Иркутск – Москва

«Нет. Понятно, что ни кремлевских звезд, ни Сталинских высоток здесь я не увижу. И горы эти не Ленинские, а Воробьевы. И таковыми, вероятно, здесь и останутся. Зато и дурость росписи „по большой и чистой любви“, когда он был еще мальчик, а она девочка, тоже осталась ТАМ. Но… КАКАЯ же вокруг средневековая ГРЯЗИЩА!.. Хотя, может, всему виной ливни? Тут вчера, похоже, как из ведра поливало. И сейчас потихоньку еще накрапывает…»

А накрапывало между тем все чаще. Мелкие, летучие капельки дождя до блеска лакировали рельсы, шпалы и темно-синие крыши вагонов отошедшего экспресса наместника, скрывающиеся в густом, буром облаке паровозного дыма…

"Вот так. Как тогда, во Владике… Что поделать, женщины обычно ставят перед нами один и тот же вопрос самим фактом своего существования. И их к нам благосклонного внимания. Только каким должен быть мужской ответ? Адмиральский, в частности? Да, простым! Работать надо, черт подери! РАБОТАТЬ. СЛУЖИТЬ. А не перья распушать веером и с соперниками грудью в груди биться. Ум и Дело должны у мужчины всегда стоять впереди гормонов… Некогда грустить. Ну, разве, еще лишь одну минуточку…

Кстати, про «грудью в груди». Не забыть бы намекнуть кому надо, что в здешнем дуэльном кодексе порылся один, на мой взгляд, критический изъян. Надо бы, чтобы господа аристократы решали все споры относительно дам методом тесного общения на ринге при стечении всего полкового или корабельного бомонда. Нефиг нам сокращать офицерское поголовье в преддверии Великой войны из-за юбочных вопросов. Как только на суде чести всплывает шлейф женских духов в любых вариантах: битте, сударики мои, к мордобою. Никаких вам пистолей, шпаг и канделябров. А за вызовы под формальными предлогами, за чем те же юбки скрываются, деклассировать к чертовой бабушке! Хитреньких подлецов в сливках общества и без того хватает…"

* * *

Долго ностальгировать, печально глядя вслед поезду, вновь уносящему Оксу в неизвестность, Петровичу не пришлось. Как и насладиться вдосталь острым, щемящим ощущением дежавю не получилось: его уже заждались. Для перемещения в пространстве до Архангельского, князь Юсупов предпочел варианту «в коляске через Садовое, вкруг Кремля, до Поклонной и дальше, за Кунцево», вариант «паровозиком до Павшина». Так быстрее, теплее, суше и по дороге можно перекусить. Сплошные плюсы, короче. Причем, для всех очевидные. А для Петровича — еще и менее волнительно. Созерцание бытовых реалий Первопрестольной начала 20-го века душевного комфорта ему точно на добавило бы.

На его счастье, супруг сиятельной красавицы Зинаиды, которую в окружении Императрицы все так и звали — «Сияние», от идеи экипажно-гужевой экскурсии через весь город предусмотрительно отказался. Благо система передаточных железных дорог Москвы предлагала более быстрый и комфортный способ добраться до их родовой усадьбы. За что спасибо надо было сказать шефу Юсупова: добрая половина этих путей, связывающих вокзалы и подходящие к ним железнодорожные магистрали, была проложена совсем недавно, в бытность Сергея Александровича на Московском хозяйстве. Не Сталинское метро, конечно, но тоже сделано было с умом, «на вырост», так сказать…

Небольшой, ухоженный, сверкающий хромом и полированной медью локомотивчик был «запряжен» в пару темно-зеленых вагонов с имперскими орлами на дверях. Багаж Руднева и его спутников отправился в первый, где, судя по всему, были спальные места и помещения для прислуги. Второй, куда поднялись гости и сопровождающие — а таковых оказалось четверо: кроме самого Феликса Феликсовича еще два улыбчивых армейских офицера с аксельбантами и стройный, одетый с иголочки юноша в штатском — оказался салон-вагоном. На столах ожидало шампанское во льду, разнообразные закуски, а отдельная уютная курительная с двумя роскошными диванами, на случай необходимости кому-то с кем-то переговорить с глазу на глаз, давала возможность комфортного, приватного общения без помех для остальных пассажиров.

Подняв бокал-другой за встречу и знакомство, общество обменивалось последними новостями и шутками, когда Феликс Феликсович с извинениями перед офицерами пригласил Руднева «пошушукаться о делах наших грешных». И выразительно нахмурив брови, поманил за собой пока не известного Петровичу молодого человека, который присоединился к группе встречавших германского принца и его свиту позже момента официальных представлений.

Когда дверь конфиденс-купе бесшумно скользнув по роликам отделила их от остальной компании, князь Юсупов любезно пригласил Руднева присесть напротив него, у окна, а на долю загадочного юноши досталась лишь холодная фраза: «А ты постой пока…»

«Вот так вот. Интрига, однако… Только вряд ли перед нами сейчас кандидат на "неожиданную, радостную встречу».

— Любезный граф Всеволод Федорович, вижу, Вы несколько удивлены, не так ли? И я тоже удивлен. Необязательностью и безответственностью кое-кого… Увы, женщины обожают баловать своих чад и безрассудно ограничивать отцов в праве на правильное воспитание сыновей. Короче, разрешите мне представить Вам этого вот… этого… бессовестного лоботряса, — Юсупов, тяжело роняя слова, сурово сверкнул взглядом, но Петровичу уже было понятно, что разгневанность эта явно напускная, — моего старшего отпрыска. Своими театральными фортелями деятельно и старательно позорящего фамилию. Прошу любить и жаловать, как говорится… Николай Юсупов…

И не делай мне тут обиженные глаза, пожалуйста! Немцы — немцами, Бог бы и с ними. Но как ты сподобился опоздать на встречу графа Руднева-Владивостокского!? Нашего героя — спасителя Отечества! И где ты был с утра, вообще?! Или опять у коляски твоей все колеса внезапно поотлетали? Во времена твоего деда за такое с кучера шкуру бы спустили!

— Папа… Ну, ты же знаешь здешние московские брусчатки. А уж после таких дождей… и все остальное…

— Что «остальное»? Или хочешь сказать, что Сергей Александрович, и мы вместе с ним, не трудимся денно и нощно для того, чтобы из этого восточно-палестинского базара и его хаотичного человекосплетения сделать приличный Державный город с благоденствующим населением? И не из-за метаний ли по городу под этим потопом библейским он слег неделю назад с температурой под сорок?

— Великий князь, несомненно, подхватил эту мерзкую инфлюэнцу. Как я недавно в столице. Может, даже от вас с матушкой он и заразился, кстати. Вы ведь сами только недавно, как вполне от хвори оправились.

— Господи… Он еще и в медицине теперь разбирается! Николай, хватит перечить отцу во всем! Или не мы вместе с Сергеем Александровичем промокли до нитки, когда он лично помчался разбираться из-за чего встала главная насосная станция городской канализации в такой безумный ливень? Хотя, тебе ведь грешные и грязные дела земные не интересны, только Мельпомены да Талии всякие-разные. Эх, и когда же ты у меня повзрослеешь, наконец?..

— Но, папа, я же не свое мнение в данном случае высказал. Это Миша так полагает, поскольку все симптомы у Сергея Александровича он нашел позавчера те же самые, что и у меня были. А вы с матушкой просто переболели в легкой форме.

— Симптомы… Ты у меня так скоро и по латыни стрекотать начнешь. Как говорится: с кем поведешься, от того наберешься. И, кстати, не Миша, а Михаил Лаврентьевич. Ибо он не просто лекарь, хоть и прекрасный, а военно-морской адъютант Государя. Дружба дружбой, но уважение к должности — прежде всего, сколько раз я тебе говорил?

Эх, Николенька, ну почему всегда, всегда-то ты попереди паровоза? — сменив гнев на милость Юсупов тепло улыбнулся, и в этой сдержанной улыбке высветилась вся отеческая любовь и нежность к своему первенцу, — Взял и разболтал Всеволоду Федоровичу нашу секретную тайну, что его старый боевой товарищ у нас сейчас гостит… Думали, Вам, мой дорогой граф, приятным сюрпризом будет встреча с Вашим корабельным врачом, но, увы, веселой неожиданности теперь не получается, — Юсупов со вздохом развел руками, — Однако, надеюсь, что встречи с другими нашими гостями, и вообще, собравшееся общество, доставят Вам удовольствие в общении.