Искусственная мухоловка
Шрифт:
Добегу. Добегу. Добегу.
Рывок вправо, влево. Бедро ударяется о ручку двери, электронная карточка скользит по пальцам и падает на пол.
Прямиком к рыжей, но сначала внезапная остановка, разворот, удар по грудной клетке сумасшедшего, чтобы тот затормозил остальных.
Мою шею зажимают две сильных руки. Мой удар по груди оказался слабым, и, вместо того, чтобы отвадить их от себя, я оказываюсь в цепких лапах почти всех сразу. Толкаю монстров локтями, бью по сгибу рук прямой ладонью. Я ещё дышу из-за знания их действий: те, кто был убит,
От рук монстра голова и шея теряет чувствительность, а сил на борьбу не остаётся.
Больно. Дышать нечем. Душат. Окружают. Сжимают.
Мои руки производят удары на автомате. Инстинкт самосохранения трудится безостановочно.
Какой-то предмет падает к моим ногам. Он расплывается перед глазами, но я чувствую, что должна его поднять. Что он поможет отогнать сумасшедших, пока я не сдалась, и не отдала им свою жизнь.
Бью тому, что впереди, по коленям: их физиология осталась прежней, после бью и того, что рядом с упавшим предметом.
Оба подгибаются, мешая другим двум подобраться ближе.
Хватаю рамку для фото с разбитым стеклом, бью одну тварь уголком в глаз. Она рычит как лев, потом громче, щёки начинают кровоточить. Поступаю со второй так же. Рычания множатся, заполняя коридор жутким эхом.
Вырываюсь и опять бегу. Постоянно бегу, боюсь, не замечаю, как плачу.
Перепрыгиваю порог номера рыжей и падаю на кровать под звук захлопывающейся двери.
Я дышу, не могу надышаться. Боль в горле, в солнечном сплетении, в мышцах. Ни слова не выдавить. От слёз одеяло незнакомки мокнет. Мои волосы слиплись, на них кровь сумасшедших. Противно, но нет сил шевелиться.
Приходит осознание, что у монстров необычный запах – грибов, болото, леса.
Но от этого запашка нет погружения в воспоминания о походах, тишине и звёздах.
Только отвращение. Ужас. Шок.
– Тебе легче? – рыжая садится на край кровати, – кладёт ладонь мне на спину и неторопливо поглаживает.
Я не привыкла, чтобы меня касались. С родителями я не обнимаюсь с детских лет. Парня нет уже три года.
Но чужие ласковые поглаживания успокаивают, и всё равно, что я вообще не знаю эту рыжую.
– Спасибо, – шепчу я всхлипывая. Я не хочу плакать вновь, но сдерживаться трудно.
Видеть смерти, спасаться, бежать без остановки, быть убийцей – всё это заплетается в клубок. Но вместо очередных слёз вырывается истерический смех, от которой рука на моей спине передвигается к пояснице.
Я смеюсь так громко, что вздрагиваю. Смеюсь так, что плачу от смеха.
Всё пережитое кажется бредом.
– Один раз я упала с велосипеда, – в мой смех врывается голос рыжей, – я разодрала кожу на ногах, а потом весь вечер ржала от боли.
Познавательно. Ясно, что она имеет ввиду, и от этого смех затихает. И слёзы перестают лить, только вышедшие капли оставляют влагу на пододеяльнике.
– Я, Кайра, – приподнимаюсь на локтях. Упираюсь подбородком в ладони, – если тебе захочется назвать меня "Кар", знай, ты не будешь оригинальной.
– Кар? Как каркают вороны?
Рыжая ложится рядом.
Прям пижамная вечеринка, мешают только окровавленные волосы, лезущие в глаза.
До
поры до времени мы обычные девчонки. А потом снова переступим порог и окажемся в коридоре. Где полно сумасшедших и их жертв.Рыжая улыбается. Я осмеливаюсь её рассмотреть. Волосы длинные, наверное, если будет стоять, дотянуться до ягодиц.
Крыло носа проколото, золотое колечко выглядит стильно.
Куча веснушек.
– Да, да, как каркают вороны… Один мой знакомый постоянно говорил: "Эй, Кар, привет!", "Эй, Кар, как здоровье".
– Он любитель эйкать, – смешок, и я улыбаюсь вместе с ней.
Нет, я не забываю, что там за стенами.
Не забываю, что из отеля нет выхода, и мы заперты. Я ничего не забываю, но так надоело болезненное чувство в области груди. Я даю психике перезагрузиться, а затем снова в путь, искать решение, искать, как связаться с МЧС, полицией, скорой, совершенно неважно с кем.
Мы в месте, где рушится привычная жизнь. Где останутся наши воспоминания. Где останемся мы, даже если окажемся далёко-далёко отсюда.
– И это так бесит.
Молчу, что он влюблён в меня несчитанное количество лет. Это его секрет, который он раскрыл мне раз, и больше никогда не признавался. Отказала. Разбила его. Но Рем не изменил своего отношения ко мне. Не изменился сам.
– Вы друзья, или реально просто знакомые?
Интересно, сколько ещё мы будем делать вид, что всё нормально?
Это так фальшиво.
– Знакомые, скорее всего… ну, может, немного друзья.
Виделись по дороге домой из колледжей – у него колледж недалеко от моего – перекидывались фразами. Виделись в магазине около наших домов. Шли по разным сторонам тропинок – я ловила его взгляды, он моё безразличие.
Сейчас это кажется полным отстоем. Он помогал мне доносить тяжёлые пакеты до дома. Один раз сидели на лавочке перед прудом. Молчали.
Стоит извиниться перед ним.
Замечаю на стуле фиолетовую шапочку и вскрикиваю, поднимаясь.
– Так ты, фиолетовая шапочка!
– Я тебе "Кар" не называла, а ты чего обзываешься?
Она встаёт вслед за мной и закидывает шапочку подальше, будто это что-то зазорное.
– Я запомнила тебя… мы с мужчиной, – не говорю, что оценила её слежку за ним, – вышли почти одновременно и тогда поняли, что все мы в огромной заднице… но тебя я не видела.
Она смотрит в окно. В номерах они не настолько большие, как в коридорах.
– Я спряталась в женской раздевалке… – её признание не вызывает у меня эмоций, но теперь её веснушки разбросаны по красным щекам. – Когда шум стих, побежала к себе в номер.
– Ты молодец.
Похвала звучит саркастично. Лицо рыжей кривится в недовольной гримасе.
– Да, да, конечно… Вы побежали, а я осталась как трусиха!
– Ты осталась, как здравомыслящий человек. Мы кинулись с ним на непонятные звуки, даже не включив голову. Я вообще думала грабители, и, если увижу их, побегу обратно, чтобы найти укромное место, – я грустно смеюсь, – а в таком случае лучше спрятаться сразу, и не высовываться. Ну да, у меня ещё был вариант войны, – смеюсь ещё громче, но также наигранно, – ты сделала всё как надо. И спасла мне жизнь, между прочим.