Интербеллум

Его рот истязал мои губы, но отпив раз горького вина, я решительно сжимала кулаки и допивала до последней капли. До этого я никогда не целовалась с чародеем и, признаться, в какой-то степени мне было интересно узнать, какого это. Он слегка прикусил нижнюю губу, требуя от меня хоть какого-то ответа, но не получив, обвёл контур языком, отнял ладони и отстранился.

Евгений старался уловить хоть какую-то мою реакцию, но моё лицо окаменело. Ни взглядом, ни мускулом я не выдала переживаний. Будь я импульсивной или же свободной, то кричала, дралась и говорила гадости. Но я молчала и не отводила взгляда. Наконец, он потупился.

Я никогда не была ни с кем так близка, чтобы про меня кто-нибудь сказал: «Да, я хорошо её знал» или «Да, мы понимали друг друга с полуслова». За тридцать лет не нашлось никого, кто бы мало-мальски переживал о моей судьбе. Но, может быть, Евгений хотя бы будет обо мне помнить? Сохранит в памяти образ телохранителя-шамана и пронесёт его через всю жизнь? Пройдут года, и Евгений вспомнит обо мне невзначай, так, случайно, сидя у себя в гостиной и держа за руку жену. И поймёт мой поступок и, возможно, теплое чувство озарит лицо или же злая усмешка искривит губы.

Я разжала руки и медленно потянулась к его голове. Он настороженно следил. Давала ли я надежду? Нет, потому что дни мои были сочтены. Но я давала ему воспоминания. Я хотела, чтобы хоть кто-то помнил глупую Хитоми. Мои пальцы погрузились в волосы цвета серебра. Евгений напряженно замер. Он был очень красив, а волосы столь мягкие, отчего пальцы буквально тонули. И как я раньше не замечала? Хотя нет, замечала, но не придавала значения. Я улыбнулась от приятных ощущений и убрала руку, отступила.

— Тебя не казнят, я все улажу. — Он нежно погладил по щеке и сказал скорее для себя: — Хитоми-сан…

Дверь открылась, и вошел Самойлов.

— Прощайте, — сказала я и склонила голову.

Он ушел без слов.

— Я же говорил, — довольно произнес Самойлов и толкнул в спину на выход, — что ты уйдёшь. Живее, палач заждался.

Я проигнорировала. Психологической атакой меня не сломить. До Санкт-Петербурга меня сопровождал Самойлов и Сергей, остальные телохранители улетели с Евгением. До вертолета я шла под конвоем гимназистской охраны. Двое держали под руки.

— Ты как думаешь, что с ней сделают? — спросил один из них.

Я арестована, но не оглохла.

— Убьют, конечно же.

Глянув в его сторону, узнала в нем Олега, того самого, которого отчитала в столовой на второй день своего приезда. Не забыл.

— Ослабь хватку, все-таки, девушка… — неуверенно заметил первый.

— Забыл, что Самойлов приказал? Для нее нас прикончить, как вздохнуть.

— Абсолютно верно, мальчики, — сказала я, — поэтому меньше болтайте, подойдите к заданию Самойлова ответственно.

Меня затолкали в вертолет. Взлетели.

— Почему ты молчишь? — мысленно спросила я у Альберта. — Когда ты начал мне прислуживать, то не думал, что так все закончится, так… бесславно?

— Я горд, что служу тебе, — ответил куд после минутного молчания. — Тучи рассеются, и снова взойдет солнце.

Мои губы искривила горькая усмешка.

— Я отпускаю тебя.

Дух напрягся. Шаман может отпустить духа, и тот в состоянии уйти, если захочет. Если шаман отпускает духа, то теряет всю свою силу, становится уязвим. Шаман без силы бесполезен.

— Не смей терять веру! Мы не были пока у Демонова, посмотрим, что скажет он.

— Сейчас у меня есть шанс спасти тебя. Я отпускаю тебя.

— А я отказываюсь! — зарычал дух. — Мы разделим участь вместе.

Когда вертолет приземлился, стало понятно — вот он, конец. Питерский воздух ударил в лицо. Ветер заиграл с волосами. Моросил дождь. Меня забросили в машину, и та тронулась с места. Радом со мной сели Сергей и Самойлов, а на переднем месте расположился Бегунов. Мы ехали в особняк на Фонтанке.

— Как настроение?

Мне понадобилось время, чтобы понять, что вопрос Бегунова относился ко мне.

— Не доверяешь Самойлову и приехал проконтролировать?

Тишина в салоне сделалась почти ощутимой. Мы с Бегуновым занимали одинаковые должности: и он, и я были начальниками охраны.

— Мы знаем, на что ты способна, — ответил после раздумий шаман.

Я не думала бежать, бессмысленно спасаться от архонта. Пусть все закончится поскорее. Не будет никакой публичной казни или суда. Наверняка, Демонов прикажет от меня избавиться по приезду, а тело сожгут. Какой печальный конец!

Двери закрылись, отделив меня и Демонова от всего мира. После всего разговор был неизбежен. Но что мне сказать?

На его столе как всегда идеальный порядок — отсутствие ненужных папок, бумаг, посторонних вещей — только ноутбук да пара документов, которые он изучал с присущей ему строгостью.

Архонт не поднял головы, не проронил слова. Я не имела права заговорить. Мы были вдвоем, значит, он хочет покончить со мной лично.

Когда я только поступила к нему в услужение, то дрожала от одного его присутствия — от Демонова всегда веяло холодом и силой, а ещё жестокостью. Невозможно править народами столь долго и не замарать руки. Я всегда это знала и всегда склонялась перед силой, временами оборачиваясь одним из оружий нынешнего режима. Постепенно я стала привыкать, но страх, когда-то заползший змеей в душу, гадливо опрыскивал все вокруг своим ядом, не давая забыть, перед кем ты стоишь.

Тиканье часов было единственным звуком в кабинете. Воздух накалился, от напряжения у меня начало звенеть в ушах, сердце стучало так сильно и громко, казалось, его удары раздавались на весь кабинет.

Но вот Демонов отложил бумаги и медленно перевел острый взгляд на меня. В его темных безжалостных глазах я прочла приговор.

— Рассказывай, — приказал он.

Волна липкого страха окатила с ног до головы. Я задрожала всем телом, как корова на скотобойне. Конец. Он и так все знает, но решил все же допросить лично. Мне не за что спрятаться, нечем выгородиться. Молчание разъедало нутро. Казалось, ещё немного и Демонов сорвётся, набросится и…

Он встал, обошёл стол, приблизился. Я машинально отступила назад.

— И так, — он взял за подбородок и приподнял мне голову, — я жду.

Я удержалась не отвести глаза. Пристальный, ледяной взгляд.

— Владислав Алексеевич, я не могла помешать…я…я…не смогла… — ком встал в горле, в тишине раздался предательский всхлип.

Пальцы больнее сжали подбородок.

— Ты ведь помнишь — я предупреждал тебя.

— Да… я не помешала, — заикаясь, говорила я, — не смогла…

— Не смей лгать мне.