Ищущий, который нашел

– Ложись, - скомандовала Азот, и я послушно улегся на лавку, продолжая ощущать тряску. Мне хотелось расспросить о железной дороге, о том, что это и каким образом мы едем без лошадей, но Азот приложила палец к губам, давая мне знак помолчать. Я послушно умолк, чувствуя, что во рту пересохло, а нога мерзко заныла. Азот, хватаясь за лавки, пересела ко мне, достала флягу и капнула немного едко пахнущей жидкости себе на руки. Я зажмурился, чувствуя, как быстрые пальцы снимают бинты, касаясь горящей ноги. Боль плавила все мое тело, отдаваясь во всех членах одновременно.

– Больно?
– участливо поинтересовался Лаурон. Мне вдруг вспомнился этот же голос, безумный, хриплый, страшный. Я застонал, невольно смешивая в одно целое боль и ужас.

– Все, я закончила. Неужели так больно? Так, что даже повелитель тьмы стонет?
– усмехнулась Азот, затягивая чистый бинт. Где она только обзавелась бинтами? Я помнил, как шел, долго и бессмысленно, проваливаясь в беспамятство. Потом помнил какую-то душную комнату, суету, толпы людей, громкие, душные, назойливые. Помнил, как мы поднимались куда-то, свистки, большое черное нечто, дымящее и железное, а потом - тишина и темнота.

– Я мог умереть?
– зачем-то уточнил я. Азот кивнула, не отводя взгляда. Она же яшинто, не человек...

– Я не рассчитала, - спокойно отозвалась она, и меня обдало жаром. Все поплыло перед глазами, и я стиснул зубы, пытаясь вырваться из лихорадочного бреда. Да уж, после возрождения моему телу приходится несладко. Скоро я забуду, что такое плотские удовольствия.

– Ты... что?..
– просипел я, приподнимаясь на локте. Вокруг плясали оранжевые искры, беснуясь и сводя с ума, а в голове шумел морской прибой. И все же мысль, охватившая меня, как лесной пожар, не давала мне покоя, буравя мозг.

– По-другому никак. Ты должен был это увидеть, я не ожидала, что ты проявишь такое мягкосердечие и этим все испортишь. Я помнила тебя другим, Виктор, - в холодном голосе звучали нотки разочарования и сожаления. Пятна перед глазами пустились в пляс, насмехаясь надо мной. Я хотел ударить Азот, но не мог встать. Боль в ноге ударила вовнутрь, как отравленный клинок, и я упал назад, стискивая зубы и ощущая, как меня размеренно потряхивает. Лаурон непонимающе смотрел на нас, хлопая большими глазами. Вот наивный идиот!

– Ты дала траву Лаурону?!
– мой голос дрожал. Я смотрел на тонкую шею, смотрел на прозрачную кожу, под которой размеренно пульсировала синеватая кровь. Ну почему, почему опять...

– Так было нужно. Иначе он бы не увидел ее, и нас бы застали врасплох. Зато теперь ты понял, зачем мы его взяли с собой...

– Ты такая же шлюха, как и Жанна! Какого Хогга ты возомнила себя... да кем ты себя возомнила?!
– заорал я, перед глазами смазались лица, и я почувствовал во рту соленый металлический привкус. Последнее, что я услышал, было тихое:

– Прости...

Когда я пришел в себя, я опять увидел перед собой лицо Лаурона. На этот раз я разглядел его острый, капризно вздернутый нос и золотые крапинки в глазах. Лаурон сидел напротив меня и изучал мое лицо. Увидев, что я открыл глаза, он заметил:

– А мы почти не похожи. Азот говорила, ты был красивее, - непонятно к чему он завел эту речь. Об него вытерли ноги, он чуть не умер из-за женской прихоти, а все туда же...

– Вик, она хотела как лучше. Она хорошая, просто не такая, как мы. Я уже привык. Знаешь, меня даже забавляет, когда тебя то и дело пытаются прикончить. Я был невменяемым без травы, а сейчас вроде бы даже получше. И потом, судя по мировой истории, ты вел себя точно так же, только играл судьбами не пары людей, а всем Аркусом, - ехидно заключил он.

– Вик?
– переспросил я, пробуя это новое имя на вкус. Не хотелось признавать, но последняя фраза была справедливой.

– Ну я же твой брат, у меня должны быть кое-какие привилегии. И кстати, почему ты назвал Азот шлюхой? Не сказать, чтобы она сильно переживала по этому поводу, но ты не прав. Она любит меня, - я протестующее замычал, и Лаурон довольно ухмыльнулся: - Понимаю, не верится, что она может полюбить вечно обкуренного истеричного мальчишку, но, поверь, не ты один способен разбивать женские сердца.

Я с недоумением смотрел на брата. Что-то было по-другому. Он был совершенно нормальным и даже неплохим. И на миг мне и правда захотелось стать его старшим братом.

– А где Азот?
– спросил я, оглядываясь. Я постарался вспомнить, как мы забирались в нутро этого железного монстра. Кажется, было много сцепленных комнат, которые называли ва-го-на-ми. Странное слово...

– В соседнем купе. Говорит о чем-то со старым лошадником.

– Ку-пе? Что это?
– уточнил я, пытаясь согнуть ногу, но тут же отказался от этой идеи из-за пронзившей меня боли. Лаурон ехидно хихикнул, глядя на меня, постыдно откинувшегося назад и ударившегося головой о стенку. Причем довольно больно ударившегося.

– Купе - это одно отделение вагона. Представь, что ты внутри железной гусеницы. Впереди - паровоз, в нем находится механизм, и он, как лошадь повозку, тащит всю гусеницу. Понятно?

– вкрадчивый ядовитый голосок напомнил мне о дворцовых учителях, которые в далеком детстве мстили мне за мои выходки насмешками на уроках. На большее полномочий у них не было из-за моего высокого происхождения. И теперь я слышу этот отвратительный тон из уст моего новообретенного братца. Я уже открыл рот, чтобы язвительно напомнить ему об истериках и траве, но остановил себя. Мелочно это как-то. Я даже в худшие свои времена не позволял себе такого. И Азот... напрасно я это. Она спектрум, не человек. Старалась, как могла. Просто я в очередной раз придумал иллюзию и привязался к ней, не желая замечать реальности. Инфантильно и наивно. Пора уже открыть глаза и найти в себе смелость любить все вокруг таким, какое оно есть. Только так можно по-настоящему полюбить. А мои воздушные замки делают только хуже как мне, так и окружающим.

Вдруг скрипнула дверь, неожиданно обычная, как в комнате, и в купе зашла Азот, твердой поступью проходя по трясущемуся полу. Я открыл было рот, чтобы начать извиняться, но Азот обратилась к кому-то, стоящему в проходе:

– Заходите, Лефрем. Он, конечно, не лошадь, но попрактиковаться будет не лишним, - я приподнялся на локте, пытаясь разглядеть того, кого яшинто назвала Лефремом. И разглядел горбатого длинноносого старичка с совершенно седыми, но молодецки вьющимися волосами. Одет Лефрем был в простую одежду, но во всей его позе присутствовала важность, присущая только мастерам своего дела. Лефрем важно вплыл в купе, но пошатнулся и упал бы, если бы Азот не бросилась его поддерживать. Но она не успела - ее опередило юное создание, ворвавшееся, как свежий ветер в комнату, и налетевшее на Лефрема. В итоге почтенный старец полетел на пол, а следом за ним и само создание. Лефрем опустился на пятую точку, громко крякнул и огляделся по сторонам, а создание, оказавшееся девушкой, радостно хохотало, сидя рядом. Лаурон продолжал восседать в своей высокомерной позе, пока Азот, помогающая Лефрему встать, не шикнула на него. Взглядом со мной она принципиально не собиралась встречаться. Хм, интересно, значит ли это, что и спектрумы способны обижаться на нелепые человеческие оскорбления? Как бы то ни было, но разговаривать с ней я и сам не горел желанием. Вместо этого я перевел взгляд на девушку, усаженную Лауроном на сиденье. Она продолжала заливаться смехом. Звонкие, чистые нотки, пусть и не такие серебряно-тонкие, как у Зефиры, напоминали мне что-то из моей прошлой жизни. Но что именно и кого именно, я вспомнить не мог. А только смотрел на хохочущую без остановки девушку, веселую, живую, как ребенок, радующийся каждому вдоху, каждому звуку и каждой секунде.

– Итак, юноша, это вас мне предстоит лечить?
– обратился Лефрем ко мне, бросая суровый взгляд на девушку. Но суровость сменилась едва заметными искорками смеха и улыбкой в уголках глаз.

– Будь серьезнее, не позорь меня, - бросил он, пытаясь сделать голос строгим. А девушка, покраснев, прижала ладони к пылающим щекам и прошептала:

– Извините, пожалуйста, - голос был таким же звонким, как смех. В нем была бесконечная женственность и мальчишеский задор. А глаза говорили - эта девушка, несмотря на детские повадки, гораздо старше Зефиры. Не годами, нет, но что-то в ней было мудрое и достойное. А тем временем, Лефрем, властным жестом отодвинув Азот и Лаурона, присел ко мне на сиденье и потребовал показать рану. Я послушно сбросил колючую простыню, закрывавшую мое обнаженное, многократно перебинтованное тело. Лефрем кивнул Азот, и та послушно подала знакомую мне флягу с жидкостью для дезинфекции. Лефрем протер руки и приступил к снятию бинтов. Я закрыл глаза и сжал кулаки, чувствуя, как с тихим, но отвратительным звуком повязка отлипает от пропитавшегося кровью мяса, висящего по краям раны лохмотьями. Лефрем недовольно нахмурился, разглядывая что-то там, в этой кровавой бездне, а я чувствовал, как бледнею. Запах собственного теплого гноящегося мяса вызывал тошноту. Лаурон молча сидел напротив, не глядя в мою сторону и сосредоточенно изучая пейзажи за окном. А вот девушка мигом вскочила и, держась за плечо старика, рассматривала мою рану без следа отвращения. Я вдруг почувствовал стыд за собственную наготу под этим внимательным взглядом. Но девушка совершенно серьезно изучала место ранения, отпуская комментарии и совершенно не смущаясь.