Искры
Шрифт:
– Шестой час.
– Не было новостей? – спрашиваю я, хмурясь.
– Нет, – качает головой Илья. – Но я уверен, что все будет хорошо. Тёма – сильный парень. К тому же я торчу ему десять косарей до зарплаты, а долги он никому не прощает.
Я улыбаюсь. У меня слезы накатываются на глаза.
– Поспи еще, – предлагает он, – или съезди домой, прими душ, переоденься.
– От меня что, так сильно воняет? – спрашиваю я, принюхиваясь к своей одежде.
– От нас всех такой духан стоит, что посторонние в приемном не задерживаются, – говорит Илюха, усмехнувшись.
И он прав. На всех
– Я никуда не поеду, пока мне не скажут, что Артём будет жить, – тихо, почти жалобно выдавливаю я. – На его месте мог быть любой из нас, – с силой стискиваю руку Ильи. – Обломки упали туда, где секунду назад проходила я. Если бы мы только двигались быстрее…
– Ну, перестань, – он обнимает меня и прижимает к груди.
– Кажется, я слышу голос Бати, – пищу я, размазывая слезы по лицу.
– Да, Петрович приехал несколько часов назад.
– Что? – Я выпрямляюсь. – Он реально здесь?
– Разговаривает с начальником в коридоре.
– Боже, – смахиваю слезы с лица, шмыгаю носом. – Он не должен видеть меня в таком состоянии!
– Батя уже видел тебя спящей, велел мне следить, чтобы никто тебя не потревожил. А еще он привез парням перекусить и поговорил с врачами, – Илья многозначительно двигает бровями, – не только об Артёме. Заставил врача, который тебя осматривал, чуть ли не поклясться, что с тобой все в порядке и никаких травм нет.
– Узнаю его.
– Он и каждого из нас спросил о самочувствии. Пока не убедился, что у меня просто ушиб, не отстал.
– Мне нужно спрятаться, иначе придется клясться, что у меня точно ничего не болит, – стону я, предвкушая встречу и разговор с отцом. – А потом он начнет уговаривать меня перейти в диспетчеры и миллион раз повторит, что предупреждал и был прав!
– Думаю, любой отец хотел бы, чтобы его дочь занималась чем-то, что не подвергало бы ее жизнь опасности, – пожимает плечами Илья. – Так что его можно понять.
– А как насчет того, чтобы дочь была счастлива? – спрашиваю я, лихорадочно приглаживая ладонями волосы. – Может, я не самый выдающийся пожарный, но временами у меня получается быть полезной.
– Временами? Брось. – Илья сжимает мою ладонь в своей руке. – Все видят, как ты стараешься. И все знают, что ты выкладываешься по полной. На каждом выезде. Ты ничуть не хуже любого из нас. Ты занимаешь свое место в расчете по праву. И это ты сегодня спасла Тёму, вытащив его из-под завала. Все это знают.
Мой желудок скручивает в узел от страха.
– Что, если все это напрасно? Что, если травмы слишком…
– Ты сделала все, что от тебя зависело, – заверяет он. – Теперь все в руках врачей.
– Мне страшно, – шепчу я так тихо, чтобы никто не услышал.
– Мне тоже, – едва слышно признается Илья.
– Тащить манекен не то же самое, что тащить человека, – говорю я, всхлипнув. – Мужчину. Я… не знаю, откуда у меня взялись силы.
– Адреналин, – понимающе кивает он.
– Я все время прокручиваю в памяти свои
действия. Вдруг можно было избежать этого? Вдруг можно было сделать больше… лучше…– Нет, не копайся в себе. Никто не сомневается в тебе, Ева.
– Эй, боец, – перед нами вырастает фигура моего отца. – Ну, как, держишься?
Я поднимаюсь с кресла и обнимаю его, сдерживаясь из последних сил, чтобы не разрыдаться. Обмякаю в его объятиях, превращаясь в маленькую беззащитную девочку, которой нужно, чтобы ее погладили по спине и пожалели. Но только на мгновение, затем собираю волю в кулак, делаю глубокий вдох и отстраняюсь. Кто бы только знал, как я благодарна Петровичу за то, что в этот тяжелый момент он не сюсюкает со мной при всех, не зовет Пуговкой или Принцессой и не вытирает пальцем слезы, дрожащие в уголках моих глаз.
– Нормально, – хрипло говорю я, выбираясь из его объятий. Папин внимательный взгляд из-под бровей выдает волнение. Мне хочется извиниться за то, что заставила его переживать, но сейчас не та ситуация, в которой следует показывать слабость. – Как ты узнал?
– Мне сообщили.
– Кто?
– Старые связи, – отмахивается Батя.
– Необязательно было приезжать, со мной все хорошо, – уверяю я. – Видишь?
– Мне что, уже и беспокоиться за тебя нельзя?
– Мог просто позвонить, – вздыхаю я. Даже если Петрович не сюсюкает, этот диалог у всех на виду все равно выставляет меня слабой папиной дочуркой.
– За ребят я тоже беспокоился, – взмахивает руками отец.
– А я ушиб плечо, – вклинивается в разговор Илья.
– Сейчас Батя подует на ранку, и все пройдет, – насмешливо бросаю я.
Не знаю, что на меня нашло. Наверное, этот день меня доконал. Или я просто устала от того, что все мои сослуживцы в полнейшем восторге от отца, заглядывают ему в рот и готовы есть у него с руки. А мне от него не добиться и крошечной похвалы. Даже если совершу подвиг, получу чертову медаль и добьюсь признания всех старших товарищей, он не признает, что я достойна этой работы! Ар-р-ргх! Как бесит!
– Прости, – сокрушенно выдыхаю я, мотнув головой после паузы, вызванной моей резкой фразой. – Тяжелый был день. Я… – До боли сдавливаю пальцами виски. Пытаюсь решить, что делать. Не могу больше оставаться на месте: – Мне нужно умыться.
И ухожу в уборную, не дождавшись от них комментариев.
В туалете я просто рыдаю у зеркала. Слезы текут ручьем. Может, я действительно слабая? Может, эта работа не для меня? Ощущение такое, будто вся тяжесть мира сейчас лежит на моих плечах. Мне так плохо, что кажется, будто сейчас вытошнит. Наклоняюсь, зачерпываю ледяную воду, умываю лицо. Горячие слезы смешиваются с прохладой, и уже неясно, что именно обжигает щеки.
– Это мужской, – вдруг раздается голос за спиной.
Я выпрямляюсь. Вижу в отражении Царева. Лев выходит из кабинки и идет мыть руки к соседней раковине.
– Я по привычке, – говорю, всхлипнув.
Смотрю на себя в отражении. Глаза красные, веки припухли. Теперь для всех будет очевидно, что я рыдала. Умываюсь еще раз, но это не помогает прийти в себя. Истерика как будто в самом разгаре.
– Иди сюда, – говорит Лев. Разворачивает меня к себе и крепко прижимает к груди. – Поплачь.