Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Нельзя отрицать, что Гумбольдт предлагает свое учение о внутренней форме, не обезопасив его ни от концептуализма, ни от кантовского субъективизма. Когда Гумбольдт отмечает, что к одному и тому же предмету мы относим разнообразные понятия и выражения, а потому и словесные формы его также многообразны, он этим только отрицает, что онтические формы могут быть названы внутренними формами слова. Но что же он утверждает?
– Как звуковая форма, развивает Гумбольдт свою мысль, связана со словообразованием, так обозначение понятия связано с его образованием. У понятия имеются свои внутренние признаки, для которых артикуляционное чувство находит обозначающие звуки. Это имеет место даже при обозначении телесных, чувственно-воспринимаемых предметов, ибо и в этом случае слово не эквивалентно предмету, а лишь концепции (AufFassung) его в языковом акте (Spracherzeugung) в определенный момент словонахождения. «Слон», -мы уже знакомы с этим примером, - в санскрите называется то «дважды пьющим», то «двузубым», то «одноруким», — подразумевается (ist gemeint) один предмет, обозначается несколько различных понятий. Язык, таким образом, воплощает (darstellen) не предметы, а самостоятельные образования в акте языка, понятия их. Именно об этом образовании, поскольку оно рассматривается совершенно внутренне, как бы предшествующим артикуляционному чувству94, и идет речь.

Humboldt W. . Ueber die Nferschiedenheit des menschlichen Sprachbaues... § 11. S. 109. Ср. толкование этого пассажа у Март и. См.: Marty . Untersuchungen zur Grundlegung der allgcmeinen Grammatik und Sprachphilosophie. Prague, 1908. Bd. I. S. 159. Марти прав, различая классификацию одного и того же предмета, через подведение его под различные понятия, от различных методов обозначения одного и того же понятия. Только я думаю, что если первое есть логический акт, связанный с чистым конципирова-нием, то второе.
– именно внутренняя форма слова, - есть также логический акт. связанный со словесным и понимаюшим (уразумевающим).

На основании этого всего можно утверждать, что Гумбольдт целиком примыкает к формуле Аристотеля: звук - понятие - вещь, а, толкуя средний термин формулы как субъективное образование (на основе «субъективного восприятия»)95, разрешает вопрос в духе и букве концептуализма. Такой результат может нимало не противоречить кантианству. Сущность последнего - не в отрицании приведенной формулы, а в ее упрощении и перестановке значений составляющих ее терминов. Упрощение началось задолго до Канта, пожалуй, со времени Локка, когда трудности средневековых споров между реалистами и номиналистами пытались рассеять психологической фикцией глухонемых процессов мышления и когда, в концептуалистических объяснениях, формула из тройственной превратилась в двойственную: понятие — вещь. Кант принял ее, как исчерпывающее разделение, превратил в дилемму и перетолковал в том смысле, что понятие не есть отражение вещи, а, напротив, спонтанное создание ума, составляющее закон, которому подчиняется вещь, как явление. Новые, специфически связанные с кантианством затруднения вытекают из раздвоения самой вещи на вещь в себе и явление, но в нашем контексте они менее важны и менее интересны, чем создающаяся, при кантовском способе разрешения дилеммы, трудность «подведения» чувственного многообразия явления под чисто интеллектуальное понятие. Как раз здесь особенно наглядно видно принципиальное значение учения о внутренней форме. Оно дает средства радикально покончить как с затруднением Канта, так и, независимо от субъективистических источников этого затруднения, с исторически накопившимися апориями словесно-логической проблемы. Вместе с этим, надо заметить, оно дает почву для радикальной реформы всей логики. К этому мы еще вернемся (стр. 427 сл.); а теперь остановимся на разъяснении Гумбольдта, независимо от предпосылок концептуализма и субъективизма.

Отнесение внутренней формы к сфере понятия или, как говорит также сам Гумбольдт, к сфере интеллектуальной, еще не означает их отожествления. Структура понятия, в особенности мыслимая в диалектическом процессе его образования, сложна, и поэтому необходимо точнее указать и положение внутренней формы в структуре понятия, и роль ее в его образовании. (I) Внутренняя форма не могла бы называться формою, если бы имелось в виду, в том или ином отношении, само содержание «чего-нибудь», будь то объективный смысл, субъективное представление или субъективные же чувственные элементы восприятия. (II) Больше того, внутренняя форма, по роли ей принадлежащей, не может быть и относительною формою, т.е. формою, кото

" СР.: «Denn das НЪ/t entsteht ebcn aus dicser Wahrnehmung, ist nicht ein Abdrack dcs ^egenstandes an sich, sondern des von diesem in dcr Scclc erzeugten Bildes». Цит. по: Humboldt W. v. Ueber dic dcs menschlichen Sprachbaucs... S. 72.

рая в ином отношении, но в том же плане, рассматривалась бы как содержание. Она претендует на то, чтобы быть своего рода абсолютною формою, формою форм96, высшею и конечною в системе и структуре форм словесно-логического плана. Последние в своем совокупном многообразии могут, конечно, рассматриваться по отношению к этой высшей форме форм как содержание. Но, чтобы ее самое превратить в содержание, необходимо перенести рассмотрение в иной план значений, отношений и формальных связей.

(I) Как ни очевиден, по простоте своего формального определения, первый тезис, на нем нужно остановиться, чтобы раскрыть его действительный смысл. Второй тезис говорит положительно о безотносительной форме, в то время как первый противопоставляет ей некоторое как бы безотносительное содержание («чего-нибудь»). Но, что означает это последнее?
– По определению Гумбольдта, действительным содержанием языка является, с одной стороны, звук вообще, а с другой стороны, «совокупность чувственных впечатлений и самодеятельных движений духа, предшествующих образованию понятия с помощью языка91. Такое содержание потому и может быть названо абсолютным, что оно, строго говоря, лежит за пределами собственного словесно-логического образования, до него, или является само понятием пограничным. Оно, следовательно, в структуре слова занимает место, в смысле этого последнего определения, аналогичное оптическим формам вещей, о которых слово что-нибудь сообщает. Как эти формы, так и названное содержание, не входят в состав самого слова, как такого, хотя так или иначе на его структуре отражаются. Но только характер чувственных восприятий («чувственные впечатления»), представлений, чувственные эмоции и душевные волнения, вообще все самобытные движения духа, суть процессы субъективные, присущие данному эмпирическому лицу, и лишь ему одному, хотя бы и определенные тем, что по отношению к нему яв

% То есть формою форм данности, как чувственной, так и смысловой, и равным образом, как звуковых форм слова, так и онтологических. При абстрактном (от слова) рассмотрении мышления, в определении понятия формы форм, высшей формы, получаются качели, - от мышления к слову, и обратно. Например, Штейнталь утверждает, что по отношению к различению формы и содержания мысли язык остается «чисто формальным: содержание и форма мысли одинаково для языка составляют

содержание.---Язык - форма для того и другого одинаково; они не различны для

языка». Цит. по: Steintlml . Grammatik, Logik und Psychologie, ihre Prinzipicn und ihr Vfcrhaltnis zueinander. BrL 1855. S. 361. С тою же убедительностью можно утверждать, что для абстрактной логики форма и содержание языка - одинаково содержание, поскольку она подводит их понятия и суждения о них под свои отвлеченные схемы. В нашем структурном анализе, при сохранении в полной неприкосновенности конкретного характера словесно-логических форм, высшее и «абсолютное» положение внутренних форм определяется их единственным, направляющим положением в структуре слова-смысла. 07 Humboldt W. . Uebcr dic Vferschiedenheit des menschlichen Sprachbaues... S. 60.

пяется объектом, тогда как онтические свойства и отношения суть отношения предметные, т.е. от душевных переживаний лица независимые. Но нетрудно видеть, что это весьма принятое противопоставление объекта и объекта, заимствованное из эмпирического определения психологией своего предмета, с точки зрения более общей и более формальной, например, логической и методологической, отпадает, так как для нес «лицо», «эмпирический субъект», и пр., есть такой же объективный (ни от какого «субъекта» не зависимый) предмет, как и предмет физики, как всякое «вещество», «материя», «тело».

Если и это кажется ясным, то тем самым устраняется из принципиального обсуждения вопроса всякая апелляция к психологии. Все, что есть психологического в слове и понятии, точно так же относится к содержанию и сообщаемому, как и все вообще сообщаемое о мире материальном и телесном. Психология и занимается соответственными сообщениями, они же входят в состав обычных жизненных сообщений и в состав мировоззрений, но везде - как специальное содержание. Психология языка есть все-таки психология, а не лингвистика и не философия языка, - как житейское сообщение о состоянии (например, здоровья и самочувствия) субъекта, переживающего языковой процесс, есть сообщение о душевном состоянии субъекта, а не об объективном языковом факте или отношении. Когда Гумбольдт рассуждает о характере языков (§ 20), об их индивидуальных, национальных и прочих особенностях и различиях, он говорит о различии мировоззрений, выражающихся в этих особенностях, прежде всего, со стороны их исторического, социального и психологического содержания. Когда Гумбольдт, затем, дает свое классическое разъяснение того, что следует разуметь под «пониманием»98, и поясняет, как при наименовании, например лошади, мы, имея в вицу одно и то же животное (один и тот же предмет) подстааляем, однако, разные представления, «более чувственные или рассудочные, более живые, как некоторой вещи, или более близкие к мертвому знаку и т.п.», он этим пояснением только затемняет собственное понятие внутренней формы. Это пояснение невольно сопоставляется с вышеприведенными примерами разных названий слона в санскрите, и все это должно толковаться согласованно. Не только «звук», не только объективно-онтическое содержание, но и душевные переживания говорящего, — сферы для слова, как такого, как условия общения, запредельные. Как выше (стр. 372 сл.) была устранена возможность толковать внутренние формы, как нечто лежащее в составе объективного значения, на том основании, что последнее есть само офор

"ч Это разъяснение содержит в себе in nuce теорию действительной внутренней фор-м'|. формы понимания, как такого. См.: Humholdt W. . Ueber die Vferschiedenhcit des "ttnschlichen Sprachbaucs... S. 209.
– См. цитату из Гумбольдта, взятую эпиграфом к Настоящей работе.

мляемое, так здесь мы ведем к тому, чтобы показать невозможность вовлечения их в состав субъективного со-значения, на том основании, что последнее запредельно по отношению к самому объективному содержанию, и в лучшем случае, для последнего - только акцидентально. Речь идет здесь о самодеятельных движениях души, «предшествующих образованию понятия и слова и сопровождающих его, т.е. о психологическом содержании, а не о движущих этим образованием внутренних формах. Самая характеристика субъективных «представлений», как более «чувственных», «живых» и т.п., есть характеристика психологическая, не при-ложимая к описанию словесной формы, одинаково законодательствующей и в переживании «живом», и в переживании «бездушном». Процессы представления могут психологически разно объясняться, в зависимости от того, будем ли мы иметь дело с презентациями, репродукциями, воспоминаниями, зрительными или иными образами, быть может, с патологическими фантасмами, но от этого нимало не зависит не только один и тот же предмет, о котором сообщается, но и объективный смысл сообщения и направляющая его, столь же объективная, форма".