуждения, в силу которой «субъект» мыслится преимущественно как предмет, как некое реальное «существо», конкретное сущее (ens reale) — в первую очередь как «отдельный человек», правда, в абстрактно-пассивном аспекте, что делает это понятие, учитывая также и его «латинское» происхождение, негативно коннотированным уже на уровне общелитературного языка.
Практически во всех русских толковых словарях, включая философские словари и энциклопедии, это понятие разъясняется через понятия «предмет», «личность», «человек» и «индивид».
Ср.: « Субъект— лат. предмет; всякое лицо, вещь, о коих говорится» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. 2-е изд. Т. 4. С. 353).
« Субъект— лат. subjectum, от subjicere, подвергать. Предмет, подлежащий действию другого» (30 ООО иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с объяснением их корней / Сост. А. Д. Михельсон. М., 1866).
« Субъект, 1) в теории познания — человек, познающий внешний мир (объект) и воздействующий на него с целью подчинения своим практическим потребностям» (Большая советская энциклопедия / Гл. ред. О. Ю. Шмидт. Т. 53. М., 1946).
« Субъект, — а, м. 1. В философии: познающий и действующий человек, существо, противостоящее внешнему миру как объекту познания. 2. Человек как носитель каких-н. свойств ( книжн.). […] 3. Вообще о человеке (обычно отрицательно характеризуемом) ( разг.). Подозрительный, странный с. Болезненный с.[…]» (Толковый словарь русского языка / Под ред. С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой. М., 1992).
При этом в общелитературной семантике особенно подчеркивается иронически-пренебрежительный характер такого обозначения: ср. « Субъект( ирон. пренебр.) — о человеке» [217] .
Литературные свидетельства такого словоупотребления многочисленны и восходят к 40-м годам XIX века, то есть к периоду, когда это слово входит в широкий оборот, вызывая многочисленные негативные реакции у ревнителей чистоты русского языка. Причем в семантике слова «субъект» наблюдается переход от нейтрального обозначения человека как предмета наблюденияк обозначению, содержащему неодобрительную, ироническую, осуждающую оценку.
217
Михельсон М. И.Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии. Сборник образных слов и иносказаний. Т. 1–2. СПб., 1896–1912. № 893.
Ср. пример нейтрального значения «субъекта» как существа претерпевающего, то есть как «предмета»:
«Зачем же я тогда вам так понадобился? Ведь вы же около меня ухаживали? — Да просто как любопытный субъект для наблюдения».
Ср. пример негативной коннотации термина:
«Теперь XIX столетие. У всякого свое самолюбие есть! Я хоть и маленький человек, а все-таки я не субъект какой-нибудь и у меня в душе свой жанр есть! Не позволю!»
В философском дискурсе складывается аналогичная ситуация. Вернее, в силу своей определяющей роли при вхождении слова субъектв русский литературный язык философский
дискурс и оказывается, по всей видимости, связующим звеном широкого распространения реалистической семантики субъектакак обозначения человека в предметно-страдательном аспекте.«Он был лет 50, из духовного звания, по фамилии Ивин; считался студентом, […] учился […] сначала в школе, потом в кельях у какого-то Префекта, наконец в передней у Ректора и кончил академический курс. Это — такой субъект в смысле новейшей Логики, в котором всеобщий ум человеческого рода только лишь выявился; для дальнейшего же своего раскрытия перешел в другие субъекты» [218] .
218
Исмайлов Ф. Ф.Взгляд на собственную жизнь. М., 1860. С. 42.
Уже у русских шеллингианцев можно встретить подобное словоупотребление, свидетельствующее о том, что понятие субъект немецкого идеализма воспринимается ими в смысле предмета, которому приписываются свойства и способности. Примеры этому можно найти у Д. Велланского в его «Пролюзии к медицине» (1805) и «Опытной, наблюдательной и умозрительной физике» (1831). Следуя терминологически за натурфилософией Шеллинга и даже впервые создавая шеллингианскую терминологию по-русски, Велланский толкует субъект как реальный источник деятельности, противостоящий объекту как мертвой «вещественности». Тождество («идентитет») [219] объекта и субъекта представляется как единство двух видов реальности, двух миров — «существ» и «веществ» [220] . На данную тенденцию указывает и Г. Шпет, цитируя работы шеллингианца И. И. Давыдова, в которых обнаруживается «психологистически-теистическое извращение понятий объекта, субъекта и абсолюта»: «Мир чувственно постигаемый, objectivitas, „для краткости“ (sic!) называется природою; дух, созерцающий внешние предметы и себя, subject-object, „просто“ (!) человек» [221] .
219
«В самой сущности, нет вещей вне меня — Ego с Универсом в совершенном идентитете; и различие между оным и окружающими его предметами есть обманчивое, или показывающееся только в индивидуалитете— подобно как различие цветов в призме есть один оптический призрак» ( Велланский Д.Пролюзия к медицине как основательной науке. СПб., 1805. С. 17).
220
«По силе существенного единства представляющего субъектас представляемым объектом, все находящееся в Природе действует и пребывает; но по значению самопознательного образования сущности, один мир произошел в качестве субъективногодействия, а другой в свойстве объективногобытия; и первый состоит из одушевленных существ, а последний из бездушных веществ» ( Велланский Д.Опытная, наблюдательная и умозрительная физика. СПб., 1831. С. 14).
221
Шпет Г. Г.Сочинения. М., 1989. С. 110.
Не составляет исключения в этом отношении и творчество В. Г. Белинского, которому принадлежит заслуга широкого публицистического распространения терминов «субъект» и «объект» в русском языке. У Белинского нередко встречаются формулировки наподобие следующей: «Два противоположные друг другу предмета — мыслящий (субъект) и мыслимый (объект)» [222] .
Весьма важным в русской философской семантике «субъекта» и «субъективного» становится историософский мотив, который уже с 30—40-х годов XIX века сплавляет обсуждение собственно философских проблем с рассуждениями о месте и предназначении русского философского дискурса перед лицом европейского. Причем именно интерпретация семантики терминов «личность», «субъект» и «индивидуум» в смысле реальных сущностей оказывается риторической основой для обвинения западной мысли в «субъективизме» и противопоставления ей «универсального» или «цельного» русского философствования.
222
Белинский В. Г.Идея искусства// Полное собрание сочинений: В 13 т. М., 1953–1956. Т. IV. С. 587–588.
Суждения на эту тему многочисленны, но стереотипны: «одностороннее развитие личного ума» (А. С. Хомяков) [223] , «этот самодвижущийся нож разума, этот отвлеченный силлогизм, не признающий ничего, кроме себя и личного опыта, этот самовластвующий рассудок» (И. В. Киреевский) [224] , « преимущественное стремление к личной и самобытной разумностив мыслях, в жизни, в обществе и во всех пружинах и формах человеческого бытия» (И. В. Киреевский) [225] , «у западных народов преобладает начало личности, индивидуальности» (архим. Феофан Авсенев) [226] , трансцендентальный субъект как «аномалия отвлеченной мужественности» (В. Ф. Эрн) [227] . В хор осуждения «субъективизма» включались порой и авторы, в общем не склонные к историософским спекуляциям славянофилов, например Вл. Соловьев (субъект — «самозванец без философского паспорта») [228] или Г. Шпет.
223
Хомяков А. С.По поводу Гумбольдта // Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. Т. 1. М., 1910. С. 156.
224
Киреевский И. В.Критика и эстетика. М., 1998. С. 269.
225
Киреевский И. В.Собрание сочинений. Т. 2. М., 1861. С. 24–25.
226
Архимандрит Феофан Авсенев. Из записок по психологии // Сборник из лекций бывших профессоров Киевской духовной академии архимандрита Иннокентия, протоиерея И. М. Скворцова, П. С. Авсенева (архимандрита Феофана) и Я. К. Амфитеатрова. Киев, 1868. С. 138.
227
Эрн В. Ф.Сочинения. М., 1991. С. 325.
228
Соловьев Вл.Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1988. С. 781.