Ирано-таджикская поэзия

* * *

Вероломство осенило каждый дом, Не осталось больше верности ни в ком. Пред ничтожеством, как нищий, распростерт Человек, богатый сердцем и умом. Ни на миг не отдыхает от скорбей Даже тот, кого достойнейшим зовем. Сладко дышится невежде одному: За товар его все платят серебром. Проструятся ли поэтовы стихи В наше сердце, зажигая радость в нем,- Здесь поэта – хоть зовись он Санаи - Не одарят и маисовым зерном! Вот что мудрость говорила мне вчера: «Нищетой своей прикройся, как плащом! Будь же радостен и помни, мой Хафиз: Прежде сгинешь ты – прославишься потом!»

* * *

Долго ль пиршества нам править в коловратности годин? Мы ступили в круг веселый. Что ж? Исход у всех один. Брось небесное! На сердце буйно узел развяжи: Ведь не мудрость геометра в этом сделает почин. Не дивись делам превратным, колесо судеб земных Помнит тысячи рассказов, полных тысячью кручин. Глину чаш с почетом трогай, знай – крупинки черепов И Джамшида и Кубада в древней смеси этих глин. Кто узнал, когда все царство Джама ветер разметал? Где Кавус и Кей укрылись, меж каких они равнин? И теперь еще я вижу: всходит пурпурный тюльпан - Не из крови ли Фархада в страсти к сладостной Ширин? Лишь тюльпан превратность понял: все он с чашею в руке,- В час рожденья, в час кончины! Нет прекраснее кончин. Поспешай ко мне: мы скоро изнеможем от вина. Мы с тобою клад поищем в этом городе руин. Ведай, воды Рокнабада и прохлада Мусаллы Говорят мне, что пускаться в путь далекий нет причин. Как Хафиз, берись за кубок лишь при звуке нежных струн. Струны сердца перевиты нежной вязью шелковин.

* * *

Красоты твоей сиянье вспыхнуло во тьме времен,- Так любовь явилась миру, жгучий пламень разожжен. Холоден остался ангел, щек твоих увидев блеск. Хлынул огненным потоком гнев твой, местью раскален. Я хотел от искры этой светоч разума зажечь,- Молнией сверкнула ревность, мир потряс тяжелый стон. К тайнику во тьме приникнуть злобный недруг захотел, Но чудесною рукою был назад отброшен он. Падают удачно кости, радости сулят другим, Как ни кину я на счастье, все на горе обречен. Сердце жаждало прохлады этой розовой щеки, Протянулись пальцы к прядям, туго свитым, как бутон. Стих восторженный составил о любви к тебе Хафиз В день, когда калам усладу вычеркнул из сердца вон.

* * *

Кому удел не тлетворный в тлетворных столетьях дан? Что прочно? – Ладья газелей. Что вечно? – Пьянящий жбан. Возьми же вина в дорогу,- ведь жизнь не сравнишь ни с чем. Путь к раю подобен чаще, и мало на нем полян. Один ли познал я тленность? – ученый, что знает мир, Постиг и свое бессилье, и знаний вечный изъян. Взгляни же премудрым оком на мудрый, бегущий мир: Весь мир, все дела мирские, все смуты его – обман. Достигнуть встречи с тобою мечтала душа моя, Но смерть на дорогах жизни – грабитель и злой буян. Всем ведомо: знак, что роком начертан на смертном лбу, Не смоешь ничем, о смертный, с челом он твоим слиян. Все зданья падут, разрушась, и травы на них взрастут,- Лишь зданье любви нетленно, на нем не взрастет бурьян. Прохожие люди трезвым не встретят меня вовек! О вечность! Хмельная чаша! Хафиз этой чашей пьян.

* * *

Нету в мире счету розам, да одной мне довольно. Тень одна лишь кипариса надо мной – мне довольно. Да избегну богословов! Из весомостей мира Этой чаши, полновесной и хмельной, мне довольно. Видишь волны? Это – образ быстротечного мира. Все постиг я над струистой пеленой – мне довольно. От базара нашей жизни – вся беда нашей жизни. День удачный, за удачным – день дурной. Мне довольно. Не один ты, ты с любимой! Ничего и не надо! Речи милой, с уст которой дышит зной,- мне довольно. Не гони же, я – у двери; божий рай мне не нужен. Переулка, где живешь ты под луной,- мне довольно. На свой нрав, Хафиз, не сетуй, ведь души – той, что сродна Плавным струям и газелям, столь родной,-мне довольно.

* * *

Страсть бесконечна; страстным дорогам нет пресеченья, нет! «Души отдайте!» – страстным другого нет назначенья, нет! Миг зарожденья сладостной страсти – благожеланный миг. В деле отрадном ждать ли гаданья, предвозвещенья? Нет! Нас не страши ты разумом властным, нам подливай вина! К нам не причастен стражи начальник, нам запрещенья нет! Глянуть на лик, схожий с месяцем юным, может лишь чистый взор, В ликах других подобного блеска и обольщенья нет. Сердце Хафиза в горести страждет: сердце твое – гранит. Сколько ни плакал, сколько ни звал я,- нет мне прощенья, нет!

* * *

Те, кто взглядом и прах в эликсир превратят, Хоть однажды на жизнь эту бросят ли взгляд? Утаю от врачей мои скорби. Быть может, За чертой бытия мой недуг исцелят. Мой кумир не снимает с лица покрывала, Что же столько о нем небылиц говорят? И гуляка и постник равны перед богом. Лучше в добрых делах ты найди тарикат. Я-отступник любви, устремленный к Познанью, Стал мужам просветленным поистине брат. Смутно там – за завесой. Когда же завеса Упадет – что увидим? Что нам возгласят? Плачут, внемля мне, камни, и круг прозорливых Слушать повести сердца поистине рад. Пей вино! Даже сотня грехов твоих скрытых Благочестия ложного лучше в сто крат. Я боюсь, что завистники платье Юсуфа Разорвут, чистоту клеветой омрачат. Пусть в руинах окраин пред лавкою винной Толпы рэндов вершат винопитья обряд. Буду втайне скорбеть, ибо чистые сердцем О несчастье н счастье своем не кричат. Пей, Хафиз! Ты едва ль удостоишься встречи… Ведь султанши на жалких бродяг не глядят!

* * *

Мой скудный жребий тяжек, подъем дороги крут, Унижен я пред теми, кто гордостью надут. И, только лишь коснувшись кудрей в безумье страсти, Я гордо выпрямлюсь, не зная рабьих пут. Что делается в небе, у глаз моих спроси ты: Я до утра считаю но звездам без минут. Я в знак благодаренья уста целую чаши - Здесь ключ великой тайны и знанья тихий пруд. И также благодарен рукам моим я слабым: Терзать они не могут насильем бедный люд. Когда в стихах воздал я хвалу винопродавцам, Я мздою справедливой почтил их добрый труд. Ведь ты не пожелаешь поднять меня из праха, Хотя б из глаз катился слезами изумруд! Не укоряй, что плачу я кровью в этих долах: Как муки коз мускусных, удел прозренья лют. Пусть голова Хафиза пьяна, но мне надеждой Иной главы забота и милостивый суд.

* * *

Проповедники, как только службу с важностью в мечети совершат, В кабачках совсем иное – тайно, чтоб не быть в ответе,- совершат. Даже мудрым не понятно: те, что учат отрешеньям весь народ, Сами эти отрешенья, может быть, на том лишь свете совершат. Эти новые вельможи тюрка в мула обращают. О господь! Сделай их ослами с ношей! Пусть на них свой танец плети совершат. Если ты, дервиш, желаешь, чтоб тебе вручили чашу бытия, Это в тайном храме магов – так в их сказано завете – совершат. Красота ее безмерна и влюбленных убивает, но они, Возродясь, ей поклоненья вновь и вновь в среде столетий совершат. Ах, менялы без познаний, с побрякушкой для уздечек жемчуга Вечно путали! Ужели это вновь они, как дети, совершат! «Нет, пусть молвят стих Хафиза,- голос Разума раздался с высоты,- И по памяти пусть это в ночь они и на рассвете совершат!»

* * *

Коль туда, куда стремлюсь, я направлю полет,- Так за дело я возьмусь, что тоска запоет! Сильных мира я бегу, словно зимних ночей, Жду от солнца одного лучезарных щедрот. Благородства не ищи у надменных владык: Прежде чем откроют дверь, жизнь бесследно пройдет. Пусть же сгинет эта жизнь – умерщвляющий ад! Славь, певец, другую жизнь – услаждающий сот! Пожелай, мой соловей, чтоб земля наконец Стала садом, где твой дух к нежной розе придет! Здесь упорство с торжеством в давней дружбе живут: Кто упорство впустит в дом – торжество призовет. Мудрено ли, что всегда беззаботен Хафиз: Вольный странник на земле не страшится тягот!

* * *

Уйди, аскет! Не обольщай меня, аскет! Ах, что мне святости твои и твой скелет! Пыланье роз, пыланье роз меня пьянит. Увы, не вечен аромат и нежный цвет! Приди же, милая моя! Свою любовь В твои я косы заплету среди бесед. Тюльпаном чаша предо мной полна вина: Оно как плавленый рубин! Оно – рассвет! Прекрасней трезвости, друзья, веселый хмель,- О виночерпий, окропи ты наш обед! А ты, о суфий, обходи мой грешный дом - От воздержанья воздержусь я: дал обет! Увы, прошла моя весна… Прошла весна… Я это чувствую по тысяче примет. Но не в раскаянье спасение для нас. Не станет суфием Хафиз на склоне лет.