Исекайнутый

Тем временем Аврелия неспешно прошла чуть вперёд, ступая босыми ногами по изломанной плитке, и остановилась у обломков древнего постамента. Её взгляд скользил по разрушенной кладке, по следам былого величия, теперь погребённого под пылью и мусором.

Вдруг на лице Аврелии проступила тихая печаль. Она будто смотрела не на руины, а на рану, которую оставили на живом теле.

— Энергия искажена, — произнесла она тихо, почти шёпотом. — Она пыталась сопротивляться, но… они всё же внедрили каплю яда. Маленькую. Агрессивную. И она начала растекаться.

Аврелия сделала ещё один шаг. Осторожный, будто входила в святилище, которое само едва держится на остатках памяти. И вдруг замерла. Лицо её просияло, а глаза вспыхнули решимостью.

— Я должна очистить это место!

В следующий миг Аврелия выпрямилась, расправила плечи и медленно подняла руки, словно собиралась обнять весь храмовый двор. Глаза её закрылись, губы зашевелились. Тихо, почти беззвучно, она зашептала слова. Слова, от которых в воздухе что-то дрогнуло, напряглось и — расслабилось.

В следующий миг от её тела разошлась волна света. Мягкого, золотистого, похожего скорее на дыхание утреннего солнца, чем на магию. Она прокатилась по руинам, ласково коснулась обломков, стен, людей, земли, и тут же всё вокруг наполнилось дивным ароматом. Не просто приятным, а каким-то нереальным. Словно здесь одновременно расцвели цветы, испекли хлеб, развесили свежее бельё и зажгли благовония. Воздух стал чистым и каким-то… живым.

Люди вокруг сперва замерли, потом один за другим начали подниматься. Лица очищались от серости, плечи распрямлялись.

— Я… могу дышать, — сказал кто-то.

— Больше не болит… — потрясённо ощупала женщина опухшие пальцы. — Не болит!

А посреди всего этого стояла Аврелия. Сияющая, босая, живая и — чуть пугающая.

— Как же я скучала по этому ощущению… — выдохнула Аврелия.

Голос её дрожал от восторга, словно с трудом сдерживал переполняющее ликование.

Богиня медленно подняла руки ладонями к небу и встала на цыпочки, будто хотела слиться с распростёртым над головой светом.

— Этот храм… Он помнит меня. Помнит свою б… жрицу.

Аврелия обернулась к толпе. Лицо её сияло, на губах играла едва уловимая улыбка, а в глазах вспыхнуло пламя подлинной силы. Её голос, наполненный величием, прозвучал на всю площадь:

— Люди! Этот храм больше не мёртв. Верховная жрица вновь освятила его!

Она раскинула руки шире, словно приглашала всех войти под её покров, и торжественно произнесла:

— Вознесите хвалу Богине Аврелии — и пусть её благословение вновь озарит ваши сердца!

И в ту же секунду кто-то из толпы робко опустился на колени. Следом за ним ещё один. Потом третий. Кто-то молча сложил руки, кто-то зашептал молитву, кто-то просто заплакал, не зная, что именно его тронуло: свет, запах, её голос или то, что впервые за долгие месяцы вокруг стало по-настоящему тепло и приятно. Да, меня тоже проняло…

Так, похоже, Аврелию окончательно понесло. Её явно переполняет не только сила, но и искушение ею воспользоваться. С размахом, как она любит. Если дать ей полную волю, она не остановится. Ещё немного — и начнёт публично вещать о своём божественном происхождении, раздавая благословения налево и направо. Или, что куда хуже, устроит показательные выступления с левитацией над храмом под одобрительные возгласы публики.

И если в первом случае мы ещё как-то сможем выкрутиться — сослаться на метафоры, религиозный экстаз или коллективную галлюцинацию, — то объяснить внезапно парящую в воздухе девушку, не использующую при этом ни гримуаров, ни амулетов, ни других привычных магических инструментов будет… проблематично.

— Так, всё, стоп, — буркнул я, подойдя ближе к богине. — Ты чего творишь вообще? Хочешь за пару минут уничтожить нашу конспирацию?

— Но… храм… Он жив! Я чувствую его! — с искренним восторгом воскликнула Аврелия.

— Ты это чувствуешь, я это чувствую… А ещё это чувствует Люцианна, которая следит за каждым нашим шагом. Так что заканчивай со своими спецэффектами.

— Я просто хотела помочь людям! — с надутыми губами возразила она. — Вдохновить их, а заодно напитаться божественной энергией!

— Твоё вдохновение доводит людей до эксгибиционизма, — указал я на одного нищего, который зачем-то стянул с себя рубаху, а затем упал на колени.

— О, жрица! — донеслось оттуда. — Позволь мне остаться в этом храме! Я умею варить отменную похлёбку, которая накормит всех нуждающихся!

— Он не врёт, — поддакнул второй. — Мы в одной палатке спим, всё честно!

— Я могу петь молитвы! — выкрикнула женщина с повязкой на глазу. — Правда, не всегда в ноты попадаю… Зато будет громко!

Аврелия приосанилась, как будто всерьёз подумывала взять кого-нибудь в помощники. Я же тяжко вздохнул, подошёл вплотную и, склонившись к её уху, ледяным тоном прошептал:

— Если немедленно не прекратишь, я призову сира Григора и скажу, что это ты тут у нас занимаешься некромантией. Поверь, от такого пятна репутацию потом не отстираешь даже святой водой.

Аврелия метнула в меня внимательный, почти скептический взгляд, будто взвешивала, способен ли я действительно исполнить свою угрозу.

Несколько томительных мгновений — и свет вокруг неё начал постепенно угасать. Сияние, словно внимая здравому смыслу, медленно растаяло, а божественная аура осела, как лёгкая пыльца, оставив после себя лишь тёплое послевкусие.

Сразу стало прохладнее, будто спала тонкая тёплая вуаль, и мир вновь стал обычным. Хотя, к счастью, благоухание не исчезло. Но стало слабее. И теперь оно не резало чувства, а ласково окружало. Наверняка впервые за всё время в этом месте стало действительно приятно находиться.

— Вот же блин, — буркнул кто-то из толпы. — Я уже почти уверовал…

— Холодно, блин! — крикнул парень без рубахи. — Эй, кто стащил мою одежду?!

— Вот и отлично, — вздохнул я. — А то ещё чуть-чуть — и мы бы начали собирать пожертвования. И мне бы пришлось забыть о героических поступках: переквалифицировался бы в твоего бухгалтера.

— Думаю, что Эрик подходит для этого дела куда лучше, — задумчиво произнесла Аврелия, будто всерьёз задумалась над этой идеей. — Он и деньги считать умеет, и в оборот их умело пустит.