Инженер Петра Великого 5

Развернув чертеж, нанесенный на бумагу ночью, бросил на стол и ткнул пальцем в точку.

— Вот здесь находились мои корабли, атакующие шведский флагман. А вот здесь, — палец переместился к выходу из пролива, — стоял флот господина адмирала. В полной боевой готовности. Я подавал сигналы о поддержке. Флажками и пушечным выстрелом. Несколько ваших капитанов, господин адмирал, видели их. Но вы предпочли пассивно наблюдать. Если бы хотя бы несколько ваших легких фрегатов ударил шведам в тыл, мы бы взяли в плен весь их флот. Весь! Но этого не произошло. Вы не предали меня. Вы предали победу, которая была у нас в руках.

Я замолчал. Апраксин тяжело оперся о стол, не в силах вымолвить ни слова. Он был сломлен не моими обвинениями, а весом собственной ошибки, которую, я был уверен, он и сам осознавал. Меншиков же вперил в меня полный ненависти взгляд. А Петр молча смотрел на карту.

Видя, что адмирал вот-вот сломается, Меншиков уже готовился нанести новый удар, обрушить на меня всю мощь своего придворного красноречия. Он открыл рот, но его голос утонул в другом, спокойном и веском.

— Позвольте, ваше величество.

Все взгляды обратились на Якова Брюса. Мой покровитель, который до этого момента сидел с непроницаемым лицом, поднялся со своего места.

— У Военной коллегии есть некоторые сведения, которые могут пролить свет на действия господина адмирала, — произнес он, раскладывая на столе несколько бумаг. — Это скорее пища для размышлений, Государь.

Он поднял первый лист — копию финансовой ведомости.

— Любопытное совпадение. За неделю до сражения светлейший князь Меншиков перевел доверенному лицу господина адмирала Апраксина весьма круглую сумму. Официально — за поставку корабельного леса для личных нужд князя. Сумма, впрочем, втрое превышает рыночную стоимость всего леса.

Меншиков вскочил, его лицо пошло пятнами.

— Это возмутительно! Мои личные дела не касаются…

— Разумеется, — невозмутимо согласился Брюс. — Но есть и другое совпадение. Письмецо, перехваченное нашими людьми. Оно не содержит прямых приказов, но в ней есть фраза, которая заслуживает внимания: «Надобно проявить должную осмотрительность и позволить ситуации разрешиться естественным путем». Господа судьи, — Брюс оглядел зал, — позволить сражению «разрешиться естественным путем», когда один твой отряд атакует, а весь остальной флот стоит на якоре… Весьма изящная формулировка для смертного приговора.

В зале зашептались. Это был тонкий намек на сделку, на сговор. Петр медленно повернул голову в сторону Меншикова, в его взгляде — холодный, смертельный интерес.

— Вызвать капитана Синявина! — скомандовал Брюс.

В зал вошел высокий морской офицер. Подойдя к столу он принес присягу. Каждый его шаг давался с видимым трудом. Говорить против командующего флотом и всесильного Меншикова — это конец карьеры, а то и жизни, и он это осознавал.

— Капитан, — голос Брюса был мягок. — Видели ли вы сигналы с корабля барона Смирнова?

Синявин сглотнул, его взгляд метнулся к Апраксину, потом к Петру. Он колебался.

— Ваше величество, — произнес он, обращаясь к царю, — я…

— Говори правду, капитан, — строго прервал его Петр. — Как перед Богом.

— Так точно, ваше величество, — наконец выдавил Синявин. — Видел отчетливо. Я доложил господину адмиралу и просил разрешения вступить в бой. Но господин адмирал… он сказал, что барон действует самовольно и приказал держать строй.

— И наконец, — Брюс, видя, что этого достаточно, не стал вызывать второго капитана, давая понять, что у него есть и другие свидетели. — Чтобы окончательно развеять все сомнения в тактической правоте или неправоте барона, я прошу позволения вызвать последнего свидетеля. Того, кто видел бой с другой стороны.

Петр медленно кивнул.

— Ввести!

Двери зала распахнулись. Под конвоем четырех гвардейцев в зал вошел Карл XII. Он был в чистом мундире, без шпаги, его осанка была королевской. Он не выглядел пленником. Он выглядел монархом.

Карл прошел к столу и остановился, окинув всех присутствующих ледяным, презрительным взглядом. Он не смотрел на меня. Швед сел на подготовленное для него кресло. Какой контраст: с соломенного тюфяка тюрьмы в роскошное кресло.

— Как солдат солдату, скажи, король, кто был прав в том бою? — спросил Петр, нарушив тишину.

Петр Алексеевич явно был в курсе именно этого свидетеля, так как только он и Брюс сохранили хладнокровие, остальные же были возбуждены, зал утопал в шуме и гаме.

Карл на мгновение замер. Этот прямой, солдатский вопрос, похоже, задел в нем нужную струну. Его гордость боролась с честностью профессионала. Он медленно повернул голову к Апраксину.

— Ваш адмирал действовал по уставу, — произнес он на немецком, и толмач тут же перевел. А ведь мог спокойно на русском говорить. — Он держал флот вдалеке от зоны досягаемости моих орудий. Он берег людей и корабли. Он ждал. Но война — это действие.

Затем его взгляд остановился на мне.

— А этот человек… не ждал. Он атаковал с дистанции пистолетного выстрела. Его «плавучие кузни» были безумием с точки зрения тактики. Но они лишили меня флагмана и маневра. Если бы ваш адмирал в тот момент, когда я был связан боем, ударил мне в корму своими фрегатами, — Карл сделал жест рукой, словно зажимая клещи, — от моего флота не осталось бы и щепок. Весь флот ринулся ко мне на подмогу, оголив беззащитный тыл. Я бы стоял здесь не один, а со всеми своими капитанами. Ваш барон дал вам шанс закончить все одним ударом. Вместо этого вы судите его. Странные у вас обычаи.

Он замолчал. Его слова, лишенные всяких эмоций, прозвучали как приговор всей системе, которая пыталась меня уничтожить.

Это был ход короля.

Слова шведского короля — эпитафия на могиле заговора, так тщательно выстроенного Меншиковым и его кликой. Лицо светлейшего князя на глазах теряло краски, превращаясь в серую, дряблую маску. Апраксин понурил голову, как бык, ожидающий удара мясника. Он все понял. Все они всё поняли.

И в этот момент поднялся Петр.

Он поднялся медленно, во весь свой гигантский, подавляющий рост, и зал, казалось, съежился под его тенью. Обводя всех тяжелым, свинцовым взглядом, он посмотрел на Меншикова, на Апраксина, на перешептывающихся бояр, на испуганных генералов. Он видел их всех насквозь — их страхи, алчность, мелкие интриги, которые едва не стоили ему победы в войне всей его жизни.

— Так, значит, вот как вы воюете, господа? — вкрадчиво, и от этого стало еще страшнее, заговорил он. — Пока одни русские люди проливают кровь за Отечество, другие, в тепле и сытости, делят шкуру неубитого медведя? Считают барыши? Плетут заговоры?

Шагнув из-за стола, он заставил всех инстинктивно податься назад.

— Ты, Александр! — он ткнул пальцем в сторону Меншикова, который съежился под его взглядом. — Я доверил тебе казну, а ты пускаешь ее на подкуп моих адмиралов! Я доверил тебе армию, а ты мешаешь ей побеждать! Ты, Федор Матвеевич! — он повернулся к Апраксину. — Я дал тебе флот, лучший флот на Балтике, а ты превратил его в стадо трусливых овец! Вы… вы чуть не лишили меня всего! Из-за своей мелочной зависти! Вы чуть не проиграли войну!