Интендант третьего ранга
Шрифт:
– Просто. Ты привез нас в Кривичи, и мы в первый же вечер пошли к Кагановичам. Единственная еврейская семья в деревне, Мойша работал ветеринаром в колхозе. Он однофамилец Лазаря Кагановича, но всем намекает, что родственник…
– Ну и что?
– не понимал Крайнев.
– А то, что у Кагановича есть дочка, Розочка. Ей всего шестнадцать, но она давно поняла: после войны замуж выходить будет не за кого. Раз - и Давид, как порядочный еврейский юноша, обязан жениться. Он и женился!
– щеки Сони раскраснелись.
– Я осталась одна. Лечу колхозников, они кланяются, а за спиной могут и плюнуть: "Жидовка!…" - Соня
Крайнев не стал ее успокаивать. Ощутив вернувшуюся силу, он овладел ею сидя. В этот раз не спешил, ласкал долго, умело и добился желаемого: она заметалась у него на коленях, застонала от страсти и упала на грудь. Он нашел ее губы, заставил открыть рот и ласкал ее язык своим, пока тело ее сотрясали судороги. Она снова заплакала - в этот раз от радости, и, плача, благодарно целовала его в губы, подбородок, плечи…
– Было больно?
– спросил он, когда они лежали рядом.
– Немножко!
– призналась она.
– Зато потом так приятно!
– она зашарила под одеялом.
– Рана болит!
– пожаловал он, убирая ее руку.
– Не ври!
– надулась она.
– Легкая царапина. Пуля задела сосуд, поэтому крови много. Скоро заживет. Неделю буду тебя лечить.
– Счас!
– возмутился Крайнев, пытаясь встать.
– Буду!
– грозно сказала Соня, прижимая его к койке.
– Пусть только попробуют забрать! Лично застрелю! Здесь я хозяйка!
Он засмеялся и привлек ее к себе.
– У тебя такое сильное, крепкое тело, - сказала она, прижимаясь к нему изо всех сил.
– Наверное, спортсмен?
Он ничего не ответил, только снял ее с себя и уложил рядом - трудно было дышать. Она не сопротивлялась.
– Будешь еще меня любить?
– спросила, пристраивая голову на его плече.
– Обязательно!
– пообещал он.
– Только надо поспать.
– Хорошо!
– согласилась она.
– Ты научишь меня всему, что умеешь?
– Даже больше!
Она чмокнула его в плечо и зевнула. Через минуту она крепко спала. Но когда Крайнев попытался встать, Соня вцепилась в его руку так, что мысли о трубке пришлось оставить. Осторожно сняв голову Сони с левого плеча (рана побаливала), Крайнев повернул ее спиной к себе и обнял правой рукой. Она тут же вцепилась в нее и не отпустила до самого утра…
11
Соня поднялась ни свет не заря.
– Куда ты?
– удивился Крайнев.
– Больные ждут!
– вздохнула Соня.
– Приходят еще затемно - что летом, что осенью…
Крайнев выглянул в окно. Во дворе и в самом деле толпился люд: женщины, дети… Мужчин почти не было.
– Они так до самого вечера?
– К обеду никого не останется!
– сказала Соня, закалывая волосы перед обломком зеркала.
– Разве что срочного подвезут…
Закончив туалет, она подошла и чмокнула его в щеку.
– Лежи здесь!
– погрозила пальцем.
– Увижу в окно, что уходишь, - застрелю!
Крайнев показал ей язык. Соня засмеялась.
– В печке щи и картошка, в шкафчике - хлеб. Не голодай!
– А ты?
– С утра не хочется!
– беззаботно сказала Соня.
– Поработаю немножко, перекушу…
Оставшись в одиночестве, Крайнев некоторое время лежал, но потом решил вставать. Он натянул галифе, обулся и, накинув пальто, вышел на крыльцо. И сразу встретил заинтересованный взгляд десятков глаз.
"Как из маминой, из спальни, кривоногий
и хромой, выбегает… - сердито думал он, пересекая двор.– Кто додумался сортир в дальнем углу пристроить? За домом есть место! Теперь все, зарисовался. Станут перетирать по деревням…"
Возвращаться пришлось через тот же строй больных. В коридоре Крайнев сердито ополоснулся под жестяным рукомойником, утерся и стал обследовать шкафчик. Он был забит едой. Хлеб, яйца в глиняной миске, шматы сала и ветчины - все валялось в беспорядке… "Приносят больные!
– догадался Крайнев.
– А жаловалась…"
Первым делом он навел порядок в шкафчике. На нижней полке нашлась сковородка, в коридоре Крайнев заметил керогаз. Тратить драгоценный керосин на приготовление пищи было расточительством, но печка давно прогорела, а топить ее заново - дело долгое. Крайнев с чистой совестью сварганил себе роскошную яичницу с ветчиной и даже вскипятил чайник. Чай был чрезвычайной редкостью (селяне пили взвары, компоты, морсы), но у него имелся запас. Первое время он сильно страдал без кофе, но потом привык. Кофе жестко ассоциировался с немцами.
После завтрака он почистил зубы у того же рукомойника. От этой роскоши он не смог отказаться, как и от чая. В Городе ему за большие деньги удалось достать несколько деревянных щеток из свиной щетины и несколько коробок зубного порошка. Оделил ими Семена с Настей и Соню с Давидом, остальные его знакомые зубы не чистили. В лучшем случае полоскали рот после еды.
Едва Крайнев покончил с туалетом, как явился Саломатин. Хмуро поздоровавшись, он вяло поинтересовался здоровьем интенданта, затем сел и сердито забарабанил пальцами по столу. Крайнев мгновенно понял, что здоровье интенданта мало волнует комбата, а если волнует вообще, поэтому ответил односложно. Саломатин разговор не продолжил. Так они и сидели: Саломатин у стола, набычившись, Крайнев - на койке, весело поглядывая на гостя. Первым не выдержал Саломатин.
– Не везет мне с бабами!
– сказал сердито.
– Не тебе одному!
– не согласился Крайнев.
– Мне - в особенности!
– возразил комбат.
– Была жена - бросила, нашел хорошую женщину - отбили.
– Зачем позволил?
– укорил Крайнев.
– Надо было - в морду!
– Это запросто!
– Саломатин встал.
– Это мы душевно…
– Поломаем мебель, - упредил Крайнев.
– Соня станет ругаться.
– Пошли во двор!
– Там человек тридцать. Захватывающее зрелище: два начальника на виду у людей бьются изза бабы. Весь район будет говорить! Славный пример для бойцов… Ты ведь запрещаешь им жениться?
Саломатин растерянно засопел.
– Что делать?
– спросил он тоскливо.
– Выпить!
– предложил Крайнев.
– Давай!
– согласился Саломатин и вытащил из кармана бутылку.
Крайнев достал из шкафчика стаканы, порезал на доске ветчину.
– Хорошо кормят!
– заметил Саломатин.
– Сонины запасы…
– Раньше Давид подчищал, - сообщил комбат, - но она с ним поругалась. Другой жук завелся…
Крайнев никак не отреагировал на "жука", и Саломатин разлил самогон по стаканам. Крайнев вздохнул, когда жидкость заплескалась у краев, но спорить не стал. Он пил, поглядывая на комбата. Тот не остановился, пока не осушил стакан, пришлось следовать примеру. Они закусили и, не сговариваясь, полезли за табаком. Курили тоже молча.