Исповеди на лестничной площадке

Обида сквозила в ее голосе, когда она рассказывала мне об этом: Андрей с Анной откровенно считали ее недостойной их сына, относились пренебрежительно и подозревали, что с помощью замужества она просто хочет устроиться поближе к столице.

– А у свекрови совсем крыша едет, - жаловалась Вера, округляя глаза, - я говорю свекру, что она свихнулась, а он мне не верит, смеется, а ведь это правда. Вы вот мне тоже не верите, но это правда, она сумасшедшая.

Как раз я была дома в будний день и Вера ко мне постучалась, она забыла ключи от квартиры, в которой, как назло, никого дома не оказалось.

Вере не хотелось сидеть на ступеньках, как это регулярно делали подростки, и она поднялась ко мне.

Мы пили чай, и она снова все прокручивала и прокручивала бесконечную магнитофонную ленту своих жалоб на безумие свекрови.

– Да это у нее пройдет, - уверяла я.
– У нее сейчас плохое время, климакс, он бывает, вызывает у женщин сдвиги. Ей бы успокоительное попить.

– Да ведь к врачу надо идти, а они не идут. И она ведь на мне отыгрывается, гнобит меня, совсем житья не дает.

Пару раз Вера заглядывала ко мне без предлога забытых ключей, видимо, когда в семье становилось невыносимо, она шастала к соседям, чаще к Семену с Натальей, а если их не было дома, приходила ко мне.

Приходила с бутылкой, выпившая, или трезвая, с печеньем к чаю. Сидела на кухне, извинялась с пьяной настойчивостью, что зашла.

Я ушла в комнаты за вазочкой для печенья, а потом неожиданно вернулась на кухню и застала ее наедине с самой собой и такая беспризорность была в ее позе, бесприютность отчаяния, что мне не по себе стало. Плохо приходилось этой молодой женщине, а возвращаться к родителям с ребенком, где, наверное, и работы нет, ей не хотелось, и жить здесь с ненавидящей ее свекровью тоже становилось день ото дня труднее.

***

Жизнь показала, насколько Вера была права, утверждая, что ее свекровь не в себе

У Анны Николаевны была страсть: она любила ходить за грибами.

Ее хозяйственный муж копался на огороде, или с курами возился, а она одна ездила тут недалеко, на Некрасовскую, и там собирала грибы. По Савеловской дороге леса еловые, грибные, как за Лобню заедешь, в любой лесок иди, в сезон что-нибудь да найдешь.

Вот она и ходила, и никогда пустой не возвращалась, все тропки-дорожки в лесу знала, лет двадцать в одном и том же лесу грибы собирала.

А тут ушла и пропала. Пошли в милицию, а там, известное дело, пока три дня не пройдет, заявления не принимают.

Ходили всей семьей, искали, все надеялись, что она сама выйдет, но она не вышла.

***

Небо было синего цвета, такого интенсивного, которое бывает в Подмосковье только при северном ветре. И ветер шумел, раскачивая ели, и казалось, что они не просто качаются, а падают вниз, грозя раздавить вторгшегося в пределы их вековых владений человека.

Анна Николаевна лежала на траве и глядела в синее небо уже давно, сколько, она не помнила.

Сейчас драные ватные обрывки облаков плыли по небу, а когда она решила присесть и отдохнуть, их не было совсем, небо было чистым, бездонным, и голубым.

Лежать было удобно, мягко на траве, только назойливо пищал комар, долго кружился, а потом сел на щеку Анне Николаевне. Она не стала его убивать, а отогнала взмахом ладони.

Она попыталась собрать мысли, нужно было напрячься, и что сделать, и сделать обязательно, но завороженная высотой неба, она никак не могла сосредоточиться и понять, в чем именно заключалось это важное дело.

Кажется, она собирала грибы, и довольно много собрала, она вспомнила, что корзина тянула ее вниз, и она устала ее тащить.

Должна была выйти к маленькому лесному ручью, вдоль которого тянулись заросли крапивы и малинника, а на противоположному берегу густились поросли ивняка, она помнила их узкие свисающие вниз листья, но почему-то не вышла.

И сейчас лежала, и хорошо ей было, легко лежать. Она закрыла глаза, а когда открыла, было темно, тихо, цвет неба поменялся на ультрамариновый, ветер угомонился, ели не качались, но звезд не было: накрапывал дождь.

Анна Николаевна заплакала, ей стало жаль себя, такую маленькую, одинокую, брошенную в лесу.

Страха она не испытывала, думала о том, что ночью никуда идти не надо, тем более, домой: с утра она поссорилась с невесткой, потом с мужем и ушла. Хотела уйти на целый день, побыть одна, и она бродила, заглядывала под елки, срезала подберезовики. Пусть испугаются, что меня нет, что я потерялась, думала она, но мысль не приносила радости. Не было и утренней злости на Веру; она перестала плакать, закрыла глаза, перевернулась на бок, и поджала коленки к животу, так ей было теплее. Ночь надвинулась прохладная.

Как рассветет, пойду обратно, решила Анна, но с рассветом ничего не изменилось.

Женщина лежала, съежившись, и не поднималась.

Сороки заметили ее, и, чуя неладное, громко верещали, прогоняли чужую из леса.

Несколько раз за день она открывала глаза, слушая сорок, удивляясь их трескучему беспокойству, но ей так лень, так трудно было шевелиться, что она решила не делать этого, а еще отдохнуть, слишком трудной была жизнь, и последние годы какие-то особенно противные.

На следующий день она встала, пошатываясь, отошла к ели, присела пописать. Ей даже хватило сил натянуть штаны, прежде чем она упала. Несколько раз Анна Николаевна открывала глаза, и смотрела на небо, вновь высокое и синее. К вечеру она глаз уже не открывала.

Нашли ее на четвертый день, к вечеру, когда искали с милицией.

На лице ее было выражение спокойного умиротворения, не свойственное ей при жизни.

***

Похоронили соседку.

Не прошло и года, как вдовец Андрей нашел себе новую женщину. Он вообще был хозяйственный мужик, крестьянской закваски, у него не просто был садик-огородик, как у Шуры, а обширные, можно сказать владения и сарай с курами и кроликами. Я как-то покупала у него мешок с куриных пометом, недорого. В засушливые годы у нас в лифте на полу были лужи воды, это сосед таскал ведра с водой с шестого этажа, поливал свой огород.

Жить без женщины ему показалось скучно, квартира ему позволяла, и он привел к себе вторую жену. Тут, конечно, можно размахнуться, дать разгуляться фантазии и придумать, что роман с этой женщиной у него начался еще при жизни жены, а может быть, это была его первая, школьная любовь, с которой он вовремя встретимся в нужный час, в нужном месте, кто знает.

Соседи видят то, что на поверхности, а тонкости и конкретные детали, они ускользают, остаются в памяти того человека, которого это непосредственно касается, а иногда и там не остается, забывается.