Искупление грехов

По всей стене, круша галерею, ломая стены икалеча людей, стебли опадали. Твари слабели, теряя силу и скорость. Добивали их по всей восточной части. Остатки жителей Линга, шедшие на приступ, были за короткое время безжалостно вырезаны. С ворот лилось масло и падали камни, не давая приблизиться неприятелю. Первый штурм подошёл к концу. Вокруг в разреженном от мудрости воздухе звучали приказы, стоны, крики.

— Десятники! Собрать отряды!

Пятнашка, Ша-арми, Эр-нори, Нож… Где Хохо? Хохо на стене. Живой. Он сидел, держась за сломанную ногу, и тяжело дышал.

— Десяток Хохо! Кто там заместитель? — кричал я, подбегая к другу. — Носилки для десятника! Командование передано. Стройтесь!

— Трое ранены! — доложила Пятнашка.

— Двое, — это уже Ша-арми.

— Го-лани убит! — я обернулся к Эр-нори. — Трое раненых.

— Все целы, — это Нож.

— Убитого и раненых вниз! — резко приказал я, борясь с першением в горле. — Быстрее! Что встали? Потом простимся!.. Или, думаете, алхимики тоже там оплакивают потери? Живо!

— Ладна, Зенка, соберите девочек, бойцов возьмите — раненых в казарму!

— Сли-и-изни!!! По стене!!! — крик разносится со стороны северного бастиона. Я высунулся за зубцы, и по шлему прилетел камень, но главное увидеть удалось — по стене ползли огромные слизни.

— Камни! Вниз! Десятники, прикрываемся щитами и проверяем, где сбрасывать. Кто с камнями — не высовываемся!

Вместе с нашествием слизней снова раздался гул со стороны ворот — их опять пытались выбить. И снова поднялись из тумана стебли. Имперский солдат неподалёку от нас неожиданно перескочил через зубцы и упал вниз с отчаянным криком. Ещё один, чуть подальше, развернулся к своему соседу и рубанул по нему мечом. Пузо сделал шаг к Фуке — та попыталась вытащить меч, оскалилась. Но боец мягко развернул её спиной к себе и ударил по затылку щитом. Девушка опустилась на настил. Раненых ещё несли вниз, а на стене уже разгорался новый штурм.

Теперь алхимики пытались пробить защиту не только силой, но и изменениями. То тут, то там впавшие в бешенство бойцы кидались на своих. Под стенами раздавались мерзкие шлепки, когда очередной слизняк падал на землю под градом камней. Летели зажигательные стрелы, впиваясь в растущие побеги. Те извивались, опадая и утаскивая за собой слизняков, а на их месте уже росли другие. Ворота сотрясались от ударов. Ломались брёвна галереи, вокруг летели щепки, камни, стрелы, брызги слизи — которая прожигала одежду насквозь и разъедала кожу. И снова, и снова на нас накатывали языки тумана, пытаясь опутать стены, но бессильно растворялись в воздухе.

Мы отбились. Не сразу, нелегко, с потерями и ранами — но отбились. Я смотрел, как оставшаяся на ногах половина отряда уносит другую половину отряда. Временно нас прикрыли строители Воргота. Сам он в помятом доспехе стоял рядом и тяжело дышал, опираясь на рукоять двуручного топора.

— Что это за твари? — спросил он. — Которые на стену лезут?

— Животные, — объяснил я. — Бывшие. Скотина, собаки, кошки[4]. Дикие из лесов, полей…

— Богатая фантазия у алхимиков этих, — Воргот кивнул. — Как же зверушек испоганили…

— А людей не испоганили? — удивился я.

— Люди, Шрам, они себя сами поганят без всяких алхимиков, — Воргот устало вытер пот с лица. — С людьми стараться не надо.

— Что… и нас так же могут? — задумавшись на секунду, я поймал мысль Воргота. — Ну да, могут…

— Во-о-от! — Воргот вздохнул. — Немножко лести, немножко боли, немножко власти. Мало кто со временем не превратится в чудовище. И без всякой мудрости. А животных жалко…

[4] Первое — большое мохнатое животное, тявкает, воет и используется для охраны дома. Второе — что-то среднее между земной кошкой и лаской, милое, вредное и злобное… Но пусть будут собаки и кошки? Функции те же, отношение — то же.

Третий штурм был самым страшным и отчаянным. Линг ударил всем, что имелось у него в запасе — и на что хватило больной фантазии алхимиков. Взбесившиеся растения, люди с пустыми глазами, изменённая скотина, обезумевшие насекомые и сводящая с ума мудрость. Мне лично пришлось вырубать Пятнашку, которую накрыло «кошмариком». Я оттащил её к лестнице, где и оставил на занятых перевязкой девушек. Я даже не мог понять, кого бояться больше — своих или чужих. В темноте не всегда было понятно, с кем тебе приходится драться.

В какой-то момент я просто оказался на карачках. Руки в месиве на настиле. Рядом ни меча, ни копья — огрызок щита на руке. Подобрал потерянный кем-то топор, заметив его в отблесках пламени — вся галерея горела. Очаги пожаров пытались тушить, но на стену продолжали запрыгивать враги. Я попытался подняться. На меня свалился боец, получивший удар лапой в грудь. Тварь нависла надо мной и получила топором по морде. Расстроилась, отпрянула и поймала боком копьё. Я прополз ещё пару шагов — один из солдат наступил мне на ногу. От боли показалось, что та сейчас сломается — но боги уберегли. Опираясь на остатки столба, ранее державшего настил, снова начал вставать на ноги — и получил камнем в плечо. Встать смог только с третьей попытки, и на меня накинулся человек из Линга. С трудом отбился, потерял щит, но проломил ему череп топором.

А потом всё прекратилось. Туман откатывался от стен, рассеиваясь под лучами восходящего солнца. Его клубы искрились в полумраке, таяли и сжимались. На земле — под стеной — лежали трупы тварей, жителей Линга, защитников крепости, обгорелые остовы растений. Привычная трава перемешалась с островками изменённой, деревья поникли, листва засохла и пожелтела, поля стали похожи на творение безумного художника. Культурные растения почему-то изменению сдавались особенно быстро — и приобретали неприглядный вид.

На стенах добивали остатки противников. Людей брали в плен, оглушали и тащили вниз. Вялых тварей загоняли целыми группами и добивали копьями ополченцы, которым повезло наблюдать за развернувшимся сражением со стороны. На угловых бастионах застыли в неподвижности фигуры мудрецов. Вокруг меня на ногах держалось человек десять. В основном, самые крепкие — большинство или сидело прямо в кровавой каше на полу, или лежало, постанывая.

За этот бой мы потеряли троих. Может быть, я мало общался с каждым из них. Но вместе с ними стоял плечом к плечу и сражался. Го-лани, Лысый и Ао-лени — эти имена у меня встали в один ряд с Колом, Тикой, Рыбоедом, Первым и Шестым. С теми людьми, кого я не смог уберечь.

Посёлок приходил в себя после страшной ночи — вокруг сновали люди, раздавались крики, ехали телеги и носилки с ранеными. Я дошёл до импровизированного госпиталя и помог дотащить пострадавших в нашу казарму. Проследил, чтобы погибших доставили в «холодную» в казармы гарнизона, проведал Пятнашку, опустился на стул в штабе — и в очередной раз подумал, что не пущу её больше ни в один бой… ни в один…

Мрачный лес смыкал надо мной ветви, образуя сплошную тёмную крышу. Приглушённый солнечный свет не мог разогнать глубокие тени, залёгшие между кривыми корнями. Вокруг вздымались стволы деревьев, обхватить которые с трудом могли бы и три человека. Кора деревьев покрыта толстым слоем мха. С крон, между стволами, свисают лианы, обвитые вьюнами. Откуда-то из темноты доносятся рычание и тявканье хищников — и жалобные крики добычи, на все лады оглашающие лес.