Интербеллум

Хозяин смотрел с прищуром, словно боялся упустить любую мою эмоцию. Таким я его видела нечасто. Помню выражение лица, когда он узнал о помолвке с Елизаветой, как о деле решённом. Тогда из весельчака он превратился в собранного и сдержанного.

Я замялась, подбирая правильные слова.

— Они хотели припугнуть вашего отца, — наконец, сказала я и сделала глоток кофе, почувствовав, как пересохло во рту.

— У отца проблемы?

— Евгений Владиславович, почему вы не попробуете обсудить случившееся с отцом? Если он заметит у вас интерес к политике, то это пойдёт на пользу вашим отношения. Ничто так не порадует Владислава Алексеевича, как ваше рвение.

Он сложил руки на груди, отгораживаясь от меня.

— Кто за всем стоял?

Я пристально посмотрела на него. Через пару десятилетий или раньше правление перейдёт к нему. Евгений имеет право знать, как обстоят дела в государстве, тем более, я была уверена, Демонов не стал бы возражать. Наследник наконец-то проявил интерес к тому, что происходит за окнами его дома.

— Маги. Я смогла выйти на их группировку, теперь они на контроле у Владислава Алексеевича. Боюсь, это не единственная подпольная организация.

— Что с ними будет?

— Их публично казнят в назидание другим.

Хозяин отвёл взгляд в сторону, но неожиданно поднялся с места и направился к окну. Евгений был весь как на иголках.

— Они сказали почему?

Разговор получался тяжелым. Говорить с архонтом, обсуждать детали, быть причастной к расследованию одно, а рассказывать тому, кто не выносит даже вида крови — другое. Я поднялась, пытаясь сбросить чувство дискомфорта.

— Они изменники, Евгений Владиславович. Нарушили присягу.

— Может быть, — вздохнул он. — В чем причина? У них больше прав, чем у шаманов, и все же недовольны.

Но меньше, чем у чародеев, подумала я, но прикусила язык.

— Они проиграли в войне и не смирились.

Евгений обернулся.

— Хотят развязать вторую?

— Этого не произойдёт.

— А что думает отец?

— Всех, кто хоть как-то сопричастен к группировке, репрессируют. — Я помолчала. — Все же поговорите об этом с отцом. Он переживает, поверьте.

Хозяин фыркнул.

— Репрессии не решат проблему. На страхе поданных далеко не уедешь.

— Пойти с ними на переговоры было бы безрассудством. За этой историей следит весь мир. Позвольте вашему отцу разобраться с зачинщиками бунта так, как он посчитает нужным.

— Стало быть, ты поддерживаешь его?

Я нахмурилась. Меньше всего хотелось обсуждать политику, проводимую архонтом, хоть мы и на Камчатке, но у Санкт-Петербурга длинные руки.

— Если эти меры оградят вас, я согласна.

Золотистые брови взметнулись вверх. Он захотел что-то сказать, но был прерван стуком в дверь. С разрешения хозяина вошел слуга и доложил о просьбе Охотникова прийти Евгению к нему в кабинет.

— Он вызывает меня, как нашкодившего ученика? — свысока поинтересовался наследник.

— Семен Афанасьевич приглашает вас на чашку чая, — почтительно отозвался шаман.

— Ну, хорошо. Пусть в мое отсутствие соберут чемоданы. — Евгений повернулся ко мне: — Можешь сходить к Ангеловой попрощаться.

Я склонила голову в знак благодарности. Доедая на ходу салат, я накинула куртку и захватила темные очки с широкой оправой. За дверью на посту стоял Сергей. Он повернул голову на звук открывающейся двери.

— Хитоми? — громче необходимого спросил он.

— Что такое?

— Как ты…когда ты?

— Ночью.

— Ты снова главная? — с надеждой поинтересовался шаман.

— Я и была главной, никто не понижал меня в должности.

— Что здесь происходит?

За спиной Сергея выросла фигура Самойлова. Сергей посторонился, и перед глазами шамана предстала я. Вскинув бровь, я подошла к нему.

— С этого дня наследник под моей охраной. Ты можешь собрать свои вещи. Благодарю за своевременную помощь. Я не забуду.

Он нагло усмехнулся.

— Только Владислав Алексеевич может отдавать мне приказы и, как видишь, он до сих пор не сообщил о кадровых перестановках.

— Ну, разумеется, — понимающе ответила я и вытащила из внутреннего кармана крутки письменный приказ Демонова. — Прочти.

Самойлов вскрыл приказ и пробежался главами по нескольким строкам, после чего перевел взгляд на меня.

— Не сегодня, так в следующий раз ты обязательно уйдёшь.

— Что? — я скрестила руки на груди. — В следующий раз? Я личный телохранитель наследника, куда я могу уйти?

— Вот именно. Ты не одна из нас, ты японка.

Я нахмурилась, сбитая с толку. Причём здесь национальность? Столько шаманов из зарубежья находятся на службе в России, и ни к кому из них нет претензий. Хоть мы разной национальности, но мы один народ, одно государство. Впервые меня упрекали за происхождение.

— Японка не может охранять наследника, в жилах которого течёт славянская кровь.

Несмотря на то, что я являлась телохранителем наследника, в существующей иерархии Самойлов стоял выше, так как был охранником архонта. Следовало промолчать, как того требовали правила, но мне показалось, что унижая в разговоре меня, Самойлов принижает Евгения, чего я допустить никак не могла.

— С каких пор кровь выступает гарантом преданности?

— Можно быть бесконечно преданной, но чужой.

Боковым зрением я видела, с каким интересом нас слушает Сергей. Если в Илье и Романе можно быть уверенной на все сто, то в верности Сергея я до конца не была уверена. Он вполне мог докладывать Самойлову о проделках Евгения.

— А можно быть предателем, но своим, — сказала я и умышленно задела его плечом.

Сначала Бегунов, теперь Самойлов. Бесспорно, это не совпадение, они заодно, вот только в чем кроется причина их ненависти? Потому что я женщина или потому, что женщина-японка? Я не знала своих родителей. Младенцем меня подобрала чистоплотная и жалостливая старушка, у нее я прожила девять лет, а когда та умерла, то, не выдержав побоев сына умершей, сбежала из дому. Два последующих года я побиралась на улице, голодала; зимой, свернувшись калачиком, спала на грязной мостовой, накрывшись каким-нибудь отрепьем. А как-то раз, в лютый мороз, ночью, какой-то незнакомый мужчина, не японец по происхождению, разбудил меня. Я помню, как он сказал кому-то что-то на неизвестном языке, а затем из темноты вышел другой мужчина во всем черном. Он приблизился, прижал к лицу платок, и я потеряла сознание. Пришла в себя уже в поезде, вымытая и в чистой одежде, о которой раньше даже боялась мечтать. Рядом со мною ехали еще четырнадцать девочек, все шаманы. Мужчина, который меня спас от голодной смерти, оказался будущим тренером.

В Санкт-Петербург каждый год поступают сведения о рождаемости по всему миру шаманов, магов и чародеев. Чародеи знают, в каких местах рождаемость больше или меньше, в какие года чаще нужно посещать страны, города и деревни. В Японии рождаемость шаманов стабильна: ни растет, ни падает. Вместе со мной в «Кинжал» приехали четырнадцать японок, четыре из них скончались в первый год. Собственной стране я была не нужна так же, как родителям. Меня вырастили и воспитатели в России. У меня не было желания узнать, кто я и где мои родственники. От меня избавились, как я родилась, так зачем мне их искать? Я была японкой по крови, но в душе русской.