Искатель, 1998 №7

— С какой стати? — Натаниэль сделал удивленное лицо. — Я о нем вообще узнал только из газет.

— Из газет? — Инспектор прищурился.

— Откуда же еще? Хотя нет, кажется, сначала я услышал о нем по радио. Что ты на меня так смотришь, Ронен? Мой круг интересов знаешь: рогоносцы, мелкие жулики. Я вовсе не собираюсь отбивать твой хлеб.

— Зато я твой — собираюсь, — бесцеремонно сказал инспектор. — Так ты говоришь, она позвонила тебе в четверть третьего? И ты сразу все бросил и поехал?

— А мне и бросать-то особо нечего было. Мертвый сезон, как говорится, мелочевка.

— Нашли пулю, инспектор, — сказал один из полицейских.

— Покажи… — Инспектор повертел в руке сплющенный кусочек свинца. — Что скажешь, Натан?

Розовски осторожно взял пулю.

— Семь и шестьдесят пять, — сказал он. — Ари Розенфельд был убит из револьвера того же калибра.

— Да? В какой, интересно, газете ты прочитал такие подробности?

— В «Вестях», — не моргнув глазом, ответил Натаниэль. — Русская газета.

Вряд ли Ронен выучит русский язык специально, чтобы уличить бывшего начальника во лжи.

— Н-да… Точно, семь шестьдесят пять, — сказал инспектор Алон, возвращаясь к пуле. — Только револьвер Розенфельда, слава Богу, уже ни в кого не может выстрелить, поскольку лежит в отделе баллистической экспертизы у нас в Управлении.

— Действительно, слава Богу.

Ронен Алон повернулся к подчиненным.

— Что с отпечатками пальцев, Шимон? — спросил он незнакомого Натаниэлю полицейского.

— Ничего, кроме отпечатков убитой — никаких следов, — ответил Шимон.

— А на чашках?

— Вообще никаких следов. Стерты. На одной — след губной помады. А у убитой губы ненакрашены. Помаду тоже пытались стереть, ее почти не видно.

— Ясно… — Он снова обратился к Натаниэлю: — Ты говоришь, разговаривал с ней в четверть третьего?

— Да.

Алон обратился к Бен-Шломо:

— Нохум, ты можешь сказать, когда произошло убийство?

Доктор, осматривавший тело убитой, выпрямился и с сожалением покачал головой.

— Почему здесь не работает кондиционер? — с досадой спросил он.

— Ты меня спрашиваешь?

— Да нет, но при этой температуре и влажности очень легко ошибиться. Сейчас я могу сказать только, что смерть наступила между десятью часами и тремя.

— Ничего себе разброс! — Алон посмотрел на Розовски, нахмурился. — Что ж, будем исходить из твоей информации. Позвонила в четверть третьего, ты вошел в номер…

— В двадцать минут четвертого, — подсказал Натаниэль. — Или около того.

— Значит, в четверть третьего она еще была жива. То есть кто-то сюда вошел в течение того часа, что ты добирался, верно? Кто это мог быть?

— Кто угодно, — ответил Розовски. — И никто конкретно. Но впустила она знакомого. Во всяком случае, некоторое время они беседовали, — он кивнул в сторону столика. — Видишь, даже успели выпить чаю.

— Да, верно. Хотя это могло произойти раньше.

— Могло, — согласился Розовски.

— Шеф, в сумке документы, — сказал Дани.

— Покажи, — инспектор раскрыл папку, быстро, но внимательно перелистал документы. — Ты знаешь, что это? — спросил он Натаниэля.

Розовски заглянул в папку.

— Обычные документы репатрианта, — ответил он. — Джентльменский набор. Свидетельство о рождении, свидетельство о браке, о разводе, о смене фамилии.

— А вот это? — Ронен показал на пожелтевший ветхий листок с обтрепанными краями. — Какая-то архивная бумажка. Что это?

Натаниэль усмехнулся.

— Очень важная бумажка, — сказал он. — Видимо, ей пришлось подтверждать свое еврейское происхождение. Справка из Архива МВД. Выдана в 1946 году, сразу после войны.

— Ясно, — инспектор Алон закрыл папку. — Разберемся в Управлении… Получается так, что некто вошел, прямо от порога выстрелил в нее и тут же ушел… Какие выводы можно сделать из этого?

— Он должен был ее знать. Прямо с порога в незнакомого человека не выстрелишь. И потом, вовсе не с порога. Он вошел в комнату.

— Можно просто запомнить по фотографии, — возразил Ронен.

— Тоже верно. Во всяком случае, он должен был точно знать, что Соколова в номере одна.

— Возможно… — Ронен поднялся. — Пойду, побеседую с портье. Составишь компанию?

— Если хочешь. Только учти: я с ним уже разговаривал.

— Когда?

— Прежде чем подняться в номер.

— Зачем?

— Хотел немного ознакомиться с ситуацией. Я ведь не был знаком с ней, — он кивнул в сторону кровати.

— И что же?

— У Соколовой сегодня был посетитель, если верить портье — только один. Он ушел значительно раньше — в половине одиннадцатого.

— И больше никого не было?

— Портье больше никого не видел. Но это достаточно условные показания.

— Что значит — условные?

— То и значит. У них сегодня прием пассажиров из «Бен-Гуриона». С самого утра. Он так мне и сказал: «Если меня не спрашивали о жильце, я не могу помнить точно, был посетитель или нет».

— Ты что, допрашивал его? — хмуро спросил Алон.

— Бог с тобой, нет, конечно. Так… поболтали немного.

Инспектор задумался.

— Так, — сказал он. — Все равно, я должен допросить его. Дани, — обратился он к одному из полицейских. — Опроси соседей. И вызови санитаров, пусть забирают тело… Не может быть, чтобы никто не слышал выстрела.

— Стрелять могли из пистолета с глушителем, — заметил Розовски.

— Тут очень тонкие стены, — возразил Алон. — Даже выстрел из пистолета с глушителем мог быть слышен. Нам важно знать, когда именно произошло убийство.

Розовски покачал головой.

— Ты прислушайся, Ронен.

— А в чем дело?

— Послушай, послушай.

Они на мгновение замолчали Из-за стен доносились многоголосые крики, детский смех, грохот передвигаемой мебели.

— Как думаешь, в этом балагане можно что-нибудь услышать?